Парад планет
Шрифт:
Разойдутся женщины с ведрами от криницы, а хитрая Галя подумает: «Эге, так я тебе всю правду и скажу. Черта с два признаюсь, что я голодаю и от других болячек, каких не имела и заиметь не хочу, а именно: боюсь больной лежать и без памяти хлеб жевать, боюсь среди лета на льду растянуться, боюсь быть такою щедрой, чтоб даже за копейкой убиваться, а еще боюсь расстараться на синдром Жиль де ла Туретта, то есть не хочу, чтобы у меня дрожали лицо и тело, вращались глаза, морщился нос, крутилась голова, дергались плечи!» А не менее хитрая Одарка, идя с ведром от криницы, тоже лукаво думала: «Я — не та Одарка, что ни богу свечка, ни черту кочерга, зачем мне признаваться в том, что, может, я не хочу быть той распустехой, что пока принарядится, то бояре и мед выпьют, что не хочу быть лежачим камнем, под который и вода не течет, не хочу быть той раззявой, что на базар ходила и зевак ловила, а с базара
Когда Яблоневка голодала, у нее пропал голос. Вот еще недавно пела и беседовала, выступала с трибуны и шептала в саду, смеялась и грустила, для всякого настроения был у нее свой голос, чистый и мелодичный, а тут вдруг пропал этот голос. И какие только истории не случались из-за этого, как говорится, двести — да не в одном месте! Скажем, председатель колхоза Дым рано утром в конторе раздает наряды своим бригадирам, а голоса у человека нет — весь вышел. Но бригадиры такие бестии, что понимают свое начальство без голоса — только по мимике лица. А когда бригадиры уже сами распределяют на работу своих подчиненных, то их голосов тоже не слыхать, но рядовые колхозники понимают указания и мгновенно бросаются их выполнять. Чудо, да и только. Потому что учителя в школе ведут уроки без голосов, а дети все равно усваивают их лекции, да так глубоко и славно, что, отвечая усвоенный материал без слов, получают только отличные оценки за свои высокие знания. Буфетчица Настя в яблоневской чайной понятливо обслуживает свою постоянную клиентуру, у которой сел голос, потому что понимает клиентуру без единого звука, лишь по скуповатым красноречивым жестам. Самогонщица Вивдя Оберемок полдня ругалась со своей соседкой из-за кур, которые роются в грядках, у обоих молодиц сели голоса, но, видно, никогда еще они так не выговаривались и не оскорбляли друг друга, как теперь, без голосов! А как Мартоха, копаясь на огороде, напевала без голоса — ну так тебе чисто и задушевно, что вся Яблоневка слушала зачарованно и хвалила.
Забегая наперед, скажем, что много всяких приключений происходило и с голосами. К примеру, у зоотехника Невечери был обыкновеннейший голос, в котором ни сталь не звенела, ни медь, а когда Трофим Трофимович закончил голодание, когда очистил от шлаков не только весь свой могучий организм, а и голосовые связки, то у зоотехника оказался уже не обыкновенный голос, а прекрасный баритон! Доярка Христя Борозенная неожиданно разжилась таким контральто, которое и не снилось выдающимся певицам мира. У долгожителя Гапличка откуда-то прорезался громовой бас, и теперь далеко разносился в вечерней тишине его голос, когда долгожитель по своей привычке громогласно высказывал сентенции на предмет того, что: «Пиво пей — да не лей, жену люби — да не бей!» Председатель сельсовета Перекучеренко, поголодав, окончательно перестал заикаться, теперь у него появился крепкий тенор, при звуке его голоса не одна яблоневская молодка вдруг начинала сладко и тревожно дрожать всеми своими поджилками. У фуражира Илька Дзюньки его мужской суровый голос превратился в мягкий женский, привлекательный, так что в ночных сумерках не один яблоневский ухажер, влекомый этим голосом, нарывался на кулак фуражира, у которого руки были крепкими и грубыми от долгой работы с лопатой и вилами на колхозной ферме. Конечно, случалось и такое, когда у какой-нибудь бабки на старости лет после продолжительного лечения голоданием вдруг начинал звенеть из груди девичий голос, но, но, но…
Забегая наперед, добавим еще, что голоса у яблоневских девчат всегда звучали призывными золотыми колокольчиками, но кутью медом не испортишь, поэтому после голодания в их голосах и вправду будто прибавилось того меду, теперь каждая щебетала если не ласточкой, то отзывалась лебедкой, а парубки им вторили если не соловьями, то лебедями. Теперь в Яблоневке по вечерам нельзя уже было человеческий голос услышать, такой стоял птичий базар: тьох-тьох-тьох, курлы-курлы-курлы, фить-фить-фить, цвиринь, кар-р-р!
Поголодав, яблоневский люд стал зорче видеть, потому что и глаза прочистились от лишних шлаков. Теперь все видели тех, что работают, будто себе на горе, и тех сынов, что растут хоть и дурные, зато большие, и тех, что наверстывают если не на гулянии, то на обувании.
Грех будет не сказать, что голодание пригодилось также и лысым. У кого волосы облетали с головы, будто листья с осеннего дерева, теперь не облетали, а стали расти густой щеткой. У кого волосы седели, тем возвращался их природный цвет: черный, рыжий или каштановый. У кого вообще
не было ни одной волосинки — теперь пошли в рост густые всходы. Свидетели видели, как дед Бенеря сломал пластмассовый гребешок на своей недавней лысине, которая завилась-закурчавилась гусиным пушком.Яблоневцы, которые храпели раньше во сне так, что аж дрожали окна у соседей, перестали храпеть совсем и теперь спали, будто напившиеся макового настоя.
Разительные перемены происходили с почерком: он стал ровный и прямой даже у тех, кто имел за плечами один или два класса церковноприходской школы, даже у тех, кто не знал никакой грамоты и вообще не умел расписываться. Голова теперь не болела не только у тех, у кого она раньше никогда не болела, а и у тех, у кого бы ей полагалось болеть по административному положению. Кто по ночам мерз и никак не мог согреться под одеялом, кто часто простужался — теперь спал без одеяла, мог босиком ходить по снегу без вреда для здоровья. Зубы из желтых превратились в белые, кажется, даже у тех, у кого от старости они давно повыпадали. Теперь они стали твердые и острые и угрызли бы не только дерево, а и железо. Директор школы Диодор Дормидонтович Кастальский нормализовал свое повышенное давление крови. Любители табака так возненавидели цигарки, сигареты и люльки, что теперь за версту обходили любого встречного курильщика.
Усилилась мужская и женская страсть. Конечно, и прежде у яблоневских мужчин и женщин эта страсть не была маленькой, но после голодания она выросла необыкновенно. Поэтому в Яблоневке и закипела та любовь, что, будто добрый конь, уносит людей. Один дядько, глядишь, ходит распаленный, будто с пожара, никакой водой не погасишь. А тому чубатому шоферюге, видно, запали в душу чьи-то черные брови, как пиявки. А на эту тетку посмотришь и подумаешь, что если б в ее сердце были дверцы, то кто бы только в них не вошел! А тому юному механизатору, видно, хоть и до дивчины далеко, да ходить легко, а к соседке близко, да ходить склизко.
После сорокадневного голодания старший куда пошлют в отставке с утра пожевал немного хлеба, выпил морковного сока пополам с молоком, к которому добавил ложку меда. Потом съел блюдечко манной каши. За обедом ел похлебку, сваренную из луковицы, испеченной без масла прямо на сковороде, а также из моркови, нескольких корешков петрушки, сельдерея, картофелины, соли. Не успела еще та похлебка довариться, как Хома уже ел, обжигаясь, горячее блюдо, добавив немного лимонного сока. За ужином поел свежего картофельного пюре с молоком, сжевал несколько зубков мелко нарезанного чеснока, выпил яблочного сока, потом горячей воды с молоком и медом.
На второй день грибок-боровичок жевал не только хлеб, а и помидоры, не отказал себе в гречневой каше, в салате из свежей капусты, редиски и лука. За обедом — салат из свежих овощей, уху, вареную картошку с помидорной подливой, смаковал груши и яблоки, пил молоко с медом.
На третий день уже окреп настолько, что не отказал себе в том, что ел в первый и второй день, а еще добавил и сыра с чесноком, картошки, жаренной на подсолнечном масле, винегрета из свеклы, макаронов в томатной подливе, всяких фруктов и всякого питья. И пусть никто не удивляется, если услышит, что грибок-боровичок избегал есть мясо, коровье масло, соль, уксус; вместо сахара ел мед; на перец и не смотрел. Ибо Хома знал, что злоупотребление солью может привести к туберкулезу, коровье масло — к подагре, сахар — к кислотности желудка и неврастении, уксус — к болезням печени и почек. Да и не дошла еще очередь до мяса…
Чтобы не погрешить против правды, скажем, что после голодания грибок-боровичок, как и вся Яблоневка, ел не как бог на душу положит, а с большим резоном. Если уж совал в рот что-то, то жевал и пережевывал так, будто гвозди железные грыз.
— Правду говорят, что, если много будешь знать, меньше будешь спать, — говорил после голодания старший куда пошлют в отставке. — Когда я голодал, Мартоха, то изведал такое блаженство, какого раньше никогда не знал. Но я такой чудно сшитый-сбитый, что если бы не поголодал, то и не понял бы…
— Не только ты, Хома, поумнел, а и Яблоневка, с тобой голодая, тоже набралась ума. Да Хома таки виноват, таки нельзя Хому миновать! — нахваливала Мартоха, которая умела пошутить, но знала, когда и обрубить. — Мы с тобою не дурни и у дурного не зимовали! Видишь, поголодал — и заимел пользы полну охапку.
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