Парчхан-ва

– Подумай об этом. Я хочу быть твоим другом, я хочу быть с тобой рядом, но я не хочу помешать твоему счастью из-за того, что нас так столкнули обстоятельства. Понимаешь, о чём я, Калло?

– Просто будь со мной. Ты ничему не помешаешь, - он всё вглядывался в её лицо, пытаясь угадать. – Да и зачем сейчас думать об этом? Как всё сложится. Какое это имеет значение? Ты сказала, что я нравлюсь тебе, тебя не оттолкнуло то, что сделали со мной, ты спасла мне жизнь. Я ни с кем не испытывал такого, как… тогда. Почему тебя волнуют наши отличия?

– Потому что между нами всё прочнее стягивается невидимая петля. Ты чувствуешь? – Игина ласково обвела пальцем контур его губ, а затем положила руку на щёку эльфа. Он накрыл её руку своей, ловя и впитывая нежность этого жеста, и Калло показалось, что внутри него открылся какой-то неизвестный колодец. Как будто тяжёлая крышка вдруг сдвинулась, и его сознание странным образом расширилось. Он бы не обратил внимания на эти ощущения, сочтя их любовным трепетом, но сила, пробежавшая по его жилам, являла собой отнюдь не только страсть и влечение.

– Это же… - он изумлённо осёкся, не решаясь произнести слово «магия».

– Да. Это наш способ открыть дверь.

Их дни потекли как прежде, но стеснение и стыд более не тяготили Калло. Он понял, что влюбляется, и больше не противился этому. Игина не отвергла его и не оттолкнула в те моменты, когда его собственное тело было ему глубоко противно, и он поверил ей и принял жизнь. Странный привкус был у их притяжения, но эльф объяснял его обстоятельствами плена и гнётом ожидаемой гибели. Он видел, что Игина чего-то боится, неуверена и как будто не решается. Он понял, что она опасается стать его оковами, но стремился сам добровольно надеть их на себя.

Игина словно пыталась отстраниться и стать ближе одновременно, казалась то задумчивой и отрешённой, а то как ни в чём не бывало ласкала эльфа, заставляя его терять себя вновь и вновь, рассыпаясь тысячами сверкающих искр и давясь криками по ночам. Он принимал это как должное, мечтая о большем. Способность Игины будить в нём магию, которой в нём отродясь почти не было, тоже не давала Калло покоя. Что-то тут было не так. Что-то очевидное, лежащее на поверхности, но он никак не мог сообразить, в чём тут дело. У неё же не было никаких магических способностей, вообще никаких, Вилу ничего не обнаружил! А теперь всё изменилось.

Однажды, когда он засыпал – он непривычно много для эльфа спал, сначала пытаясь сбежать в пропасть без дна, а потом поправляясь и приходя в себя – он снова столкнулся с тем своим странным видением, которое считал игрой воображения теперь: он услышал тихое-тихое пение, ту самую мелодию из детства, колыбельную, которую когда-то пела ему мать. Он замер, а затем заметался на границе сна и яви, да, именно это тянуло его за собой и возвращало к жизни, обещало защиту и тепло, и сейчас Калло совсем не мог понять, это воспоминания несознательного периода жизни сыграли с ним такую шутку, или он схватился за тепло Игины не потому, что она пела песню его матери, а потому, что это её сила и её энергия нужны были ему для выздоровления. Он чувствовал болезненный раскол, многочисленные чёрные трещины, навсегда расщепившие когда-то цельного его, но не рассыпался и не погиб он только потому, что человеческая девушка смогла удержать его дух на самой грани.

Калло прислушался и разобрал даже слова – может, он уже спит и просто вспоминает? – эльфийские слова старой песни, которую Игина не могла нигде услышать и узнать. И Калло сдался этом хрупкому и непонятному чуду, не стал искать ответы, поворачиваться и начинать расспросы, удивляться и анализировать. Пусть в этом беспросветном коротании дней в грязной клетке останется место настоящему волшебству. Эльф чувствовал, что однажды он узнает тайну Игины, тайну её странных изменений и необъяснимых знаний, секрет, который заставлял его содрогаться от смутных мрачных догадок и переворачивал всю душу. Слишком беспросветно. Лучше не думать об этом.

Какие силы и какие истории стоят за настоящим волшебством?

