Пария

– Как удачно тогда, что в моей роте есть человек, обладающий таким знанием. – Губы Эвадины изогнулись в лёгкой улыбке, и она обернулась на Уилхема. – Не так ли, рядовой Дорнмал?

А я-то ещё удивлялся, почему она приказала ему сопровождать нас в этой инспекции. Теперь, когда Уилхем едва заметно улыбнулся в ответ, стало ясно.

– Прошло немало лет, капитан, – сказал он. – Но, думаю, я знаю гельд, как только может знать южанин.

– Понимаете, мать рядового Дорнмала родом из центральной части гельда. – Объяснила Эвадина Фольвасту. – Он большую часть юности провёл здесь, пока семейные обязанности не позвали его назад в герцогство. Он проведёт разведку. – Её улыбка померкла, когда она обернулась ко мне, и я тут же предугадал её следующий приказ, отчего у меня удручающе скрутило живот: – И наш писарь составит ему компанию, раз уж у него в наших рядах самый острый глаз на числа.

Она смотрела мне в глаза чуть дольше, чем мне казалось необходимым, и с лица её пропала всякая весёлость. Я догадывался, что это какая-то форма наказания, только никак не мог определить преступление, достойное такой кары. Ей определённо не понравилось, когда я позвал роту прикрыть её от рыцарей Алтуса, тут всё было ясно. Но если это и объясняло её недавние настроения, неужели этого хватило, чтобы вот так рисковать моей шкурой? Это выглядело дурной наградой за её спасение. Или как раз то, что я спас её жизнь, и лежит в основе её отношения – как чувство обиды за тяжкий долг?

– Думаю, у вас есть подходящие лошади? – спросила Эвадина у Фольваста. – Быстрые, но крепкие?

– Моя личная конюшня в вашем распоряжении, капитан, – заверил он её, склонив голову.

– Великолепно. – Она снова повернулась к нам с Уилхемом. – Выезжайте, как только сможете, да не теряйте времени. Мне нужно знать, с чем мы тут имеем дело.

– Разрешите обратиться, капитан, – заговорил я, когда она уже отворачивалась, и получил суровый взгляд, от которого в горле запершило. – Я… не умею ездить на лошади. Во всяком случае, хоть сколько-нибудь хорошо.

Она поджала губы, а потом кивнула Уилхему:

– Рядовой Дорнмал научит. Вряд ли это займёт больше пары дней. Потом выдвигайтесь. – Она прищурила глаза и заговорила ещё суровее: – Или хочешь подождать и найти каэритскую ведьму, чтобы она прочитала защитное заклинание?

Едкий тон, которым она выделила слово «ведьму» заставил меня сдержать дальнейшие возражения и покорно опустить голову. Вот, значит, в чём дело. Чей-то излишне пытливый глаз заметил нас в лагере Ведьмы в Мешке. Или просящий Делрик верно вычислил настоящую причину выздоровления Брюера.

– За дело, – отрезала она, дёрнула головой в сторону лестницы, а потом снова повернулась к старейшине. – А теперь, милорд, с вашего разрешения, я должна проинспектировать гарнизон. Затем мы направимся на склады.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ

Уилхем сказал, что выбрал мне охотничью лошадь, хотя на мой неопытный взгляд по размерам он ничуть не уступал боевому коню. Красивый чёрный зверь со спокойным характером, если верить экспертному мнению Уилхема, хотя конь так и норовил сбросить меня при любой возможности.

– Слишком сильно натягиваешь уздечку, – сказал Уилхем после одной особенно болезненной встречей с землёй. Мои уроки верховой езды проходили в загончике у конюшен старейшины Фольваста. Я не удивился, узнав, что у него самый большой дом в Ольверсале, стоявший настолько близко к центру города, как только позволяли святилище и библиотека. Это было новое сооружение из красного кирпича, а не из добываемого здесь гранита, и каждый кирпич везли сюда за немалую цену, если верить пожилому конюху.

– В этом городе есть старая поговорка, – сказал он нам, заговорщически подмигнул, и его сильно морщинистое лицо сморщилось ещё сильнее. – Ни один Фольваст не потратит шека там, где можно потратить соверен.

– Ослабь хватку, – добавил Уилхем, когда я поднялся на ноги. – Тебе бы не понравилось, если бы кто-то постоянно тянул верёвку, которая продёрнута у тебя во рту, вот и ему не нравится. И попытайся расслабиться. Ты слишком напряжён. Он из-за этого нервничает.

