Пари на развод
Шрифт:
– И-и-и?
– Пятнадцать миллионов.
Ч-ЧЕГО???
– Если будет мало, потом еще добавишь. Я про хаты, на Алку оформленные, знаю. Поди, свое не упустишь при разводи. Обдерёшь свекровушку-то. Так вот, не говори мне, что денег нет. Ищи, занимай. Первые десять лямов срочно нужны.
– А ты ничего не путаешь? С чего вдруг я должна помогать той, кто мою квартиру сжег? Извини, но я ничего делать не буду.
– Уверена? – фыркает мама и громко смеется. – Ну какая же все-таки дура, Олеська! Вся в отца-остолопа! Короче, деньги нужны в течение пары дней, а чтобы думала быстрее, предупреждаю. Алешка всё это время будет
Дедуля?!
Этот зэк, от которого до сих пор мороз по коже и глаз дергается?!
Да он же уголовник…
И он моего ребенка заберет?
– Нет! Нет! Ты с ума сошла? – спрашиваю сипло.
Господи, мне сейчас что? Собственная мать угрожает?
Перед глазами пелена. Волосы дыбом. Мурашки. И вместо крови по венам ледяной ужас. Лишь краем сознания отмечаю, что Макс срывается из комнаты, вытаскивая на ходу телефон, и кого-то срочно набирает.
– Не вздумай рыпаться и звонить в полицию. Твой телефон прослушивается, – спокойно добавляет Баринова.
Называть ее как-то иначе – язык не поворачивается.
– Ты – сумасшедшая. Только попробуй тронуть моего сына, я тебя голыми руками закопаю. Сама. И мужа твоего, который хоть пальцем Алешу тронет, – рычу не своим голосом.
– Да ничего ты мне не сделаешь, слабачка. Такая же рохля, как твой отец. Кстати, этот кусок идиота в свое время тоже в мои угрозы не поверил, когда я требовала переписать всю фирму на Сергея. Нет, он решил, что всех умнее. Захотел ООО на троих разделить, вписав в совладельцы еще и внучку. Ну-ну, наивный дурак. Слишком размечтался, да только не успел сделать. Машинка-то его тю-тю, улетела в кювет. И не стало твоего обожаемого папочки с его гениальными планами, – каждое слово женщина произносит так, будто гвозди забивает.
Я думала, шокировать больше она меня не сможет, но…
– Ты убила папу? И мою дочку тоже?
– Он сам виноват! Нужно было меня слушаться!
– ЧУДОВИЩЕ, ты, правда, меня рожало?
– Не истери.
Боже!
– Ради чего ты их убила, дрянь? Ради фирмы, которая досталась бы даже не тебе, а Кирову? Не понимаю.
Я реально не понимаю всего кошмара, что сваливается на голову. Она же меня вынашивала девять месяцев, растила, ну, как могла… нет… это за пределами моего разума…
– Вот еще, самой руки пачкать, – отмахивается, как от ерунды. – Да и неважно это уже. А с Кировым у моего Жени свои дела, так что не вникай, мозгов не хватит. Главное, запомни: деньги должны быть через два дня. Иначе…
Нелюдь не договаривает. Да оно и не надо.
Теперь я как никогда верю, что вместе со своим тюремщиком Барином эта совершенно незнакомая мне убийца сможет вытворить любую дичь.
– Будут тебе деньги, – выдаю еле слышно и сбрасываю вызов.
Руки ходуном ходят.
Глава 36
ОЛЕСЯ
– Олеся, Олеся, дыши! Давай, девочка, дыши. Слышишь меня? Дыши! Не забрал Баринов Лешку. Не забрал! Охрана не позволила.
Ирина растирает мои онемевшие пальцы, отчего те покалывает. Еременко откуда-то сбоку протягивает стакан с водой и помогает его удержать.
– П-правда?
Господи, как же страшно поверить.
Смотрю то на адвоката, то на следователя, ищу подтверждение
в их глазах, но отвечает мне Макс.– Правда, Олеся Игоревна, – отчитывается четко, по-военному. – Парни, как только увидели, что машина с номерами из черного списка паркуется у забора школы, тут же взяли ее на контроль. Созвонились с охраной в самой школе и Зотова, как в инструкции написано, предупредили. Сами рванули наперерез Баринову, а там и Роман Сергеевич подъехал.
– К-как он успел?
– Это уж вы у него спрашивайте, – улыбается Максим. – В общем, дальше проходной школы, никто постороннего мужика не пропустил. А на просьбу позвать ученика восьмого класса ответили отказом. Вернее, растянули исполнение на целый урок. Сослались на то, что идет министерская проверочная работа, и пока все её не сдадут, педагог ни одного ученика из класса не выпустит. Хоть пожар, хоть потоп – ей плевать.
– И Баринов поверил?
– А что ему оставалось делать, если за турникет не пускают?
– То есть… Леша… он где?
– Уже домой едет. Вместе с Романом Сергеевичем.
– О-о-о. А Б-баринов?
– Тоже едет.
Передергиваюсь.
Макс замечает мои расширяющиеся в ужасе зрачки и моментально поправляется.
– Не-не-не… этот не с ними едет и не домой. У него другой пункт назначения.
– Да?
– Конечно. Не волнуйтесь так, Олеся Игоревна, он вас больше не побеспокоит. Никогда. Это точно.
Сглатываю. Киваю.
Выспрашивать подробности не спешу. Все равно в голове ветер, как на футбольной поле. Не запомню. Да и Макс прав, вопросы лучше задавать самому Роману. Он и объяснит всё четко, и расскажет то, что упустила, и юлить не будет. За что его и обожаю.
Прямолинейность и честность.
Господи, как же мне повезло встретить человека, в котором эти качества основополагающие. После всего того вранья, обмана, грязи и недомолвок, что со стороны мужа и его родственников, что со стороны второй семьи родившей меня женщины… Ромка и Ванюшка – как глоток свежего воздуха. Только рядом с Алешкой и с ними я действительно дышу, живу, радуюсь жизни.
– Э-э-э, Максим Палыч, вы, конечно, молодцы, но Баринова верните, хотя бы через пару дней, – подает голос Ерёменко, обращаясь к начальнику моей охраны, причем с таким видом, будто одолжения просит. – Я его сам на полную катушку оформлю. Не соскочит.
– Да уж куда ему соскакивать?! – фыркает Ирина, вполне уверенно управляясь с кофемашиной, чтобы приготовить всем горький, но бодрящий напиток. – За его шкурой уже завтра очередь выстроится.
Макс только плечами пожимает и открыто съезжает с темы, не испытывая ни грамма пиетета к представителю закона:
– Все вопросы к шефу, Егор Семёныч. Я – человек маленький.
Ответ следователя разобрать не успеваю, потому что раздается скрежет ключа в личине, и я в ту же секунду срываюсь в прихожую. А стоит Алешке переступить порог дома, стискиваю его в крепких объятиях.
– Эй, мам, ну ты чего? Неужели прям так сильно соскучилась? Знал бы, в школу не ходил, – негромко подкалывает детёныш, но из рук не вырывается. Позволяет себя тискать. Терпит.
А я отрываюсь: спину и плечи ему наглаживаю, короткие волосы на голове ерошу и дышу. Дышу своим любимым сыночком. И пофиг мне, что слезы ручьем. Что видят посторонние. Что я, привыкшая быть сильной и стойкой, сейчас без зазрения совести транслирую слабость.