Paradisus

Одноглазая шлюха, ночь с которой мне подарил отец Никодим.

– Вернулся, конунг?

На Вике было все то же короткое, изъеденное молью пальто, оголяющее

сильные бедра. На ногах – коричневые сапоги на высокой платформе, рваные и

истоптанные. Синий глаз холодно блестел.

– А, Вика, - пробормотал я. – Как ты?

– Как я?

Она взяла мою кружку с зеленкой, и – залпом.

– Я - прекрасно.

Вика откинула со лба светлую прядь.

– Искала тебя, Артур. Вчера заходила в твою конуру, да тебя там не было.

Что-то в голосе женщины мне не понравилось.

– Меня искала?

– Да. Хотела расспросить о Твери.

Далась же им всем эта Тверь!

– Тебе-то зачем?

Она не ответила, глядя на меня.

– Так зачем?

Лицо Вики сделалось злым.

– Ублюдок, это ты убил его.

Я удивленно привстал.

– Что ты несешь, дура?

– Белка был в твоем отряде.

Всполох: мой адъютант падает в снег, сраженный пулями питеров.

– Он погиб, выполняя свой долг, - сказал я. – Моя совесть чиста.

– Твоя совесть чиста… – кивнула Вика.

Я едва успел уклониться от устремленного мне в лицо лезвия, перехватил

Викину руку, заломил, забрал нож.

– Сволочь, - Вика заревела.

Из подсобки выбежал Рустам, держа дымящуюся кастрюлю.

– Что ты делать, конунг?

– Ничего, просто у девушки истерика.

Я хотел помочь Вике подняться, но она оттолкнула меня.

– Ладно, пойду. Спасибо, Рустам.

Вика рыдала, сидя на полу у стойки.

– А как же еда?

– В другой раз, Рустам. Или вот ей предложи, когда успокоится.

Я поднял воротник куртки и шагнул к выходу.

Вика разозлила меня. Не потому, что хотела убить: на эту попытку она

имела право. Право, данное ее любовью к Белке.

И все-таки — сука. Я вспомнил, как она пришла ко мне той ночью, как

смеялась, когда я сказал ей, что у меня есть женщина, которую люблю. Делала

вид, что не понимает, о чем речь. Ложь, сплошная ложь. Мы, огрызки

человечества, словно договорились лгать, скрывать свои истинные чувства. Я

вспомнил себя, Русские Джунгли, каких усилий мне стоило признаться Марине в

том, что я – человек. Ведь быть человеком – это слабость, а слабому не удержать

Теплую Птицу. Вот только живет ли Теплая Птица в грудных клетках «сильных»?

Вика любила Белку. Я люблю Марину.

Серебристая Рыбка.

6

В ТЕМНОТЕ

– Андрей!

Кто-то зовет, и я просыпаюсь.

Тишина.

– Андрей!

Марина, ты?

Она входит, садится на кровать. Волосы распущены, лицо осунулось, но в

глазах – радость.

– Андрюша.

Мягкая рука треплет мой чуб. Я ловлю ее, прижимаюсь щекой.

– Марина, ты пришла.

Она улыбается.

– Да, Андрюша. Но не одна.

– Не одна?

Марина кладет мою руку себе на живот.

– Он - там.

Я смотрю на нее, ничего не понимая.

Марина смеется.

– Это чудо, Андрей. Он – там, наш малыш. Я точно знаю. Он там, -

единственный ребенок в Русских Джунглях.

Ребенок… Я видел детей во сне, никогда – наяву. Ребенок… Он такой

маленький, такой беспомощный. Ему нужна защита, нужна любовь. Он мой. Мой и

Марины. И – Русских Джунглей.

– Андрей…

Марина обнимает меня, проводит прохладной ладонью по щеке. Исчезает.

Тишина.

На площадке перед административным зданием толпятся стрелки.

Разговоры, смешки, ругань. На эшафоте – черный крест. На одной стороне креста

– тело женщины. Ветер треплет обрывки одежды.

Христо стоит на высокой шаткой скамейке, на шее – петля; слабые ноги

заметно дрожат. Он смотрит прямо на меня. Неуютно… Стыдно…

– Кончайте уже с ним! – орет кто-то.

Христо негромко – я уверен, что кроме меня, его никто не слышит:

– Будущее не зависит от тебя.

Скамейка опрокидывается, Христо устремляется к земле, но веревка

останавливает его, подкидывает немного вверх. Он подергивается под

улюлюканье толпы. Замирает.

Темнота. Тишина.

– Артур!

Открываю глаза, вижу склоненного надо мной отца Никодима.

– Пора. Лорд-мэр ждет.

7

ВИДЯТ ЛИ ОВОЩИ СНЫ

До административного комплекса мы дошли молча. Отец Никодим теребил

бороду. Автоматчики посторонились, пропуская нас в длинный коридор, пахнущий

пылью и крысиным пометом. Подошвы глухо стучали по доскам.

Коридор закончился широкой лестницей. Отец Никодим стал подниматься

по ней, я - следом, догадавшись, что мы из одноэтажной пристройки перешли в

пятиэтажную башню.

На первом этаже – площадка со стеклянными дверями, перед которыми

дежурил автоматчик. Отца Никодима он словно не заметил, а на меня бросил

завистливый взгляд. За дверями виднелись витражи из цветного стекла,

бросающие повсюду разноцветные блики. Под витражами - бесконечные ряды

деревянных многоярусных нар, на которых – люди. Сотни, а может, тысячи,

людей.

То же самое на втором, и на третьем, и на четвертом этажах.

– Теплица номер четыре, - отец Никодим кивнул на стеклянную дверь.

Автоматчик посторонился, дав мне возможность рассмотреть теплицу

номер четыре. Люди, лежащие на нарах, неподвижны, кожа бледна, веки

сомкнуты. Многие - в неестественных позах.

– Все эти люди, - проговорил я, подавляя тошноту, – они мертвы?

– Они спят,- сказал отец Никодим, - так же, как спал ты, я, вот он, - кивнул на

автоматчика. – Лорд-мэр приказал собрать их со всей резервации. Время от

времени они просыпаются и пополняют Армию.

– Так долго?