Память льда

— Грантл… Харлло мертв. Они… они оставили его там, похороненным под камнями. Они оставили его. И Неток, Неток — милый мальчик… такой большеглазый, такой невинный. Я подарила ему мужество, Грантл, это я успела, по крайней мере. Мертвы — мы потеряли двоих. — Она отскочила назад, исчезнув из поля его зрения. Он слышал ее удаляющиеся шаги.

Тент фургона спустили. Появилось другое лицо, молодая женщина — солдат. Она смотрела на него с сочувствием. — Теперь мы в безопасности, сир, — сказала она с капанским акцентом. — Вы были исцелены с помощью силы. Я скорблю по вашим мертвым. Мы тоже потеряли — то есть Серые Мечи. Но скажу сразу, сир, демонам отомстили…

Грантл больше не слушал. Глаза сами собой повернулись в сторону синего неба над головой…я же видел, Харлло. Ублюдок. Бросился между мной и тварью. Я видел, черт тебя дери.

Тело под камнями, пыльное лицо во тьме. Никогда тебе больше не улыбнуться.

Новый голос. — Капитан.

Грантл повернул голову. Слова с трудом выходили из горла. — Все, Керули, — сказал он. — Вы доехали. Все. Худ тебя возьми. Не заслоняй неба.

Священник склонил голову и отступил сквозь дымку гнева Грантла. Отступил, исчез из вида.

Глава 8

Чем опаснее мир, тем почетнее доблесть.

Танцор

По всем сторонам виднелись холмы, сложенные из костей. Когда Джагут взбирался по склону, под ногами гремело и хрустело. Кровь перестала течь с изуродованного лица, но один глаз все еще плохо видел — в нем торчал снежно-белый обломок кости. Боль превратилась с тупую ломоту.

— Тщеславие, — бормотал Гетол порезанными губами, — не мой порок. — Он пошатнулся, неуверенно выпрямился на вершине холма. — Смертных не предсказать. Нет, сам Худ не ожидал бы такой дерзости. Но ах! Лик Глашатая ныне испорчен, а испорченное должно исчезнуть из Колоды. Исчезнуть…

Гетол огляделся. Бескрайние возвышенности, бесформенное небо, холодный мертвый воздух. Джагут вздернул неповрежденную бровь. — Тем не менее, я оценил шутку, Худ. Ха, ха. Ты меня зашвырнул сюда. Ха, ха. А теперь оставил выкарабкиваться самостоятельно. Освободил от службы. Да будет так.

Джагут открыл свой садок, заглянул в портал — путь внутрь холодного, почти лишенного воздуха царства Омтозе Феллак. — Теперь я знаю тебя, Худ. Я знаю, кто… кем ты был. Чудесная ирония, отражение твоего лица. Интересно, а ты меня узнаешь?

Он вошел в садок. Привычные объятия мороза успокоили боль, потушили огонь нервов. Еще шаг. Ледяные стены осветили его сине-зеленым сиянием. Он помедлил, понюхал воздух. Ни следа Имассов, ни признака вторжения… но все же разлитая вокруг сила слабела, поврежденная тысячелетиями трещин, постоянным давлением Т'лан. Омтозе Феллак умирал, как и сами Джагуты. Тихая, торжественная смерть.

— Ах, мой друг, — прошептал он, — мы почти ушли. Ты и я, кружащиеся в падении вниз, к забвению. Простая истина. Должен ли я растравить свой гнев? Нет. Увы, мой гнев недостаточен. Всегда так было.

Он двигался сквозь разрушающиеся воспоминания льда. Стены все сужались, почти сомкнувшись над головой.

Показалась неожиданная трещина — глубокий провал поперек тропы. Из нее поднималось теплое дыхание, пахнущее гнилью и болезнью. Лед по краям расколот и оплавлен, покрыт черными морщинами. Гетол напряг свои чувства, замерев на краю. И зашипел, узнавая. — Ты не ленишься, да? Это приглашение? Я от этого мира, а ты, чужак, нет.

Он перешагнул трещину, презрительно искривив губы. Потом остановился, нерешительно повернулся. — Я более не Глашатай Худа, — прошептал он. — Отставлен. Дурная служба. Неприятная. Что ты мне скажешь, Скованный?

