Памятные встречи

Остров небольшой, слегка вытянутый, длиной около трехсот метров. Его поверхность с нетолстым слоем почвы поросла низенькими пустынными злаками. Всюду красуются синие головки пустынного чеснока, В выгоревшей от летнего зноя траве скачет множество кобылок, и среди них нет ни одной бескрылой. Тем, кто не умеет летать, с материка не заселить клочок земли, окруженный водою. Еще между камнями по берегу, поближе к влаге, перебегают от убежища к убежищу черные сверчки и всюду раздаются их короткие и отрывистые дневные трели.

В одном месте под землею прогулялся слепушонка и выкинул на поверхность цепочку холмиков светлой земли, перемешанной со щебнем. Здесь он недолго жил, немного для него нашлось поживы среди каменистой почвы, и вскоре покинул остров. Но как он сюда попал и как отсюда выбрался? Почти безглазый, с короткими ножками-лопатками, и он, оказывается, тоже странник и способен совершать кочевки, не останавливаясь перед водными преградами и подвергаясь могучему инстинкту расселения, тому самому, который живет и в человеке, побуждая его странствовать по земному шару. В наших представлениях слепушонка — исконный подземник, не способен жить нигде, кроме как в кромешной тьме своих хором. Зоологам, неисправимым скептикам, это сообщение не понравилось, ведь оно противоречит привычным представлениям. Но факты упрямы: на острове — только одна цепочка следов этого жителя.

Я переворачиваю камни и всюду вижу полусонных крохотных темно-серых ящеричек-гологлазов. Их очень много, но у каждой есть свое собственное укрытие, свой дом, свой камень. Видимо, им полагается быть собственниками. Впрочем, однажды я застаю вместе двух ящеричек, самца и самку, а потом нахожу счастливую обладательницу двух прелестнейших крохотных белых яичек.

Ветер крепчает и гонит крутую волну. На обратном пути лодку еще больше бросает из стороны в сторону и обдает брызгами воды. Но она легко взлетает кверху, плавно падает вниз, удивительно устойчива, и я проникаюсь к ней доверием и уважением…

Теперь — путь на машине по берегу к другому острову.

Сегодня утром Балхаш необыкновенен, тих, спокоен и сверкает голубизной. Редко таким бывает это озеро пустыни. Тучи ушли на рассвете, растаяли, и сейчас солнце начинает разогревать землю. По гладкой поверхности воды лодка плывет спокойно, оставляя позади себя широкий, расходящийся в стороны след.

Высоко в небе появляются три пеликана и, планируя, облетают нас. Потом лодку обгоняет большая стрекоза-анакс. Она, превосходная летунья, тоже путешественница, и держит путь к тому же берегу. Еще нас настигает большой слепень-табанус, облетает вокруг, но не садится, не пытается напасть, а летит, как стрекоза, тоже к острову. Быть может, наша оранжевого цвета лодка попахивает выхлопными газами или резиной. По пути встречаем несколько плывущих в воде кобылок-атбасарок, неудачливых путешественниц. Где-то на берегах началось их массовое размножение, и оно побуждает расселяться.

Из воды торчит небольшой каменистый островок. На его мыске, выдающемся в озеро, сидит баклан и возле него две сороки. Что им здесь понадобилось, на голой косе? Уж не ожидают ли они от искусного рыболова подачки! Многие птицы досаждают бакланам, отбивая у них рыбу. С другой стороны каменистого острова в напряженной позе застыла серая цапля. Она обеспокоена нашим появлением, не выдерживает, взлетает. Поднимается и баклан и летит к другому острову. За ним следуют сороки. Забавное содружество!

Вот и остров, и глубокая бухточка, удобная для нашей лодки. Мы еще не успели пристать к острову, как с него поднимается большая стая чаек, и сразу же исчезает тишина от истеричных птичьих криков. Надо запастись терпением, обследовать островок. Он очень своеобразен, низкий, с пологими берегами из нежно-розовых скал. На самой середине острова расположен кусочек каменистой пустыни и небольшой солончак, зеленая полоска кустарничка у галечникового прибойного вала.

Удивительно разнообразие растений: высокий и колючий чингил, светло-сизый терескен, курчавка с красноватыми семенами, покрытый розовыми цветами гребенщик, очень много самых разных солянок и сухих коротеньких злаков. Каждое растение обладает своим цветом, а все вместе они превратили кусочек пустыни в пестрый лоскут. Еще всюду лежат выгоревшие от солнца совершенно сухие коричневые листья ранне-весеннего растения ревеня Максимовича. Его стебли с семенами давно обломились и, подобно перекати-полю, поскакали, гонимые ветром, упали в озеро и уплыли.

Остров в розовых каменных берегах с разнообразной растительностью среди голубого сияния просторов воды, под синим небом и ярким солнцем — как он красив!

Но чайки не дают покоя, встревожены, крикливы. Среди них больше всего крачек, меньше — малых крачек, еще меньше — озерных чаек. Беспокоятся те, чьи гнезда поблизости от нас. Остальные успокоились, часто взмахивая крыльями, повисают в воздухе над своим гнездом, прежде чем на него усесться.

Нашли здесь приют луговые тиркуши. Это место для них, любителей заболоченных лугов, необычное. Зато общество чаек — их косвенная защита. Вон какая солидная и дружная их армия атакует нарушителей покоя. В единении — сила! Ради безопасности можно поступиться привычками предков и поселиться на сухом и каменистом острове, благо вокруг — вода.

Я осторожно ступаю по камням, боюсь отвлечься в сторону, чтобы не наступить на гнезда обитателей острова. Яйца лежат просто в ямках, иногда они окружены сухими палочками. Все они охристо-зеленые, в многочисленных, подчас весьма замысловатых смоляно-черных точках, пятнышках, полосках, завитушках. В одних кладках яйца крупные, в других — поменьше. Очень редки кладки из белых яиц, наверное, они принадлежат тиркушам. У птиц сейчас в разгаре кладка яиц. Больше трех яиц в кладке нет. Такова предписанная жизненными правилами норма.

Птиц очень много, весь воздух пестрит от них, и поэтому я удивляюсь, когда вижу массу кобылок, скачущих повсюду в траве. Что стоит такой ораве пернатых расправиться с ними! Но ни одна обитательница острова не охотится за насекомыми, не трогает их.

Мне становится ясно: у чаек здесь свои строгие правила поведения! На кобылок сейчас запрет, никто не имеет права их есть. Вот когда появятся птенчики-пуховички, тогда — другое дело. Сейчас же можно охотиться за кобылками только на других островах, где нет птичьих колоний. Не случайно над островом «Золотой курган», который мы посетили накануне, так много реет занятых охотой чаек!

Не знаю, что скажут по этому поводу орнитологи. Но здесь я вижу проявление мудрого инстинкта, отработанного многими поколениями. Подобный порядок, по-видимому, нередок в мире птиц. Вспоминаю, как в окрестностях Алма-Аты скворцы, прежде чем завести птенцов, на долгое время улетают в пустыню на охоту, появляясь возле скворечников ненадолго, утром да вечером.

Да и одновременная яйцекладка у разных, но обитающих вместе видов тоже имеет глубокий смысл.

Крики птиц все больше и больше надоедают. Стараюсь не обращать на них внимания, хожу, присматриваюсь к окружающему.

Когда наша лодка отчалила от берега, большая стая сверкающих белизной оперенья птиц дружно и, как мне показалось, радостно проводила нас, очевидно, желая нам более не возвращаться и не нарушать покоя их мирной обители.

Небольшой, но высокий и скалистый островок немного в стороне от нашего пути. Казалось, он не предвещал ничего интересного, и все же захотелось свернуть к нему.

При нашем приближении с островка поднялась большая стая чаек-крачек и еще другая чайка, показавшаяся необычной, с ярким красным и большим клювом и маленькой черной шапочкой. Красноклювые чайки закричали громкими, пронзительными и скрипучими голосами. Я не сразу узнал обладательницу красного клюва, так как раньше был с нею знаком только по картинкам. Это была чеграва.