Paradisus

– Что - долго?

– Так долго спят?

– Сон протекает у всех по-разному. Кто-то, как ты или я, очнулся почти сразу,

эти вот заспались…

Автоматчик негромко хохотнул.

– Стрелок, - обратился к нему отец Никодим. – Дозволь нам с конунгом

осмотреть теплицу.

– Но, ваш крест…

– Туда – назад. Видишь, Артур хочет знать, как все устроено.

Глава ОСОБи взглянул на меня.

Автоматчик с явной неохотой пропустил нас за стеклянную дверь.

Едва различимый запах тления витал в воздухе. Значит, не все в теплице –

спят…

Отец Никодим повел носом и недовольно обратился к подошедшему

работнику в робе, похожему на крысу, вставшую на задние лапы.

– Плохо работаешь, Епифанцев.

Глазки Епифанцева суетливо забегали.

– В чем же дело, ваш крест?

– Как в чем? Ты что, не чуешь - мертвечиной разит?

Епифанцев втянул воздух: крылья тонкого горбатого носа расширились,

показав в ноздрях кустики черных волос.

– Не чую, ваш крест.

– Ну, так я тебе говорю.

– Ваш крест, овощей много, трудно найти дохлого.

Я догадался, что овощами работник теплицы называет спящих людей.

Среди них больше мужчин, но встречались и женщины, одна, - рыжеволосая,

лежащая на нарах нижнего яруса, привлекла мое внимание. Я приблизился. Чем-

то похожа на Марину. Да, волосами. Я взял рыжую прядь: у моей женщины волос

мягче, нежнее.

Тяжелая рука легла на плечо. Я обернулся.

– Что, Артур, понравилась? – отец Никодим подмигнул.- Пришлю к тебе, если

проснется.

– А сны?

– Что?

– Снятся ли им сны?

Отец Никодим задумался.

– Наверное, снятся. Нам всем снятся.

Я представил: бесконечный сон, вроде того, про казнь Серебристой Рыбки.

Мурашки побежали по телу.

Овощи!

Темнота и лабиринт, наполненный страхами, радостями и болями.

Лабиринт, построенный на обломках памяти, в который не войти, из которого не

выбраться.

Овощи не видят снов.

Что-то начало расти внутри меня – вся моя жизнь в Русских Джунглях

набухала, как овощ.

– Просыпайся.

Отец Никодим отстранился, Епифанцев захихикал.

– Просыпайся! – заорал я и ударил рыжеволосую женщину по щеке. Даже

краткое соприкосновение передало холод ее тела.

Блуждающие в лабиринте. Ау! Сюда! Выход здесь!

– Просыпайтесь.

Я побежал вдоль нижнего яруса.

– Просыпайтесь!

Отец Никодим что-то крикнул.

Стена. Я остановился. У лабиринта нет выхода.

– Артур!

Глава ОСОБи улыбался, пока я подходил. Епифанцев вытирал ладонью

выступивший пот.

– Посмотри-ка, Артур.

Рыжеволосая женщина сидела на нарах, тараща на нас непонимающие

глаза. Ее губы пошевелились (синеватые, тонкие), но не издали ни звука.

– Черт подери, - сказал Епифанцев.- Впервые такое вижу.

– Что такое? – обратился к нему отец Никодим, на лице которого еще не

угасла улыбка.

– Впервые вижу, чтобы овоща разбудили, ваш крест, - работник теплицы

вытер взмокшие ладони о серую ткань робы, - обычно они либо сами

просыпаются, либо вообще не просыпаются.

– Не думаю, что ее разбудил Артур, - задумался отец Никодим. – Скорее,

просто настал ее час. Эй.

Он помахал рукой перед глазами женщины. Та не среагировала.

– Бесполезно, ваш крест, - ухмыльнулся Епифанцев. – После пробуждения

овощу надо часов пять, чтоб оклематься. Бывают, конечно, исключения, но эта

явно не из них.

– Хорошо, Епифанцев, вызывай людей. Пойдем, Артур.

Мы направились к стеклянной двери. Отец Никодим обернулся.

– Да, и еще, - он выразительно кивнул на неподвижно сидящую на нарах

женщину. – Держи свой хуй на привязи, а то я тебя знаю.

Епифанцев почтительно закивал головой.

8

ЛОРД-МЭР

На последнем этаже башни дверь с лестничной клетки была

металлической, а не стеклянной, и у нее дежурили сразу два автоматчика. Отец

Никодим кивнул одному из них и тот, выудив из кармана длинный ключ, отпер

дверь. Мы вошли. Дверь с лязгом захлопнулась.

Широкий полукруг стены украшали потускневшие, но все еще яркие

рисунки. Дети пускают воздушного змея, играют в мяч, сидят за партами. Похожие

рисунки – на высоком потолке.

– Артур, - негромко сказал отец Никодим (похоже, здесь он почувствовал

себя неуютно). – Постарайся не выкинуть коленец, как в теплице. Я, конечно, все

понимаю, но Лорд-мэр - это не овощи, которых нужно будить.

– Обещаю, ваш крест.

Глава ОСОБи подошел к двери с проржавевшей табличкой (черные буквы

«ДИРЕКТОР» едва читались), взялся за круглую ручку, взглянул на меня и

повернул ручку.

Я вошел следом за ним в полутемный кабинет, заставленный шкафами с

полуистлевшими бумагами, со статуэткой мальчика, играющего на трубе, с

широким столом и креслом у единственного окна. Огляделся, нащупывая за

пазухой нож.

В кабинете кроме меня и отца Никодима никого не было.

Глава ОСОБи устало опустился в кресло.

– Но где же Лорд-мэр, ваш крест?- спросил я, уже смутно догадываясь об

истине.

– Андрей, - вздохнул отец Никодим. – Островцев Андрей, какой ты, в

сущности, мальчик. Глупенький мальчик, - он кивнул на статуэтку. – Дудишь-

дудишь, а зачем, почему – тебе невдомек. Лорд-мэр перед тобой.

Я выхватил нож. Протиснувшийся в окно солнечный луч сверкнул на

лезвии.

Дверь кабинета распахнулась, сильный толчок в спину бросил меня вперед,

на стол. Отец Никодим вскочил, прижал мою голову к столешнице. Сзади кто-то

выкрутил мне руку и забрал нож.