Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Шрифт:

Так вот тогда он, тоже чуть хапнув деньжат, мгновенно задрал нос. Говорил с окружающими, в число которых как не странно вошли и родители, как бы нехотя, снисходительно, с трудом терпя и выкраивая время для общения. Занятый зазнайка! При этом старался не смотреть в сторону собеседника, словно опасался, что тот примет это за благорасположение и попросит денег или услугу. Таков он был трезвый. Пьяного же не остановить.

Выражение – Гуляют все! – это о нем. По пьяне, бабки улетали, без счета. А по трезвому, жадничал, жилил. Обычно выговаривал, что ему сильно некогда, а тут еще я мешаюсь. Находясь под грузом воспоминаний, о прежней дружбе, пока еще терпел его гнусавое недовольство – Ну ладно. – говорил он в нос. – Что у тебя?– Отвечал, что ничего. Просто зашел! И тут, наконец, он недоуменно поднимал глаза, и возмущенно тянул. – Ничеегооо, проооосто!?– – Да ничего! Просто зашел. – – Просто он зашел! Тогда извини дружок, мне еще за товаром надо, потом еще в одно место! Просто он зашел! – Во мне сразу так из-за его «дружка», что то гасло,

а затем вспыхивало бешенством. – Дружок!?– возмутился я, вслух. – Да пошел ты на хе-ер! Со своим дружком! Сам ты дру-жо-к!– и уже разворачивался, чтоб уйти, как он, мгновенно задумывался, словно вспоминал, кто для него и с кем прошло его, сопливое детство, потому что в начальных классах сопля у него реально висела до губы, а тем более кто его привел в спорт и поэтому он быстро извинялся. – Ладно, Санек! Запарился совсем.– А про себя думал. – Что же это за такое, пока не пошлешь подальше стервеца, даже разговаривать не желает. И молчал. – Не серчай! Приходи сегодня к семи сюда же, поедем, посидим, отметим. – – Ладно, только. – выскочило у меня. – Что денег нет? Ничего! Угощаю. – на этом жали руки и расходились. Он гордо сел в 24- ку и снова куда – то ехал по делам, шурша по сырому асфальту.

– Вот везучий – смотря, вслед думал я. – И в почте и в такси, и на мясокомбинате работал, и вот сейчас ларек на вокзале, в самом лучшем месте, у остановки. И чем только они там не торгуют, начиная от лифчиков и тазепама и заканчивая хурмой и мимозой. Денег завались. – Лишь бы не вышло как в прошлый раз – думая про сегодняшний вспоминал недельной давности, вечер.

А тогда, Богдан весь вечер кормил и поил двух дородных официанток, а потом уже хорошо выпившие, поехали этим же составом, к нему на съемную хату. И вот он, что то начал меня подкалывать, перед ними. Терпел, терпел, да и не вытерпел. Кинул в него с переднего сидения двадцати килограммовый брикет сливочного масла, который он дал держать. Он поймал, проявив вратарскую реакцию. После того как кинул, сразу попросил водилу тормознуть. Притормозил у обочины. Богдан выскочил, за мной. Нет, не драться, от него этого не дождешься. Как всегда успокаивать стал, и уговаривать ехать дальше, но я заупрямился и послал подальше, для себя объясняя, что ну не понравились мне его официантки, ну не мое это и все.

Тогда он уже напыщенный, но еще не напуганный, а вот после полугода ларечной торговли и кайфуши, у парней которые их и поставили торговать, возникли вопросы по поводу нехватки приличной суммы. Деньги братвы, и их по любому придется отдать. А их уже нет. Прогуляны и пропиты. Вот и пришлось Богдану под отцовским диваном прятаться и не дышать, когда спортсмены входную дверь выламывали.

Тогда спасся. Не нашли под диваном, но видимо понял, что дело пахнет кровью и никто с ним церемонится не будет. Отец срочно продал не новую вазовскую шестерку и расплатился за горемыку бизнесмена, пока братва, его на счетчик не поставила.

3.

При встрече с ней, испытал, головокружение почти спазм на долю секунды потеряв пространство. Не мог поверить, что в далеком Магаданском переулке произойдет наша встреча. Как бывало в детстве, сталкивался в безлюдном месте, с человеком, похожим на сказочного злодея, вроде людоеда. А с ней конечно по другому, хотя бы без страха, а так что от неожиданного счастья перехватило дыхание, и душу переполнила радостная немота. Сравнить почти не с чем, разве что с детской любовью родителей.

А раньше когда в темном подъезде,видишь злодея, или скорее только показавшегося им, обычного жильца с верхних этажей, и с замиранием ждешь, что же дальше, и не дышишь. И еще поллоктя до входа, а шагов, не слышно, утонули в биение. И кажется, что оборотень, стоит за спиной и протягивает мохнатые, когтистые лапы. Слабнут ноги, мутнеет рассудок, пока не коснусь ручки, и дальше рывок к спасению и лишь бы ребенка не сбить. И с Аней, почти то же, но только в обратном направлении, да и содержание не то. Радостно, прекрасно, а как точнее сказать, словно получил награду!

А душа все стерпит. Хотя вот говорят скажишь так и будешь всю жизнь терпеть.Предрассудки!? Она и душа и я в тонусе и поэтому с ней светло и забываешь о мрачном периоде, а тем более, что по сути своей душа, это что-то еще более легкое чем даже газообразное и еще невидимее, даже супер новому микроскопу, новая сверх малая частица. А на самом деле старая как сам мир! И в ее отсутствие вслед за тонкорунным голоском тоски вдруг, ощутишь, что ею внутри окрашено всеми, цветами вплоть до розового, небесного, а случается и черного, и накачено под завязку, особенно сейчас, когда встретились, аж лопается. Пусть и грубо, но почти, как камера лишними атмосферами. А стоит чуть спустить или перекачать и уже плохо управляешься. Также когда жарко, воздух расширяется, и на скорости колесо может лопнуть, так и душевные переживания, норовят вырваться, как воздух из колеса, на полной скорости разрывая скаты. И если вовремя не ослабить напряжение, может и в правду, рвануть, до потери управления, просто на разрыв Солнца в груди. Боюсь, японцы не переживут такого, а с ними и мы.

В суете, душу не замечаешь. Кажется она даже мешает! И нет никакого желания, да и повода отделять ее от тела. Отделяться же она и сама не хочет даже, когда сильные переживания и испытания, даже когда тело изранено, все равно, держится родная крепко. В такие моменты, бывает лучше не подходить, опасно, словно все 6000 вольт подвели, и идет борьба, не за жизнь, а за вечность.

И конечно лучше не доводить, но это от нас не зависит, и без переживаний оно спокойней, и безопасней, но не факт что интересней. Мне вот как то показалось, что по настоящему любить могут только очень крепкие люди, просто атлеты, потому что нелегкая это задача так выкладываться. Не каждому по плечу! Да и чтоб получить надо сначала что то вложить. И вложить не хило, не по детски! А тоска и тревога быстро, почти реактивно заполняет пустоты! Природа не терпит никакой пустоты, кроме пожалуй вакуумной. Без переживаний легче конечно на первый взгляд, жить, пить, есть, спать. Но все равно сразу крутит, и подначивает, что пресно и слабо. И уже по- другому, ждешь предъявы, что как то все, без волнений, а это же само по себе волнение. Поэтому то если переживаний нет со стороны, то сам себе, их придумаю, выдумаю для профилактики. Сам не знаю как, а порой и на ровном месте! Так, что, кажется присказка – Ничего не знаю, моя хата с краю – это не мое. А попадешь в не однозначную ситуацию, и получается вдруг мое, еще как мое, и думаешь уж лучше пусть с краю, как сейчас, чем в эпицентре, совсем в пыль разотрут, а еще ничего и не видел. А это малодушие.

