Пандемия

Оля работала учительницей в младших классах, довольно далеко от моего дома. Жили мы вместе, но я не всегда мог ее подвозить на машине. Она была на восьмом месяце, и ее толкнули в метро... Она запомнила, что это была немолодая женщина, лет пятидесяти с гаком. Старая дева с явно неудавшейся личной жизнью. Такие всю жизнь винят других в своих неудачах. Копят злобу на других людей, особенно на молодых женщин, у которых с этим все в порядке... Оля интуитивно почувствовала все это.

Женщина грубо толкнула ее, и Оля упала на лестнице. Это был переход с одной ветки на другую, там в конце идет много ступеней... Тетка еще проговорила со злостью, когда толкнула Олю "Беременные, а туда же, в метро прутся! Куда тащишься с брюхом!"

Оля упала на живот, скатилась вниз, сильно ударилась. У нее началось кровотечение, доставили в больницу... А женщина просто уехала.. Ее не нашли, хотя я подавал заявление в милицию. Да разве они могут кого-то разыскать... А Оля сказала в больнице, что это расплата за грехи. Ничего не бывает просто так, и если мы потеряли ребенка, значит, не судьба... Мы словно стали чужими друг другу после этого. Надлом какой-то произошел в отношениях.. А однажды Оля ушла, пока я был на работе. Вечером я нашел лишь записку, она просила не искать ее. Уехала куда-то в другой город, и я действительно не смог ее найти. Может, и вправду, не судьба нам было жить с ней вместе? Я знал ее лишь два года без малого... Как-то так быстро все получилось, и встретились мы в метро... Я просто увидел ее, сидящую с книгой и спросил, что она читает... Не помню, что она ответила.. Я во все глаза смотрел на нее, и сразу влюбился. Проехал обстановку, вышел с ней совсем в другом районе, опоздал на работу. Помню только ее серо-голубые глаза. Глубокие, бездонные, как озера... Я тонул в них каждую ночь.

Много дикого, звериного в людях, Антон. Слишком много. Животное начало, понимаешь! И никак его из людей не вытравишь... Сейчас и тем более, зверье одно вокруг... Знаешь, иногда мне кажется, что все вокруг с ума посходили. По сторонам смотрю, и голова кругом идет. Кто-то в песочнице в красных играет, кто-то в белых, серо-бурмалиновых, генерал вон в солдатиков не доиграл - теперь наверстать решил. Морит людей, упырь; видать батя его здорово в детстве бил. Вырос мальчик, и решил на других отыграться... Про срединных из Второго сектора вообще не говорю - у них от казино лишь вывеска -внутри одна большая психушка в восемь этажей... А какой-нибудь невидимый дядька сидит наверху, над нами, и наблюдает - как мы себя ведем. Забавляется от души, небось...

Словно всем сказали, что вместо кислорода теперь дурманящий газ, и крыша у людей поехала. И народ поверил, и вжился в роль так, что действительно с катушек скатился. Если долго играть роль, неважно какую - психопата или мучителя, в конце концов, им и становишься...

Он прервался, налив себе еще виски и махнул полный стакан, не закусывая. Занюхал рукавом. Глаза смотрели сквозь бутылочное стекло, не видя его...

– Максим...
– произнес он наконец глухо.

– Что?
– переспросил Антон, еле разобрав что он произнес.

– Максим. Мы назвали его Максим - большой, великий. Я хотел, чтобы он вырос и стал хорошим человеком. Но не вышло...

У подъезда тормознула останавливающаяся машина. Демичев вздрогнул, отрываясь от мрачных воспоминаний.

– Антон, глянь-ка, кто там.

Антон глянул сквозь тонкий тюль на проезжую часть. Длинный, высокий, как вагон, черный джип мягко подкатил к подъезду.

– Тачка какая-то навороченная. Вроде джипа...

– Это один из жильцов наших, в префектуре работает. Важная шишка! А у нас тут ночью воронки, знаешь ли, каждую ночь приезжают, суки. Раньше это были модификации ГАЗ, или ЗИС. Сейчас это легковушки "Лада Суприм". Название изменилось, суть та же. Забирают кого-нибудь из жильцов, и в Управление, вычищают неблагонадежных.

– Прямо посреди ночи? Что же это за дикость такая?
– Левченко никак не мог поверить в то, что слышал.

– В нашем пролетарском доме вообще ночью не спят. Не знают, за кем приедут, вот и готовятся все. У нас триста жильцов в доме, вещи пакуют, ценности прячут. И хоть бы кто сопротивлялся... Нееет, брат. Идут как овцы... Обидно, понимаешь... А я просто так не сдамся.

Он поднялся, вышел в прихожую и вытащил из висевшей куртки кобуру с Макаровым и с гордостью показал Антону.

– Видал, штука какая! Положу всех троих, если придут за мной. Они всегда по трое ходят. И деру дам. Я уж давно чую, придут по мою душу скоро. Не нравлюсь я им, чужой по духу. Вроде слова говорю правильные, но всегда можно узнать, как человек к тебе относится. Из политуправления со мной пару раз беседовали ребята. Дружелюбные с виду, дорогим товарищем называют, чуть целоваться не лезут, а глаза цепкие, хваткие. Насквозь видят. Не важно сколько бы они не пили вечером за твое здоровье, наутро ревизоры снова становятся ревизорами... (Хазанов, Коза)

Насчет твоих поисков- у меня много знакомых, поспрашиваю, вдруг кто-то что-то слышал.

Тут Демичев глянул на часы-ходики, показывавшие без четверти девять вечера, и словно очнулся.

– Слушай, дружище! У нас же мероприятие сегодня проходит в цирке! Шоу месяца, гастроли бродячего цирка ! Я совсем забыл, а ведь уже началось! Давай сходим! У меня, правда, только один билет, но я тебя проведу, не волнуйся. Посмотришь, как развлекается местная публика...

– Почему бы и нет?
– пожал плечами Антон.

– У тебя денег местных нет, полагаю?

– Нет, не обзавелся...

– Вот, держи - Демичев сунул ему в руку тонкую пачку бумажек.
– Это кредитки. Действительны для предъявления в городе и пригородах.

Наскоро собравшись, они спустились в потемках по лестнице, и направились к цирку, расположенному на площади Согласия в трех кварталах от пролетарского дома.

– А вот и цирк!
– весело воскликнул Демичев, указывая на светящееся морем огней здание на площади.
– Именно здесь люди проводили бы все свои вечера, если бы коммунисты пришли к власти в стране! (перефраз Хантера Томпсона о цирке Сиркус)

Это было массивное сооружение из стекла, стали и бетона, построенное в форме цирка шапито, то есть большого шатра. Яркая аргоновая вывеска красовалась над куполом - "Красная Арена". На площади было безлюдно - представление уже шло.

Яркая размалеванная афиша красовалась на стенде у дверей - "Бродячий Цирк Шапито "Солей" представляет! Только сегодня - репризные клоуны, акробаты под куполом цирка, факиры, заклинатели змей, шпагоглотатели и гермафродиты, извергающие огонь! Дрессированные медведи и индийское слоны! Чудеса левитации! Магический хула-хуп ! Мистические исчезновения и превращения! Все лучшее сегодня в нашей программе для вас!

– Черт, начало пропустили!
– с досадой бросил Демичев, мимоходом рассматривая афишу.
– Ничего, еще не поздно...

Просторный вестибюль утопал в электрическом свете - роскошь, которую могли себе позволить только коммунисты. Взбежав по лестнице наверх, Демичев подошел ко входу в зал, показал пригласительный билет какому-то худенькому пареньку в жилетке и кивнул на Антона

– Он со мной...

Наступая на чьи-то ноги и смущенно извиняясь, Антон вслед за Демичевым пробрался по шестому ряду к местам в центре ряда; мебельщику всегда бронировали места в партере, его ценили в общине.

Был полный аншлаг - галдевшая и дымившая папиросами публика забила зал под завязку. Почти все были в кожанках, многие сидели с оружием. Кто-то примостился на ступенях в проходах, стояли даже у входов в зал.

А на круглой арене, посыпанной песком, вовсю шло представление- импозантный атлетически сложенный мужчина в облегающем серебристом трико глотал длинную шпагу, запихивая ее себе в глотку. Длинная шпага зашла по самую рукоять, торчавшую изо рта. Наконец, он засунул и ее, закрыл рот и поклонился публике, взорвавшейся аплодисментами. Затем изверг пламя изо рта.