Пари на развод

– Еще не бывший, – вношу поправку.

Но Егор Семёныч отмахивается:

– Ненадолго. Фактов для возбуждения уголовного дела предостаточно, потому никакие отсрочки уже действовать не будут. Ваш благоверный еще пожалеет, что вообще открывал свою пасть и вам угрожал. Мы его закопаем живьём, – произносит с улыбкой, когда глаза хищно сверкают. – А позже, когда добудем улики по автокатастрофе, произошедшей два года назад, я буду настаивать на изъятии дела вашего отца из архива и его возобновлении в связи с вновь открывшимися обстоятельствами.

Звучит оптимистично. Очень. Но верить боюсь. И не потому, что опасаюсь узнать, какая сволочь отправила на тот свет папу и ни в чем неповинную маленькую девочку, а потому, что слишком часто, да, блин, постоянно, слышала одно и то же. Изо дня в день. Из месяца в месяц, пока обивала пороги доблестной полиции.

– Доказательств вины других участников движения нет! Вы ошибаетесь!

– Аварию совершил ваш отец. Именно он!

– Нет, у нас нет никаких свидетелей! Да, и такое бывает!

– Видеорегистратор в машине вашего отца отсутствовал! Нет, наши сотрудники его не изымали!

– Мне жаль, но дело закрыто! Да! Никаких подозреваемых! Ни одного!

И так постоянно. По кругу. И ноль реакции, когда я настаивала, что папа был очень ответственным водителем, неукоснительно соблюдал ПДД, никогда не лихачил и ВСЕГДА использовал видеорегистратор.

Наш разговор вновь прерывается из-за входящего на мой смартфон вызова. И если в первую секунду я хочу его скинуть, чтобы ответить позже, когда распрощаюсь с гостями. Да-да, мама, в моей жизни ты – не номер один. То во вторую передумываю и решаю ответить.

Она же любит мне угрожать. А тут столько заинтересованных лиц, чтобы послушать.

Глава 35

ОЛЕСЯ

Ирина, увидев имя на вспыхнувшем экране телефона, реагирует мгновенно. Уточняет, предупреждает ли мой телефон второго абонента о начале ведения аудиозаписи, и, узнав, что нет, не предупреждает, довольно потирает руки.

– Вот и замечательно. Значит, Римма Максимовна не будет стесняться и скупиться на угрозы в твой адрес. Включай, Олесь, запись разговора, как только пройдет соединение. И еще, если несложно, вруби громкую связь. Очень хочу послушать госпожу Баринову живьем. Нутром чую, чем-нибудь интересным она порадует.

Мужчины оба молчат. Причем, Макс, как обычно, старается быть незаметным и все внимание уже концентрирует на моем гаджете. А Еременко выдает удивление чуть вздернутой бровью, но и ту через секунду опускает, лишь коротко поясняет:

– Имейте ввиду, девушки, что даже если Баринова сейчас пообещает убить Олесю Игоревну собственными руками, это признание и саму запись в суде, как улику, у нас не примут.

– А и не надо, – отмахивается Митина, дерзко пожимая плечиком и растягивая на губах улыбку акулы, – чтобы пощекотать нервы этим родственничкам, прости Олеся, – накрывает мою руку своей ладошкой, – мне будет достаточно и нелегальной записи.

Вот даже секунды не сомневаюсь в словах своего адвоката. При желании она без ножа и веревки кого хочешь линчует. Дай только повод.

– Хм, а с вами все интереснее и интереснее, – подытоживает короткий разговор Егор Семёныч и поудобнее устраивается на диванчике, никуда не торопясь сбегать.

Испытывая огромную неловкость, выставлять отношения с близкими людьми на суд чужаков – еще то испытание на выносливость, делаю всё, как просит Митина. А услышав первую же фразу матери, моментально вспоминаю, что разговариваю с кем угодно, но точно не с близким человеком. Близкие так мерзко и нагло с теми, кого любят и ценят, себя не ведут.

– Алло.

– Олеська, ах ты зараза бессовестная! Неужели меня игнорировать вздумала?

Качаю головой.

Честное слово, уже даже не больно, просто дико неприятно, что приходится всё это слушать. И как язык только не отсохнет, собственному ребенку такие мерзости говорить?

Хотя, чему там отсыхать? В помойке-то?

– И тебе здравствуй, мамочка, – произношу тем не менее с ехидной улыбкой в голосе. – По какому поводу звонишь? Соскучилась?

Если она думала сожрать меня нахрапом, то самое время понять, номер не пройдет.

– Какое соскучилась?! Я в больнице вообще-то! Из-за тебя, мерзавка! Ты хоть в курсе, что Алиса ночью в пожар попала и сильно пострадала? Знаешь, что у нее лицо и руки обгорели?

– Пока нет.

– Пока не-е-ет, – передразнивает и тут же плюет. – Бестолочь! Это ты! Ты во всем виновата! Из-за тебя пожар произошел! Купила бы нормальную технику в дом, а не экономила, все бы хорошо было, а теперь… – срывается в визг, но быстро берет себя в руки и вновь начинает шипеть-язвить, – врач сказал, несколько операций понадобится, чтобы вернуть моей дочери былую красоту.

– Твоей дочери? Хмм… Я тоже твоя дочь, – делаю акцент на родстве и намеренно пропускаю информацию о здоровье младшей сводной мимо ушей. Хотя, конечно же, запоминаю.

– Да какая ты дочь? Одни проблемы от тебя!

– Ну уж какую родила, – не остаюсь в долгу. – Кстати, а что твоя любимица делала в моей квартире, которая опечатана и должна пустовать? Как она в нее попала?

– Ой, наивная, как дитя. Будто сложно Алисочке было сделать дубликаты ключей, пока она там жила?! – раскрывает мамуля глаза на простоту решения вопроса. – Да я ей сама посоветовала. Как знала, что ты, жадина окаянная, выкинешь ее на улицу.

– На какую улицу, Римма Максимовна? – не скрываю удивления в голосе. – Она в твоей квартире прописана и живет. Там, откуда ты сама, дорогая мамуля, меня выкинула при первой же возможности.

Смотрю на Ирину. Она утвердительно кивает в такт моим словам и показывает вскинутые вверх большие пальцы обеих рук. Мол, давай, детка, жги в том же духе.

– Ничего, не пропала же, – следует коробящий прямотой ответ. – Вон, живешь, как сыр в масле катаешься, а все жмешься, жмешься. Нет бы к матери родной пришла, денег принесла, продуктов купила. Или квартирку попросторнее. Нас четверо, а мы в трешке ютимся. А у Серегиных родителей не в пример нам, хоромы в два раза больше.

Перехватываю недоверчиво распахнутый взгляд следователя и развожу руки. Мол, извините, не я такая, жизнь такая. Родственников не выбирают.

– Пипец, – глубокомысленно выдает одними губами Ерёменко.

Понимаю его шок. Не всем же так везет.

– Так зачем ты звонишь, мама? – решаю заканчивать с демагогией и перехожу к главному.

– А ты совсем глупая? Сама не догадываешься? Алисе деньги нужны. Огромные. Три операции делать. Или четыре. И пластику. Заодно губы побольше и гр... Короче, Алиса должна вновь стать такой же красоткой, как была. Ей еще замуж выходить!