А то, случается, душа, словно атрофировалась и докричаться сложно. Но все равно можно, как не крути, она есть, а все ж общепризнано, что к тому ж Божественная консистенция. Кто то, усомнится, и скажет спорно. И я один из них, наверно пока рядом кто- то не проутюжит так что пар не выйдет, и все равно большую часть времени, сам реально сомневаюсь, есть Бог на земле или нет. Особенно когда где -то творится зло и преступление, а преступникам никакого возмездия как не было так и нет. Потом глядишь, все хорошие которые протестовали умерли, а душегуб и тиран до сих пор здравствует как не бывало. Отличный пример для того кто хочет стать антихристом и деспотом. Хоть малое зло, еще не вызывает таких глобальных сомнений в Божественном, но зарождает, и тихо, час за часом, сочится, застывает и снова мучительным скрипом режет стекло новостей, мембраны чуткого слуха. Нет Бога! Бога нет! Если б он был то такого бы не допустил!

Вот когда много зла, то я уже, не в чем не уверен, и слова о промысле Божьем начинают иметь поверхностное значения, вроде отговорки, но даже тогда если необходимо, сделать выбор, то стараюсь делать так, будто Он есть, и я боюсь его гнева. Честно боюсь, по-настоящему, убеждая себя в сотый раз, что опять убедил и рад. С похмелья сразу не так жутко, когда у него прощения просишь.

Словно активирую Бога хорошим поступком, чтоб радоваться, но когда случаются срывы и делаю заведомо плохо, то оживляю уже страхом перед ним. Понимая, что просто нет другого выхода. И собственно не было никогда! Такое поведение заложено и поэтому физически необходимо, чувствовать хорошим, добрым, хотя чувствую что если надо и свое зло, смогу объяснить и уговорить, что совершил во имя добра. Вот как. Смогу ведь! С некоторыми постулатами морали не согласен, потому что они не кажутся божественными, а скорее придуманными, чтоб легче закабалять и управлять.

Еще иногда, кажется, что кто во что верит, тот за то и получает. Обращая внимание, мы словно кликаем «мышкой», а на самом деле мыслью, движением, взглядом. И оно откликается! А как ответят это уже вопрос к глобальному, к Богу и есть. В этом и вера и магия и здравый смысл с нездравым вперемежку.

Вот сейчас кликну и вспомню детство. Вызову в себе. И пойму, что бывало по – разному, и так и сяк. Случалось, папу ждали с работы допоздна. Мама переживала, что придет, выпивший, а он приходил трезвый как стеклышко, но уставший. С аврала или аварии. Лицо и руки обветренные, грубые в ржавчине, пропахшие куревом. Мама кормила его картошкой с луком. А когда готовила, вся квартира наполнялась запахом жареного лука. И сама плакала, когда резала, и я любил эти слезы. Приходил со школы, и бывало, так взгрустнется без нее, что на середине забрасывал домашнее задание, запирал дверь и убегал к ней на работу, через овраг, по разобранным серым деревянным мосткам, через речку – срачку и дальше, взбираясь по полуразрушенной скрипучей лестнице, к скотобойне.

Сразу после подъема, резко усиливался запах гниющих потрохов, доносящийся из под деревянных заборов, куда их сваливали, к обрыву, и это уже ало- зеленые цвета распада. Часто, в жару там рыбаки набирали беленьких шебаршащихся апарышей.

Высокие заборы бойни, увенчанные рядами колючей проволоки, создавали ощущение каземата, концлагеря, коридора, в котором из прижавшихся, кузовов выглядывали, и мычали добрые коровы и хрюкали слеповатые свинки. За самим забором стояла тишина и это смягчало мысли о их трагической участи. Кто-то говорил, что животных убивают током и это почему то казалось не так жутко как огромными острым прорезающими жилы ножом. И все это не мог сравнить с фашизмом. Пока шел мимо прислушивался, но ничего не слышал кроме ветра или гула заводских моторов, а от этого успокаивался. За забором царила смерть и ужас, но пока этого не видишь, кажется, что они, где то далеко, и намного дальше, чем кусок вареной говядины в тарелке щей. Мамина фабрика соседствовала с бойней. Позвонив с проходной в цех, ждал ее, облокотившись на железную вертушку.

Поделиться с друзьями: