Парагвайский вариант. Часть 1
Шрифт:
остаюсь Ваш покорный слуга,
Карлос Антонио Лопес
Консул Республики Парагвай
Писано: 31 июля 1841 года, Асунсьон.
По мере чтения Бонплан всё хуже и хуже различал строки письма. Глаза наполнились предательской влагой, а лист бумаги задрожал в руках. Как он жаждал этого все эти годы. Как он мечтал о том, что ОНИ придут и будут умолять его о прощении. Кто именно «они»,
Бонплан выдохнул, взял себя в руки и неестественно ровным тоном поинтересовался у посланника:
— Вы хотите меня использовать?
— Все мы друг друга используем, — улыбнулся посланник. — Правительству Парагвая нужно ваше имя и фигура для научного прогресса в стране, а вы будете свободны использовать бюджет и организационные возможности государства. Сдаётся мне, что ваша позиция более выигрышная.
— Это не игры! — нервно воскликнул Бонплан. — Мне не нужны выигрыши. Я просто не хочу иметь ничего общего с вашей неблагодарной страной.
— Вы не правы, Эме, — терпеливо и ласково, как ребёнку, объяснял посланник. — Вас помнят и любят. Вам стоит туда съездить, чтобы убедиться в этом. Франсия не был всем Парагваем, и его личная неблагодарность к вам не равна мнению образованной части общества. Разве это предложение — не благодарность?
— Я человек преклонных лет. Моя жизнь теперь течёт спокойно среди полей и растений Корриентеса, где я нашёл покой и возможность продолжать свои скромные исследования. Я практикую медицину среди простых тружеников округи. Мне этого достаточно.
— Ой ли? — усомнился посланник. — Скольким вы можете помочь лично? Сотне? Двум? А медицинский факультет вашего университета будет выпускать сотни врачей ежегодно. И их посредством вы окажете помощь сотням тысяч и миллионам людей. А по поводу растений… Вам и тысячи жизней не хватит, чтобы охватить всё многообразие растительного царства Южной Америки. А вот армия натуралистов под вашими знамёнами сделает это.
Бонплан хрипло рассмеялся, закашлялся и сплюнул горькую от курения слюну.
— Сразу вояку видно. Армия натуралистов, — хихикал он, вытирая слезу. — Натуралист-полковник отдаёт приказ лейтенанту-гербологу и капитану-таксидермисту окружить и описать болото. По-вашему, это так?
Посланник поддержал смех учёного и решил, что момент самый благоприятный для последнего аргумента.
— Вы правы. Я военный. Позвольте представиться. Капитан армии Парагвая Хосе Доминго Лопес. Карлос Лопес — мой старший брат. И я имею поручение довести до вашего сведения ещё одно обещание моего брата, которое он не счёл уместным доверять бумаге.
Бонплан удивлённо воззрился на неожиданно высокопоставленного посланника. Весомость предложения это уже повысило. Но было интересно, что ещё может предложить новый правитель Парагвая.
— Мы все надеемся на долгую и плодотворную вашу жизнь и деятельность. Но все мы смертны. И мой брат клянётся, что после вашей кончины университет будет носить ваше имя, а его территорию украсит ваш памятник. Это будет первый университет в мире, который будет носить имя учёного, а не монарха или святого. И это будет той точкой, которую заслуживает история ваших непростых отношений с нашей страной. Сколько будет стоять и работать университет — он будет носить ваше имя в веках.
Бонплан порывисто встал со скамейки и зашагал куда-то по тропинке вдоль берега. Удивлённый капитан остался сидеть, не зная, как на это реагировать.
Некоторое время спустя рядом с ним на качели опустилась женщина и произнесла на гуарани:— Он примет предложение. Он просто сейчас переполнен эмоциями. Но он согласится.
— Я очень на это надеюсь, госпожа Мария. Я уполномочен помочь вам с переездом. Для этого я оставлю пару подчинённых и некоторую сумму. Можете располагать ими.
— Непременно.
* * *
Если бы археологи и историки будущего узнали, что он натворил, они бы забили его лопатками и кисточками для раскопок. Мачу-Пикчу, очнувшись от своей вековой спячки, не стал археологическим памятником, а снова принял под свой кров жителей.
Не до конца расчищенный, он тем не менее производил впечатление вполне жилого. Десяток домов уже получили временную кровлю из пальмовых листьев и были готовы принять жильцов. Но большая часть города всё ещё была укрыта джунглями. А весь он по подсчётам учёных, мог вместить более тысячи человек.
Для полутора сотен беглецов из Куско места было вполне достаточно. А главное — свобода, солнце и синее небо над головой.
Неделя сидения в подземельях угнетающе подействовала на непривычных к такому людей. Пещера с окошком была только одна, и около него всё время кто-то стоял, глядя на покинутый город.
Солано и Патиньо и сами понимали, что надо менять дислокацию. За время вынужденного сидения под землёй их порученцы подготовили маршрут от общины к общине с укрытиями и запасами еды и топлива в них. Но пока путь был очень опасен. По дорогам разъезжали конные патрули, а в городе наготове стояла масса войск. Приходилось ждать и загружать всех какой-нибудь работой или обучением.
В первых числах октября перуанская армия пришла в движение и тронулась в сторону Боливии. Президент Гомарра не стал откладывать свой «победоносный» поход из-за кучки беглых язычников. Патрулей на дорогах сразу стало меньше, и народ повеселел. Дождавшись, чтобы конница ушла на юг, революционеры и невольно примкнувшие к ним, тронулись в противоположную сторону. Сначала в Писак, потом вдоль Урубамбы.
К сожалению, без стычки не обошлось. Недалеко от знаменитого Ольянтайтамбо на колонну наткнулся разъезд тех самых «монтонерос» на службе Гомарры. Итог — пять трупов бандитов, не успевших даже вытащить оружие. Головное охранение, не задумываясь, выполнило приказ Солано — бить на поражение без лишних разговоров. Так что внезапный огонь из десятка стволов для разъезда был смертельной неожиданностью.
Обобрав трупы и засыпав их камнями, караван продолжил путь и через неделю добрался до скрытого города в горах.
Местные жители называли город «ИнтиУатана». Если переводить дословно, то это «Место, где привязано Солнце» или покороче: «коновязь Солнца». Так что прибытие Солано-Инти расценивалось всеми кечуа как возвращение хозяина домой.
Обустраивались с весельем и танцами у костра по вечерам и обилием работы в течение дня. За неделю расчистили источник и его водоводы. Полностью раскорчевали деревья, проросшие на центральной площади, и очистили от растительности храм. Солано заселился туда, смирившись со своей ролью. Для Фейхоа расчистили помещения под аудитории, и он начал преподавание на новом месте.