Пароль остается прежним

Начальник заставы прикрикнул:

— Ну, что ты словно к полу прилип?.. Садись на первую попутную машину и газуй прямо в родильный дом!

Пулатов был настолько растерян, что воспринял это как приказ.

— Есть, товарищ майор! — по-уставному ответил он, выбегая из канцелярии.

«Медуза» обогнула дебаркадер и застопорила машину. Прислонившись к пирсу, буксир охотно принял на борт грузчиков, и они сразу растеклись по его отсекам.

Горский поручил штурману следить за выгрузкой, а сам спустился на берег. Он не спеша подошел к сложенным в штабеля ящикам, которые скоро должны были исчезнуть в трюмах его транспорта, и, будто проверяя их, остановился между вторым и третьим рядами.

Никто не видел, как он вынул из кармана портсигар-передатчик и настроился на нужную волну. Узнав, что его слышат, он передал кодом: по утверждению пограничников самолета не было.

Шеф поблагодарил за службу.

«Значит был самолет!» — решил Горский, возвращаясь на «Медузу».

Опять радиопеленгаторы засекли неизвестную станцию, работавшую в течение трех минут в Фирюзеваре.

Полковник Заозерный сказал начальнику штаба:

— А вам не кажется подозрительным, что передатчик работает во время стоянки «Медузы» в заграничном порту?

— И я хотел вам сказать об этом,— сознался начальник штаба,

— Странно, — заметил полковник, невольно думая о том, что при старом капитане таких фокусов не было.

Однако еще через несколько часов ему пришлось изменить свое мнение, «Медуза» шла вниз по реке, а неизвестный передатчик в Фирюзеваре приступил к очередному сеансу.

Полковник не знал, что передатчик, спрятанный Горским в Фирюзеваре, сработал автоматически.

НОВОЕ ЗАДАНИЕ

Постепенно жара взяла свое. Земля накалилась. Листья покрылись пылью, поникли. Снова деревья почти не давали тени.

Майор Серебренников собирался на границу и распорядился, чтобы Микаелян подал машину.

В это время позвонили из райкома. На семь часов вечера созывалось внеочередное бюро по подведению итогов взаимопроверки социалистических обязательств. Как члену бюро районного комитета партии, Серебренникову необходимо было присутствовать на заседании, и он решил выехать на границу утром.

Секретарь райкома партии доложил членам бюро, что положение создалось тревожное: из-за дождей хлопок пришлось пересевать. Не хватает площадей и для посевов люцерны.

При этом известии все повернулись в сторону майора Серебренникова. Он понял, чего хотят члены бюро райкома. На левом фланге шестнадцатой заставы есть орошаемый участок.

— Договоримся, — сказал Серебренников, уверенный, что начальник отряда возражать не будет.

— Вот и отлично! — улыбнулся секретарь райкома.

Заозерный не возражал. Поэтому Серебренников несколько изменил маршрут, чтобы иметь возможность заехать к Ярцеву, передать разрешение начальника отряда па посев колхозной люцерны возле государственной границы.

— Выезжайте по холодку,— посоветовал Заозерный, и Серебренников приказал Микаеляну подать машину к пяти часам утра.

Майор сидел в штабе до тех пор, пока Нина Терентьевна не напомнила, что давно пора ужинать.

Дежурный по отряду удивился:

— А я думал, вы дома.

— Случилось что-нибудь? — спросил Серебренников.

— Да нет,— ответил дежурный.— Просто была почта и вам письмо.

Серебренников сразу узнал: письмо из Свердловска, от сына. Он нетерпеливо вскрыл конверт и развернул сложенный вчетверо лист.

Дежурный видел, как просиял майор: должно быть, получил добрые вести.

Серебренников шумно ввалился домой, продолжая сиять. Нина Терентьевна с любопытством смотрела на него.

— Что случилось? — спросила она, поддаваясь его возбуждению.— Нас переводят? Куда?

Он покачал головой.

— Так в чем же дело?

— Вот! — сказал он торжественно, протягивая ей письмо.

Она быстро пробежала глазами торопливо написанные строки. Старший сын Серебренникова сообщал, что в свой первый трудовой отпуск хочет приехать к отцу. В прошлом году Юрий бросил школу и стал учеником токаря. Нина Терентьевна знала, как расстроился Серебренников: надо было кончать десятилетку, тем более, что учиться оставалось последний год. Он давно хотел взять сына к себе, но мать не разрешала. Теперь мальчик приедет. Это хорошо. Поговорят по душам. Письма, конечно, не то.

Нина Терентьевна улыбнулась. Серебренников напряженно следил за ней и облегченно вздохнул, поверив: она тоже рада.

— Но как же так он вдруг решил?

— Значит стал взрослым,— сказала она, складывая письмо.

— Три, нет четыре... Какое там — пять лет мы не виделись! — волновался Серебренников.— Да и то, помнишь, тогда, проездом, были с ним вместе совсем мало...

Она перебила:

— Завтра же переведем деньги. Пусть обязательно приедет!

Он подхватил:

— И Витюшка обрадуется!

Она кивнула, невольно прислушиваясь к тому, что делается в соседней комнате. Но в соседней комнате было тихо.

Тогда она приоткрыла дверь. Никого/ Окно настежь открыто.

— Полюбуйтесь! — Она развела руками.— Убежал. А ведь я говорила: поздно уже.

Серебренников засмеялся:

— Да что ему с тобой делать?.. Вот Юрик приедет, тогда Витюшку не выгонишь из дома.

— Или наоборот,— усомнилась она.

— Пусть наоборот! — согласился Серебренников и услышал, как скрипнуло окно. Он притаился в темной комнате.

— Сдавайся, Соколиный Глаз! Я — Оцеола, вождь семинолов!

Нина Терентьевна слышала возню. Виктор сопел, вырывался.

— Это не честно! — взмолился он наконец.

— Почему не честно? — спросил Серебренников, крепче прижимая сына к себе.— А в окна лазить честно?

— Я тебе что-то скажу, — схитрил Виктор.

— Нет, это я тебе что-то скажу! — ответил майор, отпуская сына.—Знаешь, Юрик приедет.

О Юрие вспоминали часто, и Виктор с гиканьем бросился на веранду:

— Вот здорово, Юрка приедет!