Паломничество

Я отбрасываю буклет в сторону, откидываюсь всем телом на подушку и прикрываю глаза. Болит голова, не сильно, но тупо и назойливо. «Это всё из-за жары», — решаю я, однако тут же вспоминаю вчерашний банкет, который устроила администрация отеля в честь прибытия журналисткой делегации. «Наверное, съел что-нибудь не то», — отмахиваюсь от неприятного вопроса. Вопроса, который хочу задать сам себе. Было столько незнакомых блюд, точно, съел что-то несовместимое, оттого и болит голова. Когда я говорю «вчера», то имею в виду, конечно, не меркурианское «вчера», которое было земных полгода назад. Я подразумеваю земное «вчера», земные ритмы, под влиянием которых всё ещё нахожусь, земные сутки и часы, мерно отчитываемые в моём видеофоне. Меркурианцы мне, кстати, нравятся. Славные ребята, общительные и доброжелательные, не то, что те, на лайнере. Те были угрюмые и серые, а эти открытые и улыбчивые. Понятно, конечно, что тут, дома, чувствуют себя в своей тарелке, а на корабле им дискомфортно. И понятно, что на Меркурии не все такие милые и пушистые, наверняка и тут своих подонков хватает, на целом-то Меркурии их, наверное, немало. Но те, которых я вчера видел на банкете (лучше б туда, конечно, не ходил — сейчас бы голова не болела), они мне очень понравились — приятные ребята. Глядя на них, как-то не верится, что всё это шоу — пропаганда и показуха. То есть, элемент пропаганды в этом определённо есть, но не до конца, в основном, мне кажется, ими движет дружелюбие и гостеприимство, я в этом практически не сомневаюсь. Никакой агрессии с их стороны не заметил. Напоминает земные города, где люди, разные в своей культуре и воззрениях, может быть, даже разные по национальности, живут вместе и имеют общие интересы.

Вообще, с чего бы это меркурианцам быть недовольными? «Планета у них — рай, да и только», — размышляю я, а сам вожу рукой в воздухе — просто так, есть у меня такая привычка. Когда меня что-то донимает, всегда вожу рукой в воздухе, словно бы пытаюсь его погладить. Кроме энергии, которую они продают чуть ли не всей Солнечной системе, на Меркурии полно других богатств — руды и прочих ценных ресурсов. Где-то читал, что Меркурий сейчас почти ничего не импортирует с Земли, разве что излишества какие-нибудь. Это, конечно, неправда. Не может быть такого, чтобы на Меркурии было всё, что им нужно. Я имею в виду, разумеется, промышленное сырьё и прочие стратегические вещи. Чего-то всё равно должно не хватать. Да и Меркурий — планета не из бедных, могут себе позволить покупать всё, что угодно. Про это я тоже как-то читал — чуть ли не самая передовая экономика среди всех. Но раз пишут, что Меркурий ничего не покупает у Земли, то доля правды в этом есть, тем более видел это в каком-то солидном издании. Это я к тому, что не с чего меркурианцам быть недовольными. Тем более, насколько мне известно, государственная пропаганда культивирует спартанский образ жизни, для обеспечения которого на Меркурии всё есть. Мол, скромно, непритязательно, но со вкусом: вероятно, отголосок влияния земных санкций, имевших место в истории становления независимого Меркурия.

Я делаю усилие над собой и встаю с дивана. Жарко, очень жарко. Наливаю полный стакан воды и залпом выпиваю. Может быть, Меркурий — и рай прямо под Солнцем, но по мне так очень жарко. Вообще, не люблю жару, больше по душе умеренный или даже прохладный климат, как у меня на родине. Да и к пониженной гравитации ещё не привык, при ходьбе подпрыгиваю чуть ли не до потолка, поосторожнее надо быть. А вот земляне на Меркурии мне совсем не нравятся. Дикари, ей-богу. Зажравшиеся все какие-то, подайте им то-то и то-то, ведут себя развязно и капризно, чванливо. А сами только и делают, что валяются на пляже и плещутся в искусственных озёрах. Озёра тут называют морями, потому что вода в них чистая и солёная, но на самом деле это — никакие не моря, по размерам тянут на пруд в земном парке. На берегу таких вот морей и проводят большую часть времени земные туристы. Я их издали примечаю: если надменный и капризный — значит точно с Земли. Близнецов тут много — это да, и это вполне понятно. Купаются, загорают, а ещё катаются на лыжах. В полярных областях есть кратеры, куда солнечный свет не попадает вообще, либо попадает вскользь. Поэтому там царит вечная зима с естественным меркурианским водяным льдом. Несколько таких кратеров накрыли куполами и устроили там горнолыжные курорты. Говорят, кататься на лыжах в условиях пониженной гравитации — увлекательное занятие, можно выделывать на трамплинах такие пируэты, какие чемпиону на Земле даже не снились. Кроме того, популярным занятием считается альпинизм, а также прыжки со скал. И то, и другое существенно отличается от земных развлечений, но меня это как-то не привлекает, не увлекаюсь этим.

