Париж в 1814-1848 годах. Повседневная жизнь

За Елисейскими Полями есть Франклинова застава. По смерти Франклина, Мирабо предложил надеть траур; Франция вняла голосу оратора и облеклась в одежду печали. Народ назвал новую заставу именем Франклина; это делает равную честь и Франции, и Франклину. Память таких людей должна быть драгоценна всему человечеству. Впрочем, французы не одним талантам оказывали подобную честь. Есть застава, названная по имени Ранпонно, харчевника, который умел приготавливать превосходный суп и жарить цыплят, и притом за дешевую цену. Ремесленники стекались к нему, вместе с богатыми банкирами и знатными офицерами. <…> Народ назвал его именем Риомскую заставу; прежнее название забыто, а имя харчевника перейдет к потомству. Франклин и харчевник на одной доске! Это может быть только во Франции!»

При Июльской монархии вокруг Парижа возвели новую крепостную стену, что стало возможно благодаря привлечению средств не только из городской, но и из государственной казны. Намерение построить эти новые укрепления возникло еще в начале 1830-х годов, причем поначалу речь шла о том, чтобы окружить Париж даже не сплошной стеной, а лишь отдельными крепостями. Однако в тот момент властям пришлось отказаться от своего намерения: уж слишком отрицательно восприняли его жители столицы. Злые языки утверждали, что правительство стремится защитить себя не столько от иностранных захватчиков, сколько от самих парижан, и строит бастионы и роет рвы потому, что боится мятежей.

Однако в 1840 году Адольф Тьер, став председателем правительства, счел необходимым вернуться к отвергнутому плану. В это время международное положение Франции ухудшилось донельзя. 15 июля 1840 года Англия, Австрия, Пруссия и Россия без участия Франции подписали в Лондоне конвенцию по восточному вопросу (о судьбе проливов Босфор и Дарданеллы). Благодаря этой конвенции Турция возвратила себе господство над Египтом; между тем Франция поддерживала стремление Египта к независимости. Фактически Франция была подвергнута остракизму со стороны всех европейских держав и, казалось, стояла на грани войны. В этих условиях 10 сентября 1840 года кабинет Тьера при одобрении короля принял решение о немедленном начале работ, даже не дождавшись согласия парламента. На строительство были выделены 13 миллионов франков.

Если стена Откупщиков защищала город от контрабандистов, то стена Тьера была призвана защитить его от военных атак. Поэтому, когда международная обстановка стала более спокойной и Луи-Филипп отправил Тьера в отставку, судьба новых укреплений опять оказалась под вопросом, тем более что, как выяснилось, денег на них требовалось не 13 миллионов, а в десять с лишним раз больше. В январе 1841 года этот проект наконец попал на рассмотрение палаты депутатов. Докладчиком выступал все тот же Тьер, а мнение его оппонентов блистательно выразил Ламартин. Он назвал запланированные укрепления новыми бастилиями и осудил правительство за намерение отгородиться крепостями от того самого народа, который привел его к власти: «Неужели революция забывается до такой степени, что требует бастилий! народных бастилий спустя полвека после того, как она прославила себя разрушением этого оплота деспотизма!»

Общественное мнение Парижа разделилось на два лагеря: противников и сторонников укреплений. Газеты пестрели сатирическими стихами и репликами (в большинстве случаев направленными против укреплений). Дельфина де Жирарден писала в своей еженедельной хронике: «Париж укрепленный означает Париж оглупленный». Однако, поскольку влиятельные политики знали, что король поддерживает постройку укреплений, 1 февраля палата депутатов приняла проект 237 голосами против 162.

В результате за пять лет (1841–1846) силами почти десяти тысяч рабочих были выстроены укрепления длиной около 39 километров. С внешней стороны вдоль 94 бастионов десятиметровой высоты шел ров шириной 15 метров, а за ним простиралась зона шириной в 250 метров, где было запрещено какое бы то ни было строительство. Изнутри вдоль крепостной стены (названной «стеной Тьера») шел дозорный путь, именовавшийся Военной дорогой (rue Militaire). Именно на его месте после 1860 года были проложены бульвары, названные именами наполеоновских маршалов. Внутри новой крепостной стены оказались территории 11 коммун департамента Сена, которые в это время не входили в состав Парижа, так как располагались вне крепостной стены Откупщиков: Отей, Батиньоль, Бельвиль, Шаронна, Ла Шапель, Ла Виллет, Монмартр, Пасси, Берси, Гренель и Вожирар. Официально эти «малые пригороды» вошли в состав Парижа только в 1860 году, поэтому, строго говоря, возведение укреплений происходило не на территории столицы. Однако эпизод этот – неотъемлемая часть истории Парижа не только потому, что он с самого начала вызвал у парижан повышенный интерес, но и потому, что возведение стены Тьера способствовало сближению «малых пригородов» с официально признанными округами Парижа и фактическому (хотя еще и не юридическому) формированию нового «большого Парижа». Крепостная стена Тьера была использована по назначению, в военных целях, только один раз, во время осады Парижа прусскими войсками осенью 1870 – зимой 1871 года; в 1919 году она была разрушена, и сейчас от нее сохранился только десяток разрозненных фрагментов.