Ответа быть не могло — пока не принято решение, пока не окончен путь.

Гетол прыгнул в трещину.

Он с неким насмешливым удивлением увидел, что Увечный Бог поставил вокруг места Сковывания маленькую палатку. Сломанный, разбитый, воняющий гноем неизлечимых ран — истинное лицо тщеславия.

Гетол помедлил перед входом. Возвысил голос: — Открой клапан — я не стану ползти на карачках.

Палатка замерцала и исчезла, открыв взору закутанную, бесформенную фигуру, сидящую на мокрой глине. Перед ней курилась медная жаровня; из складок одеяния показалась кривая рука, стала загонять сладкие курения под опущенный капюшон. — Самый, — хрипло сказал Скованный, — самый гибельный поцелуй. Твое внезапное вожделение мести… погубило тебя, Джагут. Твой темперамент угрожал тщательно построенным планам Худа — это ты понял? Вот что так… разочаровало Повелителя Смерти. Глашатай должен быть послушным. Его Глашатай не должен иметь собственных желаний и амбиций. Неподходящий… наниматель… для такого, как ты.

Гетол огляделся. — Чувствую под собой тепло. Мы приковали тебя к плоти Бёрн, привязали к ее костям — и ты отравил ее.

— Точно. Гноящийся шип в ее боку… в один прекрасный день он ее убьет. А со смертью Бёрн погибнет ваш мир. Ее холодное, безжизненное сердце прекратит дарить вам свою щедрость. Нужно сломать мои цепи, Джагут.

Гетол захохотал. — Все миры погибнут. Я не слабое звено, Увечный. Я же был на Сковывании.

— Ах, — вздохнула тварь, — но ты именно слабое звено. Всегда им был. Ты думал заслужить доверие Худа, но промахнулся. Не первый твой промах, мы оба это знаем. Когда твой брат Готос призвал тебя…

— Хватит! Кто здесь уязвим?

— Мы оба, Джагут. Оба. — Бог снова поднял руку, медленно повел ею. Появились лакированные деревянные карты, повисшие в воздухе изображениями к Гетолу. — Смотри, — прошептал Увечный Бог, — на Дом Цепей…

Здоровый глаз Джагута сузился. — Что… что ты сотворил?

— Я больше не чужак, Гетол. Я… вступил в игру. Смотри внимательнее. Место Глашатая… вакантно.

Гетол хмыкнул: — Больше чем Глашатай…

— Точно, это все в прошлом. Кто, по твоему, достоин занять место Короля в моем Доме? В отличие от Худа я приветствую амбиции подчиненных. Приветствую независимое мышление. Даже мстительность.

— Колода Драконов сопротивляется тебе, Скованный. Твой Дом будет… взят штурмом.

— Так всегда было. Ты говоришь о Колоде как о сущности, но ее сотворил прах, мы же знаем. Никто не способен ее контролировать. Примером тому возрождение Дома Теней. Достойный прецедент. Гетол, ты мне нужен. Я принимаю твое… несовершенство. Никто в моем Доме Цепей не будет здоров плотью и духом. Погляди на меня, на это поломанное тело — мой Дом отразит то, что ты видишь. А теперь огляди свой мир — кошмар страданий и неудач людского владычества. Очень скоро, Гетол, у меня будет легион последователей. Ты сомневаешься? А?

Джагут долго молчал. Наконец проговорил: — Дом Цепей нашел своего Глашатая. Что я должен делать?

* * *

— Я выжил из ума, — вздохнул Муриллио, но все же кинул кости. Резные фаланги покатились, перевертываясь и стуча, и наконец остановились.

— Рывок Повелителя, дорогой друг. Увы тебе, но не моей достойности! — заорал Крюпп, схватив кости. — А теперь Крюпп удвоит ставку суме на поправку. Ах, вот прекрасная рифма в прекрасном месте. Хо! — Кости загремели и легли пустыми сторонами. — Ха! Вот так подарок для набитого кармана Крюппа! Собирай же их, чудный волшебник!