Я выдвигаюсь из номера, параллельно заглядывая в зеркало проверить, как выгляжу. Вид вполне приличный, поэтому возле зеркала долго не задерживаюсь. Неплохо бы перекусить, а при случае и выпить. Пить, конечно, вовсе не обязательно, но чуть-чуть для аппетита пропустить можно. Кроме того, в глубине души теплится слабенькая надежда встретиться со Стеллой. После того случая в баре мы не виделись, а я был бы не против. Стараюсь не думать о ней, но как-то само получается. Вроде навязчивой идеи. На лестнице пожилой швейцар учтиво приветствует, я не менее учтиво киваю в ответ. На его фуражке написано «Шарлотта» — так называется наш отель. Прохожу в холл и останавливаюсь в нерешительности. Дело в том, что не выбрал, куда идти — в легкомысленное кафе, зазывающее яркими вывесками, или в столовую, где, как я слышал, очень вкусно кормят. Холл просторный, широкий, интерьер строгий, может быть даже скудный, совсем как у нас в институте, нет никаких украшений или декора, сплошные стены, даже окон нет. И в этом широком холле, где почти никого нет, стою я и думаю, куда бы пойти. В кафе сейчас наверняка полно народа, вполне возможно, что Стелла как раз там. С другой стороны — что ей делать в кафе? Она ведь прилетела сюда работать, в отличие от меня, а не по кафешкам шляться. Но вероятность встретить Стеллу в кафе есть, его и выбираю. Однако стоит сделать лишь пару шагов, как я почти сталкиваюсь с Кермитом.

— Очень вовремя! — восклицает он вместо приветствия. — А я тебя везде ищу!

— Что такое, Кермит? — удивлённо спрашиваю я. Ничего себе подарочек — ожидал увидеть Стеллу, а тут…

— Идём, а то опоздаем! — Кермит слегка подталкивает меня в бок. — Поезд отправляется от силы через десять минут!

— Какой ещё поезд? — Я приглядываюсь к Кермиту, уж не пьян ли он? Но — нет, он абсолютно адекватен, одет в выглаженный костюм, и взгляд трезвый.

— Экскурсия! Неужели ты забыл? — тараторит он. — Солнечные пляски, карусель… А? Не помнишь что ли? Я тебе место в поезде забронировал, так что бросай всё — иначе опоздаем! Ну же! — Он толкает меня к выходу на улицу — теперь уже посильнее.

— Да не хочу я ни в какую экскурсию! — пытаюсь возразить я, но Кермит уже схватил за руку и тащит к дверям.

— С ума сошёл? Место забронировано, счёт оплачен! Какие ещё «не хочу»? Сам же говорил, что мечтаешь посетить это место, а теперь в кусты? Ну уж нет! К тому же, Стелла тоже едет. Перестань сопротивляться, а то опоздаем!

Глава 8. Мимолётное свидание

— …И тут он говорит: «Салат посыпать кремнием, фосфор не добавлять», — Кермит завершает свой бородатый анекдот, и вагон содрогается от всеобщего хохота.

Шутка старая, затасканная и, на самом деле, идиотская, но все ржут как угорелые. Даже меркурианцы не могут себя сдержать — настолько хорошо рассказывает Кермит. Хотя иной меркурианец, думаю, обиделся бы. Что и говорить — будь меркурианцем, я бы точно обиделся и сказал бы Кермиту что-нибудь резкое. Но Кермит очень хорошо рассказывает, артистично и, как говорят, смачно, поэтому даже наши провожатые-меркурианцы смеются во весь голос. Искренне смеются и хватаются за животы. Кермит — вообще молодец, развлекает всех как может. Я бы даже сказал, что он — душа компании. Клоун, конечно, но именно это всем и нравится. Правда, слушаю его вполуха, невнимательно, стараюсь совсем не слышать. Потому что прямо передо мною сидит Стелла. Какие уж тут шуточки, когда она находится совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки?

