Пария

Когда закрылась дверь лачуги, я поднялся из своего укрытия за свинарником. Пригнувшись, бросился к ней, врезался плечом в старые трухлявые доски и отпрянул, поскольку они не поддались. Дверь оказалась заперта. Звуки борьбы и приглушённый крик изнутри распалили мой гнев, и я снова бросился на дверь. Дерево треснуло, старые петли взвизгнули, но дверь не сдавалась. Услышав резкий мучительный вскрик изнутри, я отступил на шаг и несколько раз пнул по доскам, целясь в протестующие петли. На этот раз дверь поддалась и свалилась в сторону, а я ворвался в лачугу, тут же замер от ужаса, и у меня перехватило дух.

– Он плохой, – сказала Эйн. Её заляпанное кровью лицо нахмурилось, скорее от досады, чем от гнева. Она подняла что-то тёмное и влажное, с чего капали красные капли, и с любопытством наклонила голову. Тогда я заметил у её ног отброшенную корзину, а потом взгляд остановился на маленьком серпе в другой её руке – сталь блестела в тех местах, где не была покрыта кровью. – Мама объяснила, как поступать с плохими мужиками.

Справа от меня раздался высокий, пронзительный крик, я крутанулся с ножом наготове и увидел в углу Эрчела. Его лицо побелело от шока и боли, ноги скребли по полу, а руками он вцепился в тёмное пятно между ног. Звуки из его разинутого рта быстро теряли бездыханную пронзительность, и скоро переросли бы в крики во всё горло.

Я бросился к сбитой с петель, но всё ещё по большей части целой двери и, как мог, прикрыл ею вход, а потом подполз к Эрчелу и зажал ему ладонью рот, оставив нос открытым.

– Он сказал, что тут лисятки, – продолжала Эйн весёлым, беззаботным голосом, разительно отличавшимся от тяжёлых хрипов, которые я удерживал во рту Эрчела. – Сказал, он думал, что их мама убежала и бросила их, и, может, я стану их мамой. Маленькие комочки рыжей шерсти, сказал он. – Потом в её голос закралась обиженная нотка. – Это оказалось неправдой. Он плохой.

– Да, Эйн, – согласился я, поставив колено на грудь Эрчелу, когда тот попробовал встать. Его переполняла сила повергнутой в ужас души, и нелегко оказалось заставить его лечь, но потеря такого количества крови неизбежно быстро пересилила его панику. – Он плохой.

Я всё удерживал Эрчела, приглушая рукой его крики, пока не почувствовал, что он обмяк, глядя вниз на красное пятно, расползавшееся по пыльному полу. Видя, что его глаза мутнеют, я схватил его за подбородок и потряс – в глазах тут же полыхнула смесь боли и, к моей радости, узнавания.

– А это можешь уже опустить, – сказал я Эйн, кивнув на капающий предмет, который она бесхитростно продолжала пристально разглядывать. Внезапно её присутствие в Каллинторе стало выглядеть гораздо более осмысленно.

– Всего один быстрый взмах. – С серпа, которым она взмахнула, мне на лицо полетели брызги. Она по-прежнему не отрывала взгляда от своего кровавого трофея. – И плохие мужики перестают быть плохими, как и говорила мама.

– Явно это мудрая и прозорливая женщина, – проворчал я. Эрчел подо мной содрогнулся в последних конвульсиях, а потом приглушённо, отчаянно всхлипнул.

От этого звука лоб Эйн обеспокоенно наморщился, губы изогнулись в смутном отвращении.

– Уже темнеет, – сказала она и отбросила капающий предмет на землю в угол, где тот влажно хлюпнул. – Восходящий Колаус ужасно рассердится, если я не подмету лестницу перед прошением.

– Тогда, Эйн, тебе лучше идти, – добавил я, а она подняла свою корзину и направилась к двери. – В конце дорожки стоит корыто. Перед тем, как идти в святилище, хорошенько сполоснись и смени одежду. Восходящий Колаус рассердится ещё сильнее, если ты появишься там в таком виде, не так ли?

Я хотел было предостеречь её, чтобы не болтала об этом происшествии, но засомневался, что она меня послушает. Она явно не видела в этом никакого преступления, как, скорее всего, и в других подобных случаях в своём прошлом, так зачем же держать его в тайне? Меня немного утешало, что в целом наши товарищи искатели не проявляли большого интереса к разговорам с ней. Но всё равно она рано или поздно наверняка весело выболтает всё какому-нибудь хранителю или священнику.

Взгляд Эйн темнел по мере того, как она разглядывала кровь, перепачкавшую её руки и рясу из грубой шерсти.

– Плохой мужик испачкал меня, – сказала она, после чего показала Эрчелу язык, отодвинула дверь и вышла наружу.

– В том-то и беда с кошками, Эрчел, – сказал я, убирая, наконец, руку от его рта. – У них есть коготки. – Он попробовал закричать, пока я вставал вернуть дверь на место, но получился лишь долгий жалобный стон.

Я опустился перед ним на корточки, держась подальше от растекающейся крови. Он постоянно переводил взгляд с меня на ножик в моей руке и обратно.

– О-о, на этот счёт не волнуйся, – сказал я, заворачивая маленький клинок в тряпку, а потом убрал его в потайной карман, вшитый в складки моей куртки из мешковины. – Он ведь мне уже не нужен, не так ли? – Я многозначительно глянул на его дрожащие руки в луже крови у его пояса.

– Здесь… – тихо прохрипел он, потом зашипел от боли и попробовал снова: – Здесь есть лекари…

Я уставился ему в глаза, увидев отчаянную просьбу.

– Да, есть. А в Моховой Мельнице лекари были? Я мало там пробыл, и сам не выяснил.

Его глаза закрылись, а с губ слетел несчастный стон. Последующие слова вырывались между скрежещущими вздохами, когда он пытался наполнить лёгкие, которые стремительно теряли способность исполнять свою работу.

– Ты всегда был… мстительным уёбком… Элвин.

Я пожал плечами и ухмыльнулся.

– С этим не поспоришь. – Заметив, что он стал меньше дёргаться, я пододвинулся ближе и отвесил ему пощёчину, от которой он открыл глаза. – Эрчел, у меня есть вопросы, которые требуют ответов. Сделай мне одолжение, не умирай прямо сейчас.

Его губы изогнулись в знакомой ухмылке, и он выдохнул:

– Вопросы? О чём?

– О всяком. Но начнём с очевидного. Это ведь был план Лорайн? Ты отнёс послание своему дяде, а он сказал людям герцога ждать нас на Моховой Мельнице. Так?

Из его рта донёсся резкий звук, похожий на кашель, и я понял, что Эрчел пытается смеяться.

– Ты же не… здесь… а, Элвин? – очередной приступ кашля-смеха. – Просто… призрак… пришёл меня помучить.

– Я здесь, ёбаный извращенец. Отвечай на вопрос. Это была Лорайн?

– Лорайн… – По его лицу промелькнула пародия на насмешливую улыбку. – Всё ещё сохнешь… по этой суке? Хоть ты и… призрак. Все мы видели… как ты вокруг неё вился… Жалкий ты… ублюдок… Стала бы она… смотреть на тебя… больше, чем… – он оскалил жёлтые зубы, – на полезного… пса.