Папа Карло из Монте-Карло

– Но он и раньше на смену уже выпивши заявлялся. В обед добавлял. Ну а к вечеру у него где-нибудь шкалик тоже припрятан был. Никогда и никого это не смущало. А тут вдруг задергались. По статье уволили, даже две недели отработать парню не дали.

Следующей жертвой неумеренного любопытства стал Данила.

– Вопросы начал разные задавать, возле третьего склада все крутился. Надо или не надо, а он все там ошивается.

Данилу вышибли, даже не дав отработать испытательного срока.

– Хотя увольнять его и не за что было. Работал исправно, не опаздывал и даже не выпивал, во всяком случае, на рабочем месте.

Два этих увольнения заставили рабочих сделать кое-какие выводы. Но не всех. Была еще и третья жертва. У Данилы на производстве работала сестра. Обиженная за то, как поступили с ее братом, она пошла скандалить к руководству. На свою беду, она отправилась к бухгалтерше, которая внимательно ее выслушала, а потом ледяным тоном объяснила: производство вынуждено сократить объемы, вследствие чего в штате ожидаются сокращения.

– В новых сотрудниках мы не нуждаемся, да и кое с кем из старых придется проститься. Ваш брат был новеньким, вы же работаете у нас второй год. Мы выплатим вам выходное пособие, можете явиться за ним уже завтра.

Ошеломленная девица сообщила всем о своем сокращении. И это заставило остальных работников примолкнуть. Потерять работу никто из них не хотел. А аналогия между всеми этими тремя увольнениями прослеживалась предельно четкая. Тот, кто заговаривал в том или ином ключе о странной ночной смене, моментально попадал в опалу к начальству. А уж если разговоры эти возникали слишком часто, тот сотрудник мог даже не гадать о своей дальнейшей судьбе.

– И люди примолкли, но между собой, конечно, болтать не перестали.

И после того как щедрый Ваня выставил по третьему кругу угощение, ему рассказали и про склад под номером три, куда никогда не пускают никого из сотрудников первой смены и который всегда стоит закрытым.

– Хотя кто-то там все же бывает.

– Потому что следы шин к нему ведут.

– И к тому же следы эти регулярно обновляются.

Ваня задал резонный вопрос:

– А как же пожарные? Они что же, на этот склад носа не суют?

– Заходят. Только там к их приходу всегда пусто. Голые стены и бетонный пол. Гореть там нечему, пожарные разворачиваются и уходят.

– Как же так? И кому же придет в голову заезжать в пустой склад?

– То-то и оно, странно.

– Если заезжают, значит, есть зачем. Значит, товар туда время от времени все же завозят, что-то с ним там делают, а потом загружают в машины и увозят окончательно. А что это за товар, никто из нас не знает.

Слухи насчет вечно пустого, но в то же время по ночам активно используемого склада номер три ходили по производству самые разные. Но правды не знал никто, разве что кроме самой бухгалтерши.

– Потому как она у Ибрагима доверенное лицо. Может, она ему даже жена, а может, и еще кто.

– У Ибрагима полно родни. И всех он по сытным местечкам пристроил.

Дальше Ваня слушать не стал. Он и так понял, что разгадка производства, которым владел Ибрагим, кроется в складе номер три. Но как на него проникнуть? Вот в чем был вопрос.

И, закончив свой маленький вступительный экскурс, Ваня вопросительно взглянул на женщин:

– Что скажете, Алена Игоревна? Есть идея?

– Надо позвонить Тихомирову, – решительно произнесла она. – Это он просил нас помочь ему в этом деле. Мне кажется, мы сделали немало. Теперь пришло время следователя внести свою лепту. Пусть он возьмет на себя обыск склада номер три.

С этим были все согласны. Одна Инга сидела грустная. Несмотря на то, что она плотно перекусила и голод ее больше не мучил, на душе у нее было тяжело. К еде она едва притронулась. И когда Алена спросила подругу о причине такого ее настроения, Инга ответила:

– Грустно, что мы с вами ни на шаг не приблизились к разгадке того, где нам искать Наташу со Светланой или хотя бы их тела. Вместо того, чтобы искать братьев Гусейновых, мы возимся с этим Ибрагимом.

– Если братьев кто и найдет, то это именно он.

– Тихомиров тоже так считает.

– Пока что-то незаметно, чтобы у Ганнибала были в этом отношении успехи.

– Тем не менее держится Ибрагим довольно спокойно, – произнесла Инга. – Только один раз напрягся, когда увидел у меня на платье эту стрекозку.

И, сняв шаль, она показала украшение, которое все еще было приколото к ее платью.

– Ты надела брошку, которую мы нашли в деревне, в доме братьев? – удивилась Алена. – Зачем?

– Сама не знаю. Вдруг что-то потянуло меня это сделать.

– И Ибрагим напрягся, когда ее увидел?

– Да. И мне даже на какой-то момент показалось, что он знал прежнюю хозяйку этой вещи. Но кто это была такая, он мне не сказал.

Алена пожала плечами. Мол, не сказал – и ладно. И спросила о том, что, по ее мнению, было куда важней:

– А за исключением этого момента Ибрагим был в хорошем настроении?

– О да! Шутил и сыпал комплиментами.

– Значит, он уверен, что тем или иным способом он вернет свои деньги, – подытожила Алена. – И сейчас нам важно установить, что происходит на производстве в ночную смену.

И снова друзья подошли к тому вопросу, который стоял непосредственно на повестке дня.

– О том, что происходит по ночам на производстве, должен знать сам Ибрагим.

– Логично. Но нам он об этом не скажет.

– Почему же? – прищурилась Алена. – Если знать, как спросить, то скажет.

– А вы знаете? – насторожился Ваня.

– Я? Я – нет. Но зато Инга знает.

Услышав свое имя, та безмерно удивилась.

– Я? Знаю? Но откуда?.. Нет, я ничего не знаю!

– Знаешь, знаешь, – настаивала Алена. – Ты спросишь, а господин Ганнибал тебе ответит. Ты, кажется, говорила, что у вас сегодня назначено еще одно свидание?

– Ну… Он попросил… я не знала, как ему отказать…

– Не финти! Говори ясно. Вы с ним сегодня вечером встречаетесь?

– Да, – призналась Инга. – В одиннадцать он за мной заедет, и мы поедем любоваться ночным городом, разведенными мостами… Ну, и всякое такое.

Это «всякое такое» очень сильно не понравилось Ване. Охранник насупился и с самым строгим видом посмотрел на Ингу. Но та ничего не заметила. Так что Ваня напрасно старался. И этот взгляд, который он долго репетировал дома перед зеркалом, и нахмуренные брови пропали совершенно зря.