Вагончик, в котором едем, устроен по самому обычному принципу: трёхместные сидения расположены попарно, лицом друг к другу. Когда рассаживались в начале путешествия, как-то так получилось, что мы со Стеллой уселись друг напротив друга, на крайних местах возле окна. Совершенно случайно так вышло. И это, разумеется, даёт возможность общаться со Стеллой.

— Какая высокая гора, — вполголоса говорю я Стелле, указывая на желтовато-серую скалу, мимо которой мы проезжаем.

Точнее — не то, чтобы мимо, она находится на расстоянии пары сотен метров от железной дороги. Да и не сказать, чтобы скала очень высокая — так, торчит из земли какой-то булыжник и всё. Но сказать-то что-нибудь надо, вот и приходится высасывать тему из пальца. Очень хочется поговорить со Стеллой, я уже не скрываю того, что она мне нравится.

— Это Вершина Тельмана, — рассеянно замечает Стелла. Говорит так, будто бы не со мной, будто меня и нет рядом. Как смотритель в музее.

— Вот как, — удивлённо говорю и замолкаю. А что тут ещё скажешь? Можно, конечно, поинтересоваться, откуда она знает название, но я не решаюсь прервать её размышления.

Стелла опять нервничает. Примерно так же, как в кафе в прошлый раз. Мысленно она не здесь, а где-то далеко отсюда. Отвечает, как правило, невпопад, пару раз вообще не обращала внимания на мои слова. Взгляд серых, небрежно подведённых глаз бегает, рыщет по вагону, мечется из стороны в сторону, но неизбежно замирает, когда Стелла смотрит в окно на чёрное, полное звёзд небо или на унылую каменистую грязно-жёлтую местность, по которой проезжаем. В руках у Стеллы тонкий изящный браслет, периодически надевает его на левое запястье, через минуту снимает, некоторое время перебирает в руках, потом вновь надевает. Иногда Стелла принимается разглаживать мнимые складки на свитере, рассеянно и отвлечённо, достаточно скоро одёргивается и возвращается к браслету. Сидит она, закинув нога на ногу, то и дело меняя их местами. Напряжённая поза. Стелла почти не обращает на меня внимания, и это даёт возможность получше разглядеть её. Я смотрю на Стеллу и в очередной раз отмечаю, что выглядит она великолепно. Особенно мне нравятся её тёмные волосы, прибранные всё той же широкой бежевой лентой. Может быть, конечно, и не той же самой, может быть, таких вот одинаковых лент у Стеллы несколько, но суть от этого не меняется — очень красивые у неё волосы, и причёска тоже очень красивая. Стелла вновь меняет ноги местами, и мне кажется, что слышу лёгкое шуршание, с которым ткань джинсов трётся о саму себя. Возможно, и не кажется — ведь должна же джинсовая ткань шуршать, когда Стелла закидывает нога на ногу.

— Раньше этот пик никак не назывался, — произносит вдруг Стелла и едва заметно подаётся вперёд. Вот ведь неожиданность — впервые сама заговорила со мной. Да ещё и, пусть чуть-чуть, сантиметров на десять, но приблизилась. Движение почти не заметное, однако меня это ощутимо волнует. — Потом, примерно полтора года назад, в этой местности погибли люди, несколько солдат с Земли. В память об одном из них и назвали эту вершину.

Стелла некоторое время смотрит мне в глаза, и я не могу отвести взгляд от её серых глаз. Сейчас они до жути печальные, просто бездонно печальные. Потом она вновь возвращается к окну, а я понимаю, что нужно срочно менять тему. Грустно, и эта грусть сейчас совсем ни к чему. Когда между нами возникло что-то вроде общего пространства, нужно всеми силами стараться его поддержать. Тем более, рядом опять громогласно смеются. Что бы такое сказать?

— Не в первый раз на Меркурии? — спрашиваю я и поражаюсь своей глупости. Такой банальный вопрос — это ли то, о чём стоит говорить с такой девушкой как Стелла. Безусловно, она достойна более содержательной беседы. И уж точно Стелле нужен собеседник поумнее.

— Да, я уже бывала на Меркурии, — отвечает она. — И не раз. По работе и не только. У меня здесь много друзей… Брат, двоюродный… Кроме того, часто заказывают статьи о Меркурии… А вы чем занимаетесь, Стефан? Каков род вашей деятельности?