Как-то раз после её не особо щедрых, но таких же выворачивающих, как в первый раз, ласк, Калло повернулся к ней лицом и поймал её губы своими в нежном и хрупком поцелуе. Он открыл глаза, тщетно ловя её взгляд в абсолютной темноте, силясь прочесть тайные письмена её души, и вдруг в его сознание хлынул поток ощущений извне, будто в награду за то, что он не может разглядеть глазами. Такой непривычный коктейль острых как ледяные снежинки и горячих как лава вулкана эмоций, он упивался страстью и желанием Игины, её заботливым теплом и участием, которое сейчас расцвело внутри его души гигантским греющим цветком, никто и никогда не смог бы ему так польстить какими бы то ни было речами и обещаниями, как этими магически протранслированными чужими эмоциями и ощущениями. Но помимо глубоко льстившего ему чужого отношения Калло уловил и понял кое-что ещё. Он не отпрянул и не отстранился, выпивая неожиданное угощение до дна и принимая покорно всё, что смог разглядеть – к мёду оказалась примешана горечь.

Когда их губы разъединились и повисла тишина, эльф перевёл дыхание и печально проговорил, не упрекая, а сообщая, что знает:

– Ты любишь другого.

Игина потрясённо замолчала, а потом не по-женски выругалась, добавив:

– Проклятый резонанс!

Калло погладил её по плечу.

– Всё в порядке. Я могу это принять.

Она помолчала и порывисто обняла его, с силой прижав к себе.

– Прости меня. Получается, я дала тебе невольную надежду, но я не могу, Калло, я бы не смогла. Ты мне очень нравишься, я уже говорила. И если бы у меня остался кто-то в моём родном мире, ты бы уже знал об этом. Но я оказалась заложницей своего беспамятства…

– Не беспокойся за меня, Игина, - он печально улыбнулся. – Я не хрустальная статуэтка, и горечь любви мне знакома давно. Это всё равно ничего не меняет по сути. Ты стала моей парчхан-ва, и ничто не в силах этого изменить.

– Чем я стала?..

– Это понятие из культуры орков. В нашем мире существовали орки, некоторые говорят, они живут где-то далеко на востоке и сейчас, но я сомневаюсь, они всегда недолюбливали эльфов, и мой народ их истреблял. Мой отец ещё до Раскола эльфов не на шутку увлекался культурой орков и их воинским искусством, он же и познакомил всё наше поселение с этим понятием и ещё некоторыми интересными вещами. Так орки называли того, кто спас и помог тебе, но не просто спас жизнь в бою, например, а вытащил тебя из полного тупика, из абсолютной депрессии, смог дать надежду в беспросветном мраке, смог оживить дух. И тогда обоих, спасителя и спасённого, связывают нерушимые цепи, которые со стороны выглядят как привязанность или дружба, но по сути это нечто иное, чему в языке эльфов нет прямого аналога. Обоих называют этим словом, парчхан-ва, и связь их мистическая и недоступная для изучения, иррациональная, но прочная.

– Я понимаю, о чём ты. Никаких слов не хватит выразить это до конца, но я чувствую, что ты имеешь в виду. Значит, теперь всё ещё сложнее, чем я думала.

– О чём ты, Игина? Наоборот, это всё объясняет. И ты ничего не должна мне. Та связь, что есть между нами, - она есть, и никто её не перерубит. А какие она примет формы и как выразится, разве это важно? Если мы спасёмся живыми, я буду рядом с тобой, ты будешь рядом со мной. Мои соплеменники благодаря отцу знают, что такое парчхан-ва, и никто не посмеет препятствовать нашему общению и нашей близости, ни расовые, ни культурные отличия, ни мои обязанности как принца, ни воля моего отца.

– А что рассказывали орки, случается с теми парчхан-ва, которых разлучает жизнь?

Калло улыбнулся, сам черпая надежду в понятиях иной культуры.

– Частичка одного парчхан-ва остаётся в другом навсегда. Поэтому их всегда тянет друг к другу, какое бы расстояние их ни разделяло. До самой смерти. Некоторые могут жить вдали, но часть их всегда будет рваться прочь, другие нет, кто-то умирает от слабости или тоски, это уже зависит от конкретных эльфов… людей. Орков.

Игина сжала его руку.