Пароль остается прежним
Шрифт:
— Черт!—выругался Горский.
Он постарался взять себя в руки и, пока дошел до заставы, успокоился. Собственно, в чем его могут обвинить, если Истат кому-нибудь расскажет об их встрече? Легкий флирт... С кем не случается? Ну, будет неприятный разговор с Еленой. Да что Елена!
«Все обойдется!»—успокаивал он себя.
На заставе оказалось, что Людмила еще в больнице, и Елена в районном центре.
Старшего лейтенанта Пулатова не было дома. Горского встретил начальник заставы. Ярцев предложил капитану «Медузы» поужинать, но тот отказался.
— Вот если бы вы помогли
— Помогу,— охотно согласился Ярцев.— Сейчас туда поедет майор Серебренников. Я попрошу, чтобы он захватил вас.
Вскоре Горский уже сидел в политотдельском газике. На этот раз майор был словоохотлив.
— Ну, как, освоились в наших краях?
— Вполне и, знаете, даже нравится. Я впервые в Азии. Солнце. Пески. Все это, хотя и сурово, но, признаться, любопытно.— Он засмеялся.— Одним словом, романтика... Скучать некогда: работа, жена вроде рядом и— не рядом, так никогда и не надоедим друг другу... Я шучу, конечно, Елена у меня замечательная.
Здесь Горский осекся, вспоминая о своей встрече с Истат.
Потом они заговорили о Пулатовых.
— Сын!—многозначительно произнес Серебренников.— Вы знаете, что такое сын?!
— Ну, еще бы,— любезно согласился Горский.
— Нет, вы не знаете,— возразил Серебренников.— У вас пока нет детей. А у меня—два сына.
Ему вдруг захотелось поделиться с капитаном «Медузы» своей радостью.
— Вот старший сын приезжает, Юрик... Он живет с моей первой женой...
Горский изобразил на своем лице удивление.
Серебренников сказал:
— Мы с сыном не виделись много лет. Боюсь даже, что не узнаю. Он, конечно, здорово вырос.
— А где он живет, простите?—полюбопытствовал Горский.
— В Свердловске.
— И когда приедет?
— Теперь скоро,— ответил Серебренников.— Жена только что сообщила: пришла телеграмма — выехал.
— Поездом?—спросил Горский.
— Да, до Ташкента. Там пересадка.
Горский оживился.
— Когда он будет в Ташкенте?
— Через три дня.
— Знаете,— предложил Горский,— а ведь я могу его встретить.— Он сообщил, что выезжает в Ташкент на совещание.
Серебренников обрадовался:
— Замечательно. А то ведь парень хоть и большой, да в первый раз отправился в такое дальнее путешествие. Я, признаться, беспокоился: как там у него получится с пересадкой?
— Договорились!— непринужденно сказал Горский,— Только как я его разыщу?
— Сейчас приедем в районный центр, и я телеграфом запрошу номер поезда и вагона,— загорелся Серебренников.
— Отлично,— согласился Горский, еще не зная, нужна ли ему встреча с сыном Серебренникова, или она может помешать.
«Посмотрим, в случае чего я ведь могу его и не встретить».
Елена, как всегда, обрадовалась Горскому. Занятый своими мыслями, он небрежно поцеловал ее и прилег на диван.
Она вздохнула, повесила его фуражку на вешалку, вытерла тряпочкой запыленный козырек. Включила чайник и подсела к мужу.
Я страшно соскучилась!
Что ты говоришь?— переспросил он.
— Я соскучилась.
Ему стало смешно. Ну, кто поверит поселковому секретарю в случае огласки глупейшего
инцидента? Горский любит свою жену. Никого больше. Это же всем известно.Он старательно поцеловал Елену.
Теперь нужно было обязательно встретиться с Ефремовым.
— Ты разрешишь мне пройтись немного?— нежно спросил он.
— Да, конечно,— ответила она, очень счастливая в эту минуту.— А я пока приготовлю ужин.
«С Ефремовым нужно разговаривать жестко,— решил про себя Горский, останавливаясь на крыльце гостиницы, где всё еще жила Елена.— Он трус и сделает всё, что я прикажу».
В это время он увидел Ефремова, входившего в калитку сада.
«На ловца и зверь бежит»,— усмехнулся Горский.
Ефремов заметил Горского, остановился.
— Здравствуйте, товарищ капитан.
— Здравствуй, Ефремов,— небрежно ответил Горский.— Ты что, домой?
«Наверное спросит долг»,— подумал Ефремов и жалко улыбнулся: свободных денег у него на было.
— Пройдемся,— сказал Горский.— Разговор есть.
Ефремов безвольно согласился.
Они молча вышли за поселок и сели на берегу арыка. Невидимая в темноте вода сердито урчала возле ног. Жалили комары. Тяжелое, черное небо давило на землю, обтекая причудливые силуэты зданий.
Ефремов ковырял веточкой в песке, ожидая, что скажет Горский.
Капитан «Медузы» заговорил повелительно, и Ефремов сжался, будто ожидал удара.
— Значит, перешел на самосвал? Хорошо. А зарабатывать сколько будешь?
«Так и есть — долг!—с тоской подумал Ефремов.— А еще предупреждал, что деньги ему скоро не понадобятся».
— Больше буду зарабатывать,— непослушным языком ответил Ефремов.
Но Горский спросил не о деньгах:
— Куда ездишь?
— Пристань — райцентр.
— И это все?
— Почему все? В столицу республики буду ездить.
— Так,— удовлетворенно кивнул капитан «Медузы», и Ефремову показалось, что он видит, как у Горского заблестели глаза.
— Мне могут понадобиться твои услуги.
Пока он ничего не говорил о деньгах.
— Пожалуйста.
Горский назвал день, когда ефремовский самосвал обязательно должен быть на пристани.
— Зачем?
— Я же говорю: окажешь услугу,— недовольно повторил Горский. И добавил резко: —Должен же ты, наконец, доказать, что честный человек? Или мне рассказать свояку, а еще лучше моему другу майору Серебренникову, какой у тебя болтливый язык?
Ефремов испуганно смотрел на Горского. Он не понимал, чего хочет от него капитан «Медузы».
А Горский продолжал ядовито:
— Тебя, видите ли, заподозрили пограничники...
— Я этого не говорил,— пытался оправдаться Ефремов.
— А известно ли тебе, что тем самым ты разгласил государственную тайну? — продолжал Горский.
Ефремову стало страшно.
— И потом этот безобразный случай в Да-хау...
— Я ничего безобразного не делал!—чуть не крикнул Ефремов.
Горский зажал ему рот. Давно он так не наслаждался своей властью. Горский знал, что Ефремову не дает покоя мысль о плене. Он никак не мог с ней примериться и, мнительный по натуре, страдал от чувства собственной неполноценности.