Папа-Дракон в комплекте. История попаданки

Она пожала плечами.

— В ближайшем будущем меня ждёт ор наглой усатой морды и орава чудесных детишек…

Он рассмеялся тихо и очень ласково, а потом посмотрел на неё серьёзным взглядом.

— Спасибо тебе, Анфиса. За поддержку, за твою смелость… За всё спасибо.

— Прекрати, — криво улыбнулась она. — Ты начинаешь меня смущать. Лучше скажи, ты не стал ведь пока говорить детям про флиттер?

— Нет, не стал, как мы с тобой и условились. Будет им сюрприз.

Она улыбнулась ему, а Велар смотрел на неё. Они встретились взглядами — в его глазах застыла неизбывная тоска.

— Вел… Не грусти… — произнесла она тихо.

Он вздохнул.

— Пятно не исчезает, Анфиса. Моя надежда гаснет, что именно ты — моя пара. А хуже всего становится по ночам: уснуть не могу, зная, что ты рядом, и не моя. И это не проблема с сексом, если бы только это — то можно было бы решить это довольно просто. Ты сама прекрасно знаешь, как всё сложно. Но мне иногда так хочется тебя обнять и разделить долгие ночные часы.

Голос его снизился до хриплого шёпота, он потянулся к ней.

— Позволь мне обнять тебя, Анфиса.

Ну как можно было сказать «нет»? Она лишь чуть-чуть наклонилась к нему, и он с глубоким вздохом прижал её к себе. Объятие было нежным, ничего не требующим. Он поднял голову и заглянул ей в глаза, потом бережно погладил её волосы. Анфиса чувствовала себя в эти секунды особенной, желанной, единственной. Велару хотелось, чтобы его парой была она, и ей этого хотелось! Но почему же ничего не происходит? Почему нет явных знаков и изменений в том, что проклятие стало ослабевать? Почему? Неужели потому, что Анфиса просто не та женщина… Не его пара…

Как же горько от этого.

— Какие мягкие волосы, — прошептал тем временем Велар и, нагнув голову, легко провёл губами по её губам. Это не было похоже на поцелуй, особенно на тот поцелуй, что случился в его кабинете. Этот поцелуй был похож на ещё одно проявление нежности.

— Великий Дракон, Анфиса, — неожиданно простонал Велар, и тут губы его стали ищущими, требовательными, а поцелуй — настоящим поцелуем, горячим и жадным. — Как же я тебя желаю… всю тебя, без остатка.

Анфиса почувствовала, как все её ощущения ожили, словно в диком всплеске примитивной страсти. Она прильнула к его рту, язык его легко пробежал по контуру её губ, рука медленно передвинулась с плеча на шею, пальцы ласкали ямку, в которой бешено бился пульс. Потом ладонь скользнула вниз и слегка погладила напрягшуюся грудь. Тонкий хлопок её ночной рубашки был плохой защитой, и когда его большая твердая ладонь сжала ей грудь, это принесло секундное облегчение, но этого было мало, мало! Анфиса чувствовала, как её захлестывает неистовое желание, она со стоном повторяла его имя, а он целовал её шею, настойчиво лаская грудь и доводя до беспамятства.

И вот ночная рубашка поднята, оголяя её тело.

— Пожалуйста, Велар! Пожалуйста! — умоляла она, и тогда его горячий рот приник к её груди. В темноте раздался её слабый вскрик, и Велар с той же страстью приник ко второй вершине. Он навалился на неё сильнее, вжимая в матрас всем своим весом, лаская сильными руками нежное тело. А потом снова с каким-то отчаянием накинулся на её рот. Дыхание его было прерывистым, и она слышала бешеный стук его сердца, такой же, как и её.

Дождь барабанил за окном, и эта природная музыка почему-то показалась Анфисе похожей на джаз…

Даже через толстое одеяло она вдруг почувствовала, как Велар возбуждён, и в ответ обняла его сильнее, наслаждаясь ощущением крепкого тела под своими ладонями.

И вдруг всё прекратилось так же неожиданно, как и началось. Велар, тяжело дыша, уронил ей голову на плечо.

— Что, святые предки, мы с тобой делаем, Анфиса? Я же хотел только обнять тебя…

Возвращение в реальный мир вызвало озноб, небольшой стыд и злость на Велара.

Какого чёрта он возбуждает её и бросает неудовлетворённой?!

Она закрыла глаза, стараясь успокоиться.

— Прости меня, — сказал он каким-то бесцветным голосом. — Я обещал себе, что не дотронусь до тебя, но ты такое искушение, Анфиса, и я не могу устоять перед тобой. Но я обещаю, что больше такое не повторится, пока я не буду уверен, что ты — моя…

Она попыталась сесть, вернула ночную рубашку на место, прикрыв грудь, и потом плотно подоткнула одеяло под мышки.

— Прекрати, Велар, извиняться. Ты прекрасно ощущаешь, что я хочу тебя так же сильно, как и ты меня, — начала она говорить срывающимся голосом. — Почему мы не можем быть близки? К чёрту проклятие! Просто будь со мной…

— Не говори этого, Анфиса. Не говори, что желаешь меня, — ответил он почти грубо. — Мой самоконтроль висит на волоске. Мне лучше уйти отсюда, пока я не сорвал с тебя это невыносимое одеяло и не погрузился в твоё чудесное ждущее тело…

Он встал, провёл обеими руками по волосам и медленно вышел из комнаты, оставив Анфису мучиться от неудовлетворённого желания.

Секундой позже она выбралась из постели и понеслась в ванную. Стала с остервенением сдирать с себя ночную рубашку, постанывая не то от злости, не то от боли. Напрягшиеся соски болели даже от прикосновения тонкой ткани, и она с облегчением освободилась от одежды.

Потом она долго стояла под душем, поливавшим её то холодной, то горячей водой, стискивала зубы и тихонько шипела от гнева.

Потом она спустилась вниз и, найдя на кухне крепкое, налила себе чуть-чуть; потом подумала, и наполнила крепким весь стакан. Огненная жидкость обожгла и согрела, напряжение ушло, и она подошла к окну. Анфиса уже более благосклонно посмотрела на непогоду и хмыкнула. Именно такая же буря сейчас творилась в её душе.

* * *

Велар сидел в кресле и в отчаянии сжимал виски пальцами. Он сам не понимал, как решился на подобную вольность, и теперь не представлял, что делать дальше. Если завтра утром Анфиса надаёт ему по морде и уйдёт, это будет совершенно заслуженно и справедливо. Только он не может этого допустить. Дети уже привязались к ней. И Анфиса сама обещала, что не уйдёт. Лишь бы не ушла…

«Ох, Великий Дракон! Я такой идиот!» — подумал про себя Велар.

Но как же нежны и сладки были её губы! Какое гибкое у неё тело. И пахнет она так сладко, а волосы у неё мягкие и шелковистые.

Он вспомнил всех своих прежних женщин — своих жён.

Они все были красавицами, и он любил их, они любили его в ответ. Но только его, Велара, а до его детей им не было никакого дела. Это он сейчас только понимает, насколько ценна женщина, которая стремится быть не только с самим мужчиной, но и с его детьми.

Анфиса Черешникова, серебро глаз и смех, как трель чудесной птицы, румянец, как заря над озером. Вся — жизнь, вся — желание, веселье, искрящаяся речка счастья, босая девчонка и обнажённая королева, она начало и конец, правда и ложь, смысл и отсутствие смысла, альфа и омега.

И она так ему нужна!

Он сбежал в собственное безумие проклятия, лелеял его все годы, пестовал, кормил собственной кровью, сделал его единственным мерилом всей жизни. Снять проклятие — стало главной целью в жизни, и больше он не видел ничего и никого вокруг.