Пароль остается прежним

Оказывается, Василий Васильевич не один. С ним приятели, и они тоже не знают, как быть.

— Приятели? — переспросил Горский, нащупывая рукоять пистолета.

Василий Васильевич объяснил, что за приятели.

«Так зачем кончать его сейчас? — мелькнула мысль.— Можно сделать иначе!»

— Хорошо,— вдруг согласился Горский.— Я помогу вам перейти границу. Но как быть с оружием?

Василий Васильевич ответил:

— Пистолеты есть у меня и «Буйвола».

Горский подсказал, что остальным надо купить, по крайней мере, охотничьи ружья.

Затем они еще кое-что уточнили. Кроме «Буйвола», никому не следует говорить, что собираются перейти границу. Мальчишки понадобятся, главным образом, для того, чтобы бросить их пограничникам, если те нащупают след. Назначили день перехода границы и договорились, что все, кроме Горского, сегодня же поездом выедут из Ташкента. Горский встретится с Василием Васильевичем в Захмат-али и подскажет, что делать дальше. На это свидание, как и сегодня, Василий Васильевич должен придти один.

Захмат-али, небольшой городок в центре зеленого оазиса, встретил приезжих по-разному.

Василия Васильевича он заставил насторожиться. Вдруг именно здесь, в нескольких шагах от границы, его настигнет возмездие? Василий Васильевич нервничал, много пил и ничего не ел. Он боязливо оглядывался по сторонам, без всякой причины хватался за карман, где был спрятан пистолет, и успокаивался, лишь нащупав его.

«Буйвола» Захмат-али оставил равнодушным. Он догадывался, что по их следу идут, и сбить преследователей трудно. Но ведь ничто не связывало его с родиной, никого он здесь не оставлял. Единственный человек, к которому он испытывал некоторую привязанность,— Том — был с ним. Так что же ему еще надо? Василий Васильевич обещал хорошую жизнь за границей. Посмотрим, решил «Буйвол». А если будет плохо, он найдет способ снова перейти границу. Многое повидал на своем веку «Буйвол». Его ничем не испугаешь, ничем не удивишь. Одно он знал точно: исчезнуть на время необходимо, и чем скорей, тем лучше.

«Зуб» был уверен, что они приехали в Захмат-али поживиться, и был удивлен, когда «Буйвол» вдруг поймал его за руку: брось!

Василий Васильевич недобро засмеялся и вставил, почти касаясь губами красного уха перетрусившего компаньона:

— Мы отдыхать приехали, понимаешь? От-ды-хать!.. Или забыл?

«Зуб» с сомнением посмотрел на охотничьи ружья, которые добровольно взвалил на себя «Буйвол». И зачем вдруг понадобилось учить его и Тома обращению с этими ружьями? Всю дорогу от Ташкента они только тем и занимались, что разбирали да собирали ружья, щелкали курками,— в купе были одни. На кого они будут охотиться? «Зуб» только в зверинце видел диких животных. Охота не прельщала его, и он приуныл. «Буйвол» влил в него полстакана водки для бодрости. Это подействовало. «Зуб» смирился с вынужденным бездельем и даже запел:

Выпьем, братцы, пока тут,

На том свете не дадут!..

Том от водки отказался.

Если бы Василий Васильевич и «Буйвол», занятые своими невеселыми мыслями, получше пригляделись к нему, они бы поняли, что с подростком творится неладное. Давно он уже не пополнял их казну, и вряд ли это можно было объяснить только невезением. Скрытный по натуре, он еще больше ушел в себя. Он не рассказывал, где бывал и чем занимался. Лишь глаза выдавали возбуждение, а когда засыпал, на лице появлялась улыбка. Василий Васильевич однажды высказал предположение, что Том накурился анаши. «Буйвол» был добродушно настроен и ответил: пусть курит.

