Парагвайский вариант. Часть 1

Ехавшие впереди Солано и Патиньо поступили по-разному. Патиньо ударил пятками коня и заставил его в два прыжка вырваться вперёд, стоптав по пути одного из нападающих. А Солано скатился с седла гарцующей от страха лошади и утвердился на собственных ногах. Но, несмотря на разницу в принятых решениях, первые выстрелы прозвучали почти синхронно.

Патиньо снёс первым выстрелом из штуцера голову вожаку. Второй выстрел ушёл мимо, и раздражённый метис выхватил мачете и пришпорил лошадь, посылая её в атаку.

Солано в упор разрядил один из стволов своего пеппербокса в набегающего самбо с занесённым мачете. Нажимая тугой спуск, вручную поворачивая блок стволов и громко ругаясь матом на русском языке, Солано расстрелял все заряды своего недоревольвера. В итоге четыре пули из шести нашли свою цель. Благо дистанция была короткой.

Кечуа Руми прикрывал Солано со спины и чуть позже дорезал своим мачете всех недобитков. Точку в сражении поставил оглушительный выстрел тромблона в руках Супно. Жаль только, что половина заряда картечи полетела не в разбойников, а хлестнула по мулам.

Прочие кечуа после короткой заминки не проявили малодушия, выхватив свои мачете и бросившись в контратаку. Через считаные минуты нападение было подавлено, и всех преступников поголовно перебили совершенно беспощадным образом. В азарте и от испуга для допроса не оставили никого.

— Потери! — закричал Солано. — Есть убитые? Сколько раненых?

Выяснилось, что все живы, но трое получили резаные раны. Да ещё три мула пострадали от дружественного огня.

— Господин, тут кто-то есть, — крикнул один из кечуа, выскакивая из-под моста.

Вскоре на свет извлекли связанного европейца, два трупа и вывели стреноженных лошадей с вьюками. Похоже, это были жертвы предыдущего нападения той же банды.

— Благодарю вас, господа, — принялся жать руки Патиньо и Солано освобождённый от пут европеец. — Вы мои спасители! Если бы не вы, меня ждала бы такая же участь.

Произнёс он с дрожью в голосе, указывая на трупы своих спутников.

— Вы зря решились ехать по дорогам Перу в одиночку, — произнёс Патиньо.

— Мы ехали вовсе не в одиночку! — воскликнул европеец. — Мы примкнули к каравану мулов, перевозящих лёд. Они возвращались в горы, и мы сочли, что с ними будет вполне безопасно.

— Судя по всему, вы ошиблись, — улыбнулся Солано, вслушиваясь в акцент говорившего.

— Вы правы, — понуро кивнул европеец. — Разбойники напали на нас, совершенно игнорируя караван горцев. И те тоже на нападение никакого внимания не обратили. Как шли себе, так и продолжали путь. А нас сначала избили, а потом, выяснив, что мои спутники местные — убили их. С меня они планировали получить выкуп, потому я и остался жив.

— Да. Поучительная история, — кивнул Патиньо. — Кстати, разрешите представиться. Меня зовут Фарабундо Марти, а моего спутника — Юджин Дебс. Мы торговцы и следуем в Куско.

— О! Простите мне мою рассеянность. Она, увы, объяснима и простительна, — развёл руками европеец и поклонился. — Доктор Иоганн Якоб фон Тшуди, натуралист и исследователь, к вашим услугам (1).

— Мне показалось, что вы француз? — удивился Солано.

— Нет. Я швейцарец. Но французский — это мой второй родной язык, — улыбнулся натуралист.

— Вы владеете знаниями по медицине? — прервал обмен любезностями Патиньо. — У нас есть раненые.

Выяснилось, что Тшуди представлял собой идеальный образец учёного своего времени: врач, биолог, лингвист и знаток множества наук. Открыв багаж, он извлёк походную аптечку, которой хватило, чтобы обработать раны пострадавших. И сделал это уверенно, чисто и аккуратно, продемонстрировав, что представления о гигиене и антисептике середины XIX столетия были уже достаточно развиты.

Раненых мулов тоже обиходили и разгрузили.

— Возьмите лошадей моих покойных спутников, — предложил Тшуди. — Только давайте довезём их тела до ближайшего погоста и похороним по-человечески.

Так и поступили, побросав раздетые трупы разбойников в сухое русло реки.

(1) Иоганн Якоб фон Тшуди — https://fr.wikipedia.org/wiki/Johann_Jakob_von_Tschudi

Совершенно реальный человек, именно в это время путешествовавший по Перу и оставивший прекрасные путевые записки. Которые и легли в основу всего моего текста. Спасибо ему огромное.

* * *

— Это в вас говорит юношеский романтизм и максимализм, — покачиваясь в седле, вещал Тшуди. — К сожалению, наука утверждает прямо противоположное. Развитие рас, возможно, ещё и не завершено, но сейчас итог неутешителен. Чёрная раса намного менее способна к умственному усилию, нежели белая. И никаким воспитанием и обучением этого не изменить.

Тшуди оказался удивительно разговорчивым и общительным типом. Но что самое неприятное — он был ужасно любопытен, и большого труда стоило отвлекать его от попыток задавать неудобные вопросы. Одним из надёжных средств была тема превосходства белой расы.

Долова, конечно, коробил этот европейский расизм, но, например, Патиньо эти разговоры нравились, и он их раз за разом инициировал. Попутчику хватило ума высказаться в духе, что, дескать, метисы от браков белых и индейцев обладают высоким умственным потенциалом. И для метиса Патиньо это было приятно слышать. Но не меньше удовольствия доставляли ему разглагольствования натуралиста по поводу ущербности других полукровок.

— Но хуже всего — это смешение рас. Если чёрная раса в целом способна к созидательному труду и соблюдению правил, то их скрещивание с мулатами или индейцами порождает самую бесполезную и подверженную порокам расу — самбо. Я ни от кого не слышал ни об одном полезном для общества самбо. Зато четыре пятых преступников в городской тюрьме как раз состоит из них.

«Вот сейчас Уго Чавесу или Джими Хендриксу было бы обидно», — подумал Солано, но, разумеется, промолчал.

— Это жалкое порождение кровосмешения просто неспособно на сопереживание и милосердие. Вот, например, — продолжал Тшуди. — Недалеко от Лимы есть посёлок Парачичи. Там небольшой бойней владеет самбо по имени Манданго. Он изготавливает бурдюки из козьих шкур для транспортировки бренди через горы. Способ снятия шкур, используемый им, чрезвычайно жесток и нелеп. Негр подвешивает живое животное рогами вверх и делает круговой надрез вокруг шеи, не проникая глубже плоти. А затем он снимает кожу с тела корчащегося животного, издающего страшные вопли. Лишь после полного удаления кожи животное убивают. Этот самбо утверждает, что таким способом кожа легче снимается и становится прочнее.

— Какой кошмар, — согласился Патиньо.

А Солано опять промолчал, отмечая про себя, что многие из белых джентльменов уходят куда дальше в своём живодёрстве.

Избавиться от Тшуди удалось в посёлке Чаклакайо, где швейцарцу потребовалось провести тщательные барометрические замеры. Это место, оказывается, уже фигурировало в записках трёх разных путешественников, и все трое дали различную цифру измерений. Тшуди специально для этих целей вёз барометр, который «калибровали в Парижской обсерватории», и намерен был внести свою лепту в этот заочный спор.