– Не все выросли в замке с наставниками рыцарских искусств, – проворчал я.

Когда я забрался в седло, жеребец, которого конюх назвал Карник, в честь аскарлийского бога охоты, покорно фыркнул. За два дня тренировок я научился пускать его шагом туда-сюда по загону. Падение стало результатом моей первой попытки ехать рысью.

– Мой наставник тебе бы не понравился, – сказал мне Уилхем. Из-за красноты в глазах он выглядел как человек, страдающий от последствий ночи пьянства, а то, как он шевелил губами, говорило о том, как сильно ему хочется ещё. Спиртное его явно захватило, и я подумал, что наше задание может быть попыткой Эвадины избавить его от этой нездоровой привычки, хотя бы ненадолго.

– Редмайн, так его звали, – продолжал он, и, судя по выражению лица, на него нахлынули ностальгические воспоминания. – Он был слишком низкорождённым даже для того, чтобы заслужить титул, но провёл полжизни на войне и турнирах, а остальную половину учил всему, что знал, начинающих щенков, как он называл своих учеников. Если ты у него на глазах падал с лошади, то тебя секли розгами, а задницу окунали в солёную воду. Хуже, если ронял меч.

– Твой отец позволял простолюдину тебя бить?

– Разумеется. Именно так это и происходит. Рыцарями становятся, мастер Писарь, а не рождаются. Задницу моего отца в детстве секли не раз, так зачем щадить мою? Пойдём. – Он развернул свою лошадь, демонстрируя, как я сейчас понимал, завидное мастерство, поскольку животное словно танцевало от его прикосновения. – Попробуем ещё раз.

Всего потребовалось пять дней мучительных уроков, прежде чем меня можно было счесть способным ехать на лошади хоть сколько-нибудь долго. Несколько успокаивало терпение Эвадины, позволившей так долго продолжать уроки, поскольку это значило, что она не хотела, чтобы я сгинул в диких землях гельда. Однако её отношение ко мне оставалось вежливо-властным, и мне дозволялось находиться в её присутствии ровно столько времени, сколько требовалось на внесение нужных записей в ротные журналы. Поначалу я переносил её холодность дружелюбно и лишь усерднее занимался писарскими обязанностями. Но дни шли за днями, а её настроение не теплело, и во мне невольно разрасталось чувство обиды. Теперь наши счёты сведены, так что же я ей должен?

Вдобавок к основам верховой езды Уилхем ещё взялся обучать меня рыцарским приёмам сражения.

– Алебардой с седла не помашешь, – сказал он, бросив мне меч в ножнах, который, как я видел, просящая Офила носила на спине после Поля Предателей. Наши боевые священники не обшаривали трупы в поисках монет или ценностей, но их сдержанность не распространялась на упавшее оружие. По неизвестным мне причинам она, видимо, согласилась расстаться со своим трофеем, что меня удивило, потому что даже я видел, насколько это хороший клинок.

– Я в жизни мечом не пользовался, – сказал я Уилхему, с восхищением, но и с сомнением бросив взгляд на клинок, который я вытащил из ножен. Металл был чистым и по большей части блестящим, хотя тут и там встречались мутные участки, а на лезвии – неровности от попыток сточить последствия битвы. Невезучий благородный владелец явно был человеком опытным, и к тому же богатым.

– Оно и к лучшему, – ответил Уилхем. – Значит, не придётся избавлять тебя от вредных привычек.

И вот, каждый день перед тем, как забраться в седло, он обучал меня владению мечом, и это оказалось сложнее, чем я ожидал. Я быстро понял, что меч – это больше, чем просто удлинённый тесак. Чтобы хорошо им биться, требовалось одновременно искусство и физическая сила, а не ярость и напор, которые так хорошо послужили мне в моей единственной битве. Немалая часть моего начального обучения ушла на выработку особого соответствия мышц и сухожилий, необходимого, чтобы им размахивать – для этого я пытался повторить различные удары, которые показывал Уилхем. Тут стала очевидной причина атлетичности его фигуры, когда он будто бы без усилий и плавно несколько раз элегантно взмахнул своим мечом. Я же от попыток повторить только вспотел, и мои мышцы заныли.