Парад теней

— Она же твоя, чего спрашиваешь?

— Боюсь Ксению без колес оставить. Если что, пусть на джипе. Я пойду, чтобы все без спешки. — Сырцов встал и, глядя на редкие смирновские волосенки, попросил: — Вы, Александр Иванович, извинитесь за меня перед Дашей еще раз.

— И за себя тоже, — поднялся и Смирнов. — Иди. И ни пуха тебе ни пера.

— К черту, — без улыбки ответил Сырцов и вышел за калитку.

Смирнов то ли постучал, то ли поскребся и, не открывая двери, спросил умильно:

— Ты спишь, Даша?

— Сплю! — криком ответила она из-за двери.

— Ты уж прости меня, старого дурака. Это все я. Жорка ни при чем.

— Оба хороши! — отозвалась она.

— Ты спи, спи, я больше тебя беспокоить не буду, — заверил ее Смирнов и на цепочках отбыл.

Эту он не жалел. Перегнулся через большое, накрытое пледом тело, взял с тумбочки портрет, перетянутый черный лентой, и спел, стараясь, чтобы получилось как у Олега Радаева:

И вновь начинается бой,

Какое-то сердце в груди…

И Ленин такой молодой,

И юный Октябрь впереди!

— Я хочу умереть, — не оборачиваясь, трагически заявила Берта.

— Сделаешь дело и умирай себе на здоровье, — милостиво разрешил он. Времени у тебя — только подмыться, помыться и накрасить морду лица. Вставай.

* * *

Через полтора часа домоправительница популярной певицы, всем известная в дачном поселке Берта Григорьевна, празднично яркая и оживленная, объявилась на пятачке, где у автобусной остановки функционировала стандартная палатка, в которой ей и приобрести надо было стандарт: минеральную и сладкую воду, упаковку пива, сухое печенье, орешки, пару шоколадок. Она перечисляла, что ей надо, а любезная (знала постоянную покупательницу) продавщица выставляла через оконце все требуемое на стойку. В поисках кошелька Берта, у которой, как и большинства дам, в сумке был полный бардак, вывалила все содержимое ее на стойку рядом с закупленным товаром. Нетерпеливый грубиян потребовал через Бертино плечо у продавщицы ответа:

— "Балтика" есть?

— Есть, — ответила продавщица. И показала на витрину.

— Ну и обдираловка у вас тут! — осудил и цены, и продавщицу грубиян и опять же через Бертино плечо протянул деньги. Правой рукой, а левой, когда продавщица склонилась над пивным ящиком, выбрал из рассыпанного Бертой барахла нечто, похожее на пуговицу от блейзера, только потолще и без рисунка.

Рыжий Вадик из своего спецфургона сделал телевиком десять крупных планов. Для страховки.

Берта с тяжелой сумкой шла домой, а грубиян неизвестно куда.

* * *

Раньше в этой больнице лечились самые важные лица страны, а теперь самые богатые. Пропуск, слава богу, был заказан. Миновав проходную, Константин Ларцев ухоженной, тщательно подготовленной к позднему весеннему цветению территорией прошел ко входу и через мраморный вестибюль направился к лифтам.

У индивидуальной палаты-апартаментов под номером 801 на белом стуле, растопырив ноги, сидел толстомордый охранник в белом халате поверх кожи. Тухлым взглядом оценив Константина, он спросил гундосо:

— Чего надо?

— Не чего, а кого. Бориса Гуткина.

— Зачем?

— Не твоего ума дело, — взвился Константин. — Иди и доложи.

Охранник, гипнотизируя, секунд пять смотрел на Константина. Ларцев поторопил его:

— Действуй, действуй, Бен.

— Я — не Бен, я — Сема! — горестно и миролюбиво заговорил вдруг охранник, встал со стула, истово перекрестился. — Нету больше Бена, нету! И, наконец, узнал назойливого посетителя. — Так это вы были с тем мужиком, который с нами у жучков сцепился?

Константин в знак примирения похлопал чувствительного Сему по бицепсу и напомнил:

— Иди и доложи.

Обе руки бывшего футбольного администратора, а ныне продюсера были на растяжке. Борис Гуткин находился в позе человека, делающего одно из упражнений утренней зарядки — в положении лежа дотянуться ладонями до пальцев ног. Не дотянулся — замер на полпути.

— Со счастливым спасением тебя, Боб, — поздравил Ларцев. — Вызвонил меня на предмет?

— Охохохо, — пожаловался Гуткин. — Здравствуй, Лара. Присаживайся. Выпить хочешь?

— С чего бы это? — удивился Константин.

— Ни с чего, а за что. За мое счастливое спасение.

— Рано, — твердо сказал Константин, устраиваясь в кресле.

— Что — рано? — испуганно спросил Гуткин. — Считаешь, меня еще доставать будут?

— Рано сейчас. Двенадцать часов. А я раньше пяти не принимаю.

— Так бы и говорил! — разозлился Гуткин. — А то пугаешь, пугаешь!

— Зачем позвал?

— Есть, есть Бог! — в который раз восторженно осознал божье присутствие Гуткин. Счастьем для него было, повторяя и повторяя, рассказывать, как Бог его спас. — Ты представляешь, когда мы подняли и понесли гроб, я вдруг почувствовал, что у меня расшнуровался левый ботинок. И не отойдешь — неудобно ведь, не качнешься — гроб на плече, так и тащился до могилы, боясь наступить на шнурок. Умучился- страсть. Как только гроб поставили, я сразу — за спину Бена и нагнулся, чтобы незаметно шнурки завязать. Тут и рвануло. Сто килограммов Бена мне на спину, и я руками в землю. Я треск своих ломающихся костей слышал, Лара. Меня поначалу за покойника приняли, когда "скорая помощь" трупы разбирать стала. Я весь в кровище, кости наружу, сверху вдрызг изуродованный мертвый Бен… Потом я заорал. От боли, от страха, от счастья, что живой, — не знаю.

— Повезло, — согласился с ним Константин.

— Кто мне шнурки развязал, Лара?

— Бог, что ли? В таком разе он скоро тебе башмаки чистить будет!

— Не кощунствуй, — строго предупредил Гуткин.

— Когда о деле говорить начнешь?

— Сейчас, сейчас, — пообещал Гуткин, прикрыл глаза, помолчал и, непроизвольно раздувая ноздри своего большого носа, в ненависти почти заорал: — Нельзя, нельзя допустить, чтобы эти суки остались безнаказанными!

— Кто эти суки, Боб? — быстро спросил Константин.

— Не знаю.

— Но догадываешься. Что у тебя есть?

— Спокойнее, Лара. — Гуткин был уже сосредоточен и деловит. — Я знаю, что ты принимаешь участие в расследовании, которое по поручению Анны ведет Сырцов. Я знаю, кто такой Сырцов, и знаю, кто еще за ним стоит. Я полностью доверяю этим людям и хочу, чтобы они довели это расследование до конца. Взвизгнул вдруг: — До точки!

— Хочешь, так сказать, стимулировать расследование своими бабками?

— Это само собой. А главное, я хочу посчитаться за смерть ребят и Бена.

— Бен был твоим телохранителем?

— И другом, — добавил Гуткин.

— Вроде Семы, который у дверей, — усмехнулся Константин: — Тело хранитель. Он охранил твое тело, Боб. Насколько мне известно, первый случай выполнения прямых своих обязанностей.

— Не говори так, Лара.

— А как мне говорить, если ты все время в сторону?

— Это ты все время в сторону. Кто речь о телохранителях завел?! уличил его Гуткин и, удовлетворившись, приступил к деловой части: — Ты спрашиваешь, что мне известно об этих скотах, и я опять повторяю: ничего. Но у меня есть ниточка к ним.