Парк-авеню, 79
Шрифт:
– Ты видел, как падал отец. Скажи честно, дома тебя держит не какое-то там обещание, а страх. Обыкновенный страх.
Он отвел глаза и мрачно буркнул:
– Питер плачет... Пойди посмотри, что ему нужно.
Отчим проводил девушку тяжелым взглядом, быстро достал из холодильника запотевшую банку пива, открыл и двумя жадными глотками опорожнил ее. Золотистая жидкость выплеснулась на небритые щеки, потекла с подбородка на майку. Пустая жестянка полетела в пакет для мусора. Захмелевший мужчина опустился на стул, тупо уставился в какую-то точку перед собой.
Сука она,
Ребенок больше не кричал, дом затих. В отяжелевшей голове шевелились воспоминания. Когда все это началось? Года три назад? Да, через месяц после того, как отец Марии сорвался с лесов. С двадцать третьего этажа. Не глядя себе под ноги. Генри спокойно шагнул туда, где должны лежать перекрытия... А их не было. На короткий миг он застыл, попытался ухватиться за друга, отчаянно вскрикнул: «Питер!», но тут же камнем понесся к земле. Питер глянул вниз: сверкая на ярком солнце, развевались золотые волосы Генри, а сам он все кувыркался, кувыркался в воздухе... Следом за ним плавно снижалась слетевшая с его головы шапка.
Пиво подступило к горлу. Опять эта проклятая тошнота! Питер задержал дыхание, громко рыгнул и проглотил слюну. Фу, отлегло.
Глядя на Марию, он всякий раз видел перед собой весельчака Генри. Те же золотые волосы, высокие скулы, тот же красивый твердый рот. Даже походка напоминала отцовскую: уверенная и легкая, как у кошки.
Да, а ровно через месяц после похорон он пришел сюда свататься к Кэтти – вдове погибшего друга. По этому случаю Питер надел выходной костюм, в котором ходил на воскресные службы, и купил в соседней лавке коробку самых свежих, самых дорогих шоколадных конфет. Он поднялся по лестнице на второй этаж и, робея, постучал в дверь. Негромкий голос Кэтти спросил:
– Кто там?
Питер откашлялся:
– Это я...
За дверью прошелестели быстрые легкие шаги. Щелкнул замок – перед ним стояла золотоволосая девчонка. Широко открытыми глазами она оглядела праздничный костюм гостя и удивленно протянула:
– Добрый день, дядя Питер.
Он натужно улыбнулся, обежал взглядом коридор и кухню, но Кэтти нигде не было видно. На кухонном столе валялись иголки, нитки, какие-то белые лоскута.
– Привет, Мария. А где мама?
– Одевается.
Девочка посторонилась.
– Да вы входите, дядя Питер.
Он неуклюже перешагнул через порог и протянул подарок.
– Вот. Это конфеты.
Мария чинно приняла подарок и водрузила его на стол рядом с шитьем.
– Спасибо. Мама велела проводить вас в гостиную.
Питер взмок от смущения. Он стащил с головы шляпу и теперь крутил ее в руках, переминаясь с ноги на ногу.
– Не стоит беспокоиться... Мне и на кухне неплохо.
Девочка важно покачала головой:
– Но мама сказала, что я должна проводить вас в гостиную...
Не проронив больше ни слова и не оглянувшись на гостя, она исчезла в неосвещенном коридоре. Питер двинулся следом. Светлая фигурка, словно танцуя, легко скользила в темноте. Питер прибавил шагу, однако тут же споткнулся о какой-то выступ. Мария остановилась,
и он почувствовал ее руку на своем плече.– Держитесь за меня, дядя Питер. А то еще упадете... Я этот коридор знаю наизусть. Могу по нему пройти с закрытыми глазами. Правда, могу.
Питер сжал в потном кулаке маленькую теплую ладонь и, неуверенно ступая, словно слепой, пошел за девочкой. Через несколько шагов Мария остановилась.
– Пришли. Постойте, я зажгу свет.
Девочка отошла в сторону и через секунду щелкнула выключателем. В первое мгновение Питер зажмурился, а когда открыл глаза, замер от неожиданности: лампа за спиной Марии высветила сквозь полупрозрачную ткань контуры тонкого, изящно выточенного тела. Под платьем на девочке не было ничего. Словно завороженный, Питер не сводил с нее глаз. Мария перехватила этот взгляд и лукаво улыбнулась:
– Вы разглядываете мое новое платье, дядя Питер? Правда, красивое? Мама как раз дошила его перед вашим приходом.
Не отрываясь от «платья», Питер поспешно кивнул:
– Да, очень красивое.
Девочка гордо подняла голову: платье понравилось папиному другу, но отходить от лампы она не торопилась и, красуясь перед Питером, повернулась другим боком:
– В этом году я кончаю подготовительную школу.
– Знаю. Генри, то есть... твой отец говорил об этом. Вообще, он очень гордился тобой.
Искрящиеся глаза погасли. Питеру показалось, что Мария вот-вот разрыдается, но она ненадолго замолчала и медленно отошла от лампы.
– В следующем году я пойду в среднюю школу.
С деланным удивлением Питер развел руками:
– Ну и дела! Кто бы мог подумать – уже в среднюю школу. А мне казалось, что ты все еще ребенок.
По-видимому, фальшивый тон задел Марию. Она посмотрела на мужчину снизу вверх и отрезала:
– Я не ребенок. Мне почти тринадцать.
Питеру не хотелось спорить. К тому же две минуты назад он увидел собственными глазами, что девочка сформировалась не погодам рано, поэтому с готовностью подтвердил:
– Да, ты уже выросла.
Марии, однако, ответ показался недостаточно искренним.
– Дядя Питер, можно мне поблагодарить вас за чудесные конфеты и... поцеловать? Ведь вы считаете меня не совсем взрослой, поэтому ничего неприличного в этом не будет.
Питер растерялся, покраснел и окончательно смял за спиной шляпу.
– Наклонитесь, дядя Питер.
В тонком голоске прозвучали повелительные ноты:
– Наклонитесь, а то я не могу до вас дотянуться.
Питер покорно нагнул голову, подставив девочке щеку, однако Мария крепко обхватила руками его шею и поцеловала в губы.
О, это был поцелуй не ребенка, а маленькой женщины. На миг Питер замер. Опомнившись, попытался оттолкнуть прильнувшую к нему девочку, но случайно дотронулся до ее груди и так поспешно отдернул руку, словно схватил раскаленную сковородку. Мария отступила на шаг и насмешливо протянула:
– Спасибо за конфеты, дядя Питер.
Он медленно выпрямился:
– Кушай на здоровье.
Девочка спокойно подошла к двери и уже от порога спросила:
– Теперь вы убедились, что я не ребенок?