Вернемся, однако, к Парижу внутри крепостной стены Откупщиков. Благоустройство улиц здесь было затруднено чрезвычайной теснотой старинных районов. Между тем движение в городе становилось с каждым годом все более оживленным, а потребность в расширении улиц – все более настоятельной. Однако для того чтобы расширить улицы, было необходимо снести многие дома, а для этого – выкупить их у владельцев. Средства для этого нашлись в городской казне только при Июльской монархии, и перестройка парижских улиц была начата Рамбюто, префектом департамента Сена, в середине 1830-х годов. Реформы Рамбюто стали предвестием тех гораздо более радикальных и более известных реформ, которые осуществил в середине XIX века, при Второй Империи, префект Оссман. Что же касается эпохи Реставрации, то в это время городской администрации оставалось лишь одно – требовать от домовладельцев, чтобы они сохраняли установленную законом ширину улиц при постройке новых домов, а старые перестраивали в соответствии с принятыми нормами. Домовладельцы, со своей стороны, использовали всевозможные предлоги для того, чтобы избежать перестройки своих домов, и потому за годы Реставрации площадь улиц увеличилась всего на 24,5 тысячи квадратных метров – в 20 раз меньше, чем было предусмотрено генеральным планом, утвержденным в 1819 году.

Городским властям эпохи Реставрации парижане обязаны не одним полезным нововведением. Начнем с названий улиц: с начала XIX века их писали на стенах домах краской, но к 1815 году многие из этих надписей стерлись. Поэтому в 1822 году на домах начали размещать темные стеклянные таблички в чугунных рамках с написанными белой краской названиями улиц, но и они оказались непрочными. Более надежный способ обозначать названия улиц был впервые опробован в конце эпохи Реставрации; это синие эмалированные таблички с белыми надписями, похожие на те, какие можно видеть на парижских домах и сегодня. Всеобщее распространение они получили при Июльской монархии, с середины 1840-х годов.

Другое, гораздо более важное новшество – тротуары, которые стали прокладывать в Париже по инициативе префекта Шаброля. Впервые тротуары появились в городе еще в 1780-е годы, однако даже к 1822 году их общая длина не превышала 267 метров; кроме того, они обрывались перед воротами особняков. А между тем уже тогда по парижским улицам ежедневно проезжало около 17 тысяч экипажей, так что пешее передвижение в городе становилось рискованным. Не случайно огромную популярность у парижан приобрели крытые галереи-пассажи, соединяющие две параллельные улицы; движение по ним было исключительно пешеходным, а крыша защищала посетителей от дождя (о пассажах подробнее рассказано в главе двенадцатой).

Устройство тротуаров наталкивалось на многочисленные трудности. Во-первых, платить за проведение работ должны были домовладельцы, которые, естественно, не торопились тратить свои деньги. Во-вторых, многие улочки старого города были слишком узкими (в среднем 4–5 метров ширины), и экипажи постоянно задевали хрупкие бордюры тротуаров и разрушали их.

В 1826 году префект Шаброль получил от Муниципального совета 10 000 франков на субсидии тем хозяевам, которые возьмутся за устройство тротуаров перед дверями своих домов; содержание уже проложенных тротуаров должно было осуществляться за счет города. Новый способ оплаты благоустройства улиц, опробованный в одном из правобережных кварталов, вызвал одобрение всех домовладельцев; после этого субсидию увеличили до 100 000 франков, и Париж стал покрываться тротуарами. До 1836 года для этой цели использовалась сланцевая плитка из Оверни (так называемая вольвикская лава) или более прочный гранит. В очерке «История и физиология парижских бульваров» (1845) Бальзак свидетельствовал: «В дождливую погоду на бульварах воцарялась непролазная грязь. Наконец, овернец Шаброль додумался вымостить бульвары вольвикской лавой. Как это характерно для парижского муниципалитета! Из овернской глуши привозят плиты вулканического происхождения, пористые, недолговечные, тогда как по Сене могли доставить на баржах гранит с берегов океана. Однако и то был шаг вперед, парижане приветствовали его, как благодеяние, хотя дорожки были так узки, что не позволяли трем прохожим сойтись вместе».

Парижский тротуар. Карикатура из газеты «Шаривари», 13 июня 1843 года

Там, где улицы были слишком узкими для устройства полноценных тротуаров с бордюром, по обеим сторонам для пешеходов укладывали широкие плиты. К 1829 году общая длина парижских тротуаров достигла уже 20 000 метров, то есть за 7 лет она увеличилась почти в 75 раз. В годы Июльской монархии, в особенности при префекте Рамбюто, дело Шаброля было продолжено: к 1848 году общая длина тротуаров парижских улиц равнялась уже 195 000 метров, а с учетом площадей и набережных – почти 260 000 метров.

Серьезную проблему для городских властей составляли не только тротуары, но и мостовые. Требовалось поддерживать в порядке старые мостовые и прокладывать новые. Две трети стоимости этих работ на небольших улицах должны были оплачивать домовладельцы, а относительно мостовых больших улиц, служивших продолжением дорог государственного значения, шел спор между парламентом и префектом. Провинциальные депутаты утверждали, что платить за содержание мостовых главных улиц должны городские власти. Префект Шаброль возражал, что каждый из 12 парижских округов по величине не уступает небольшому городу; значит, соединяющие их улицы следует приравнять к дорогам между населенными пунктами, содержание которых обязано оплачивать государство. В результате парижские улицы разделили на два разряда: за мостовые национального значения платило государство, а за мостовые местного значения (их было две трети) – город. Тем не менее работы шли медленно, и некоторые районы Парижа в непогоду оказывались практически отрезанными от остальных; например, эспланада Инвалидов в дождь становилась совершенно непроезжей, и жители квартала Большого Валуна (Gros-Caillou) ощущали себя как на острове.