Парад планет

— Мартоха! — окликнул ее Хома не то голосом человеческим своим, не то ревом двигателя, потому что они слились воедино, создавая волшебный тембр не земного, а небесного звучания. — Чего ты убежала, иди-ка сюда…

— Боюсь, Хома, я словно та мышь, для которой и кошка зверь.

А поскольку Мартоха и вправду боялась подступиться к Хоме, охваченный любовью тракторозавр, ловко крутанув рулем, двинулся на жену. Освещенная ярким светом фар, она какое-то мгновение стояла вся побелевшая и окаменевшая, потом испуганно попятилась, не спуская взгляда с грозного тракторозавра.

— Жена, какого врага боишься? — рокочущим машинным голосом гремел Хома. — Или ты за моею спиной потеряла свой гребень золотой? Обниму и поцелую — к столбу не приревную.

Мартоха, облитая дрожащим электрическим светом фар, уже к самому крыльцу отступила, уже и на ступеньки поднялась, уже и за порог шмыгнула, уже и двери закрыла изнутри.

— Мартоха! — заревел тракторозавр Хома, аж стекла забренчали в окнах. — А чего ты от мужа закрываешься? Почему в хату не пускаешь?

— А пусть господь милует, чтоб я такого на порог пустила! — донеслось из-за дверей.

— Мартоха, не гневи меня, до сумасшествия не доводи, потому что или главная передача поломается, или тормоза не выдержат. Я хоть и железный, да не весь!

Но испуганная Мартоха и не думала открывать. Тракторозавр Хома угрожал и двери высадить, и окна выбить, ездил от одного окна к другому, светил фарами, чадил удушливым дымом из выхлопной трубы, раздавил глиняную мисочку, из которой куры пили воду, ободрал ствол вишни, но Мартоха все упорствовала! Соседи и внимания не обратили на этот шум во дворе грибка-боровичка, полагая, что тракторозавр хорошо набрался, как это, наверное, между тракторозаврами водится, поэтому Мартоха и испугалась его кулаков, не пускает в хату.

Наконец, отчаявшийся и убитый горем, тракторозавр Хома остановился во дворе у ясеня и, горько всхлипнув, замер под высокими осенними звездами. Наверное, подумалось ему, в эпоху научно-технической революции сознание женщины — даже такой, как Мартоха! — еще отстает от общего поступательного движения вперед, и потому он и вынужден спать не под теплым женским боком, а во дворе под ясенем. И когда Хома задремал, то в подсознании его мелькнуло: конечно, пророк Экклесиаст во многом ошибался, потому что не мог предвидеть появление тракторозавра, но зато словно в воду смотрел, когда о женщинах высказывался так непочтительно…

ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ПЕРВАЯ

в которой новоявленный тракторозавр Хома в самозабвении демонстрирует образцы трудового героизма, не чураясь ни плугов, ни лущильников, ни борон, ни катков, водит дружбу с тракторами К-701, К-700, Т-150К, МТЗ-80, глуповато заглядывается на сеялки и поет эротические песни, каких Яблоневка до сей поры никогда и не слыхивала

Конечно, сердце у Мартохи разрывалось от горькой печали, конечно, она отодвигала занавеску и смотрела в окно на то, как тракторозавр Хома дремлет во дворе под ясенем и фары у него во сне вздрагивают, мерцают. В одиночестве задремав в холодной постели, она уже не услышала, как в полночь зарычал мотор, не увидела, как тракторозавр Хома через открытые ворота тронулся на улицу, освещая перед собою дорогу.

С этой памятной ночи начинаются легендарные трудовые подвиги тракторозавра Хомы.

Сочетание сказочного трудолюбия старшего куда пошлют с лошадиными силами современного трактора дало феноменальный трудовой эффект. Выбросив из памяти скребковый транспортер в коровнике, будто он никогда и не прикипал к нему всей душой, колесный тракторозавр Хома Хомович Прищепа целиком переключился на плуги. Девятикорпусный или восьмикорпусный, трехкорпусный или однокорпусный — все эти плуги были тракторозавру по душе, со всеми он умел ладить. Господи, вы бы видели, как тракторозавр Хома пахал! Ровнехонькие, как струны, клал борозды, без огрехов, на нужной глубине. Пахал не только под зерновые и технические культуры, а и междурядье в колхозном саду, и заболоченные земли, поросшие кустарником. Если бы в колхозе «Барвинок» выращивали виноград, то, конечно, обрабатывал бы и междурядье виноградников!

А еще тракторозавр Хома не чурался лущильников. С каким вдохновением лущил он стерню прицепным лемешным лущильником с гидравлическим управлением! Как исправно орудовал садовым лущильником!.. А бороны? А дисковые бороны со сферическими дисками, собранными в батареи? А зубчатые бороны с вертикально прикрепленными к раме зубьями, имеющими квадратное сечение? А навесные шарнирные бороны с двусторонними зубьями, скребками и шлейфом? А сетчатые бороны? Тракторозавр Хома этими боронами разрыхлял грунт, бороновал посевы, уничтожал сорняки, выравнивал поверхность поля, разрывал кротовые ямы и всегда сохранял микрорельеф земли!

Гай-гай, теперь он дружил со всякими катками, с какими только сводила судьба: кольчато-шпоровым и прицепным водоналивным, навесным универсальным и прицепным односекционным кольчато-зубчатым. Славно и дружно трудился с широкозахватным гидрофицированным культиватором-плоскорезом, а еще со штанговым гидрофицированным культиватором, а еще с противоэрозийным, а еще с прицепным высококлиренсным, а еще с фрезерным, а еще с культиватором-растениеподкармливателем-глубокорыхлителем!

Надо сказать, что если уж тракторозавр Хома Хомович трудился на колхозной земле, то трудился на совесть. Во время пахоты он ощущал плуг так, как ощущал свое сердце, и предплужник на раме плуга ощущал, и хомут на раме, и ограничительный болт высоты, и дисковый нож. И так же, как свою душу, ощущал в культиваторе все его рабочие органы — планку, передний и задний кронштейны, транспортную цепь, накладку с призмой, стержень с боковым держателем, болт…

Теперь, сделавшись тракторозавром, Хома Хомович, как уже говорилось, и друзей себе завел таких же, как сам. Раньше его всегда видели если не с долгожителем Гапличком и почтальоном Горбатюком, то с фуражиром Дзюнькой и зоотехником Невечерей, а теперь он водил дружбу с мощными тракторами К-701, К-700, Т-150К, МТЗ-80, частенько вступал в серьезные хозяйственные разговоры с уборочными комбайнами «Нива» и «Колос». И, надо отметить, какой-то нездоровый интерес у тракторозавра Хомы пробуждали сеялки. Как увидит зернотуковую прицепную комбинированную сеялку — час может простоять, вытаращив фары на нее, лаская взглядом ее ходовые колеса, зернотуковый ящик, сошники, механизмы передачи, семяпроводы. А то, случалось, задумается глубоко о чем-то своем, сокровенном тракторозавровом, да и поползет вслед за навесной комбинированной шестирядной сеялкой, хотя у той сеялки одна дорога, а у него совсем другая!

Что и говорить, нравились Хоме и легковые машины, но разве ему, тракторозавру, угнаться за какой-нибудь вертихвосткой «Ладой»? Порой, застыв на минутку в поле, грустный тракторозавр Хома смотрел на то, как элегантные и темпераментные машины пробегают асфальтированной трассой, исчезая за горизонтом, и в его фарах светилась невыразимая печаль, и слышались сдержанные вздохи в моторе.

Поскольку теперь Хома нижней частью туловища был трактор, а верхней половиной мужчина, то, понятное дело, интересовался не только прекрасной техникой, а и прекрасной половиной рода человеческого. Оставленный испуганной Мартохой, он бросал страстные взгляды на яблоневских девчат и молодиц, чувствуя, как мысли смешиваются в голове, бензин едва не вскипает в баке для горючего и вот-вот откажут педали управления тормозами, но он сдерживал свои чувства, разве что иногда по старой привычке позволял себе комплимент:

— Краля такая, что только гм-м! — вот и все.

Или:

— Как против солнца воды не напиться, так с чужой женой тракторозавру Хоме не налюбиться.

Или:

— Хочу не грушку, а укусить дивчину Марушку.

Пел ли Хома в это время? Да не был бы он тракторозавром, если бы не пел! Вспахивая землю или бороня поле, пел так, что далеко разносились песни, которые вырывались из могучей груди да еще и мощного двигателя. Только какие-то чудные это были песни, в них смешивались воедино человеческие чувства и чувства машинные, боль сердца и боль мотора, музыка тонко натянутых нервов и музыка грубо натянутых электрокабелей.