Paradisus

дотронулся до старого шрама. Я вздрогнул (до этого находился в каком-то

оцепенении) и оттолкнул шлюху.

– Бедненький, – засмеялась она. – Как ты напряжен.

Гостья присела к столу и, плеснув в кружку зеленки, выпила.

– Не желаешь?

– Слушай, - начал я. – Не знаю, как тебя звать…

– Вика.

– Так вот, Вика, его крест ошибся, когда решил, что мне нужны твои услуги.

В единственном глазу шлюхи сверкнула молния.

– Его крест никогда не ошибается, солдат, - сказала она. – Никогда.

Неуловимым движением Вика скинула пальто, под которым не было ничего,

кроме ее тела. Груди топорщатся (кажется, одна немного больше другой); живот

поджарый, с шестью кубиками пресса; ноги длинные, ровные и ощутимо сильные.

– Постой, - неуверенно сказал я. – У меня есть женщина.

– Есть женщина? Что это значит?

– Я люблю ее.

Шлюха рассмеялась и, сжав ладонями мои щеки, поцеловала меня.

Горячий язык проник в рот, соприкоснулся с моим языком, словно ударила

молния. Обняв Вику, я потянул ее к постели.

– Ну вот, так-то лучше.

Вика дотронулась губами до моего лба и поднялась. Блеснув в темноте

ягодицами, подобрала с пола пальто.

– Прощай, солдат. Передавай привет своей женщине.

Показав на секунду луну и звезды, хлопнула дверью.

7

ПРОЛЬЕТСЯ ВИНО

Серебристая Рыбка, взрезая плавниками голубоватую гладь, несется вверх

по реке. Вот перед ней возникает что-то оранжевое, тонкое, подвижное. Червячок.

Рыбка хватает червяка, и … резкая боль пронзает ее. Неодолимая сила

выхватывает рыбку из воды. Чешуя блестит на солнце. И рыбка уже в руке у

человека; бьется в твердой, как доска, ладони. Человек ухмыляется, встряхивает

длинными седыми волосами. Это - Киркоров.

Бледный свет проникал в окно моей квартиры. На столе - пустая бутылка

из-под зеленки, напоминающая о вчерашних визитах. Я поморщился: в висках

глухая боль. Однако нужно собираться – сегодня важный день.

Подняться с кровати оказалось не так-то легко. Как быстро привыкаешь к

теплой постели!

Давно ли я был игроком и проводил ночи на деревьях в Джунглях?

К черту! Я вскочил, несколько раз отжался от пола; подхватил свитер и

куртку, оделся. Кровь быстрее побежала по жилам. Так-то лучше.

В банке, принесенной отцом Никодимом, осталось примерно треть тушенки.

Вкусно пахнет, зараза! Ухмыльнувшись, я поставил банку на стол, так и не

притронувшись к тушенке. Взял тварку, стал жевать, запивая холодной водой.

В дверь постучали.

– Открыто.

Высокий стрелок замер на пороге.

– Приказано явиться в Главк.

Значит, пора. Я поднялся с заскрипевшего стула, окинул взглядом свою

квартиру. Увижу ли снова эту печку, стол и кровать? Кажется, недолго здесь

прожил, а вот на тебе – взгрустнулось.

Стрелок привел меня к одному из административных зданий Второй

Военной.

– Следуйте туда, - указал на массивные двери, охраняемые автоматчиками.

Я двинулся к дверям, но не успел войти в Главк. Мне навстречу, в

сопровождении двух особистов, вышел отец Никодим.

– Долго дрыхнешь, Артур, - он хлопнул меня по плечу. – Так недолго

продрыхнуть собственное провозглашение в конунги.

Особисты и караульные стрелки вежливо засмеялись.

– Сюрприз, ваш крест, был больно горяч, - сказал я. – С такой трудно уснуть.

По лицу отца Никодима разлилось самодовольство.

– Рад, что Вика тебе понравилась. Редкостная шлюха.

– Да, - я кашлянул. – Спасибо, ваш крест.

Блестя на солнце черной краской, к зданию подрулил автомобиль. Тот

самый. На пулевые пробоины наложены жестяные заплатки, которые ремонтник,

видимо, еще не успел закрасить.

– Ну, что ж, пора, - подал голос отец Никодим и пошел к машине.

Особист распахнул перед ним дверцу, затем несильно толкнул меня в

плечо:

– Залезай.

Внутри все было, как раньше. Розовое сиденье, розовый мех на потолке и

стенках, баба на коврике все так же раздвигает ноги.

– Садись, Артур.

Отец Никодим хлопнул рукой по сиденью, выбив тучу пыли. Я сел рядом с

главой ОСОБи. Слева примостился особист со снайперской винтовкой - быстро

они находят замену погибшим.

– Трогай, - бросил отец Никодим в спину шоферу (тоже, кстати, новичку).

Машина дернулась и поползла в сторону железнодорожного депо, юля на

обледенелой дороге.

– Куда мы едем, ваш крест?

– Как куда? – отец Никодим взглянул на меня, как на полоумного. – На твое

провозглашение, разумеется.

– Оно будет на базе?

– На базе.

Глава ОСОБи задумчиво посмотрел в окно, за которым тянулись бараки.

– Я понимаю, тебе хотелось бы стать конунгом в Цитадели. Собственно, там

всегда и проходят провозглашения… Но, я решил…

– Не беспокойтесь, ваш крест, - воскликнул я. – Меня все равно, где именно

меня провозгласят. Лишь бы поскорее!

В глазу отца Никодима блеснул чертик.

– Молодца, Артур. Так и надо.

– Подъезжаем, ваш крест, - подал голос особист.

Из-за широкой спины шофера я увидел выстроившихся в шеренги стрелков,

как во время рождественских испытаний. Черт подери, да тут никак не меньше

тысячи бойцов! И все они греются на морозе ради меня…

– А Лорд-мэр здесь? – ровным голосом поинтересовался я.

– Лорд-мэр? – приподнял бровь отец Никодим.

– Я думал…

–Не обижайся, Артур, но ты не такая большая птица, чтоб ради тебя на

плацу появлялся Лорд-мэр…

Ну, конечно. Провозглашение в конунги – это, наверное, такая же