Они не знали о новых друзьях Тома, о колхозном бухгалтере, которому Том недавно написал первое в своей жизни письмо. В этом письме было всего несколько слов:

«Здравствуйте, товарищ Шарапов!

Пишет к вам известный вам Том. Живу ничего, но хочу, чтобы вы меня не забывали.Вот и все».

Письмо было нескладное, и Том чувствовал это. Однако он старательно вывел адрес и, не раздумывая, бросил конверт в почтовый ящик. Он не знал, когда снова увидит своих друзей из того таджикского колхоза, где его приняли, как родного, но верил, что обязательно увидит.

Все чаще он думал о том, как «отколоться» от ненавистной компании. Даже мелькала мысль заявить обо всех в милицию. Но тогда не поздоровится и ему Впрочем, пусть — он отбудет срок в исправительно-трудовой колонии и начнет новую жизнь.

Затем Том решил, что это не по-товарищески. Хотя его товарищи очень плохие люди, все-таки они приняли его в свою компанию и не обижают. Он пришел к убеждению, что они сами никуда не денутся — попадутся, а ему надо уходить.

С этой мыслью он приехал в Захмат-али. Отсюда, пожалуй, около тысячи километров до ленинабадского колхоза, и значит, если он «смоется», ни «Буйвол», ни кто другой его не найдет. А уж колхозному бухгалтеру он все как-нибудь объяснит.

Том ходил по аккуратным, чистеньким улицам городка и невольно сравнивал его с колхозом-миллионером. Захмат-али, конечно, был больше, но ленинабадский колхоз врезался в память, и Том считал, что это самое лучшее место на земле.

Рядом с ним понуро шагали: «Буйвол» — в рубахе, перехлестнутой ружьями; Василий Васильевич — в легком чесучовом костюме и широкополой соломенной шляпе в дырочках, с усталым, обрюзгшим лицом пенсионера-интеллигента; «Зуб» — в таком же, как у Василия Васильевича, костюме,—вялый, потный, еле передвигающий ноги.

Том решил узнать, куда направится честнйая компания из Захмат-али, и, воспользовавшись дорожной сумятицей, незаметно исчезнуть.

ВАЖНЫЕ СООБЩЕНИЯ

Старшина Пологалов легко нашел Шарапова. Командир катера забрался в кубрик и сладко посапывал после бессонной ночи. Он несколько суток не был на заставе: выполнял специальное задание и вот только сегодня вернулся.

Пологалов в нерешительности остановился: будить или не будить? Наконец, он дотронулся до мускулистой руки приятеля. Шарапов сразу открыл глаза.

Пологалов шопотом, чтобы не разбудить Кошевника, который также безмятежно спал рядом, сообщил о просьбе Истат. Собственно это была не просьба, а требование. Несколько дней подряд Истат звонила на заставу и повторяла одно и то же: «Передайте Вахиду, чтобы немедленно был у меня».

Сон сняло, как рукой. Шарапов совсем было уже отчаялся найти дорогу к ее сердцу. И вдруг она сама просит его придти.

Он вскочил и быстро оделся.

— Побрейся,— посоветовал Пологалов.

Шарапов провел ладонью по заросшим щетиной щекам и взглянул в зеркало. Потом зачерпнул через борт воду, достал бритву. Намылился небрежно, бритву точить не стал. Рука торопливо скользила по лицу.

— Да не спеши ты,— сочувственно произнес Пологалов.

Шарапов плеснул в лицо пригоршню одеколона и поморщился. Схватил полотенце, стал обмахиваться.

— Попудрись,— сказал Пологалов.

Но Шарапов не слышал: он торопился в поселок.

Истат ждала дома.

— Можно? — спросил он, заглядывая в приоткрытую дверь.

Она сидела у окна, теребила косы.

— Ты правда любишь меня?—спросила она, поворачиваясь к нему.

Он кивнул.

— Тогда посоветуй...

Она замолчала. Он подождал немного и, сделав несколько шагов в ее сторону, спросил: