Партиец
Шрифт:
— Но тенденция такая есть? — уточнил я. — Если не я такое предложу, найдется ведь и другой «сообразительный»?
— К сожалению, тут ты прав, — вздохнул Михаил Ефимович.
— И как тогда поступить? Махнуть рукой и пустить на самотек, или все же создать «союз»? Но со своими условиями?
— Думать надо, — буркнул Кольцов, которому эта тема не нравилась.
Не став развивать ее, я попрощался с Михаилом Ефимовичем и вернулся домой. Однако этот разговор не оставлял меня. Похоже, в одном Илья Романович был прав — партия пытается подмять под себя всю интеллигенцию. Пока это не приобрело системный характер, но раз уж два совершенно разных человека
— Была, — вздохнул я. — Но «мягкая». С запретами определенных тем и возрастным цензом.
Получается, и тут нужно сделать нечто подобное? Не скажу, что та цензура из моего прошлого как-то сильно ограничивала творцов. Лишь направляла их, как русло реки. Ну и давала по рукам тем, кто берега этого «русла» теряли. Действительно, здесь есть над чем подумать, прежде чем идти с такой инициативой «наверх».
До конца недели я отдыхал. Даже удивительно. Успел и с Борисом покататься на лодках наперегонки и пару партий в «героев» сыграли. С Катей раз виделся — просто прогулялись по набережной. Она рассказывала, как провела лето. Теперь она комсомолка, так что на лето ее озадачили помощью одному колхозу, как и еще семь ее одногруппников. Спросил, как теперь там дела обстоят. Оказалось, все в целом нормально. Колхозники бухтели на власть, но отмечали, что распределение урожая обещает быть справедливым. Надеюсь на это. Если у них председатель нормальный, то так и будет. Если нет… тут возможны варианты. Но главное — разворачивающиеся станции МТС реально помогали. Только техники у них было еще мало.
— Видела одну машину интересную, — делилась девушка, — спереди — ну чистый мотоцикл, а сзади — будто грузовик, представляешь? На нем мешки перевозить — одно удовольствие.
Чуть подробнее расспросив ее о диковинной машине, понял, что это мотороллер типа «Муравей». Не прошла моя заметка в журнале Кольцова мимо наших людей! И как быстро воплотили-то!
Но отдых заканчивается и тут я решил завершить его сам. Было удивительно, что мне дали столько свободного времени. Неужели Ян Эрнестович еще не проверил мой черновик? Понимаю, у него много работы, но спрашивать за выполнение создания системы перевозок с помощью контейнеров будут не с него, а с меня. Эта мысль и побудила меня отправиться в наркомат путей сообщения.
— Вы кто? — был первый вопрос, который мне задала незнакомая женщина за столом секретаря перед дверью наркома.
— Сергей Огнев. Сообщите товарищу Рудзутаку, он меня знает.
— Он больше здесь не работает, — еще сильнее огорошила меня женщина, просверлив недовольным взглядом.
— Как? А где он теперь?
— Идите в комитет по химизации народного хозяйства, — был мне ответ.
После чего, посчитав свою миссию выполненной, женщина продолжила писать что-то в бумагах, что лежали перед ней и от которых я оторвал ее своим приходом.
Блин, и что теперь делать? Искать Яна Эрнестовича? А есть ли смысл? Может потому он мне ничего и не ответил, что посчитал, что теперь не имеет к перевозкам никакого отношения? И если да, то мне как быть? С новым наркомом путей сообщения знакомиться? Выходит так. Во всяком случае, это быстрее, чем искать Рудзутака.
— Вы еще здесь? — заметила секретарь, что я никуда не ушел.
— Да. Раз Яна Эрнестовича нет, сообщите новому наркому о моем приходе.
— С чего это? — фыркнула дама. — Здесь не проходной двор. Если вы
знакомы с товарищем Рудзутаком, то и разговаривайте с ним. А Моисей Львович — человек занятой.— У меня поручение от товарища Сталина, — надавил я на нее голосом. — И я должен его выполнить в сотрудничестве с наркомом путей сообщения. Раз это уже не Ян Эрнестович, то я хочу встретиться с новым наркомом.
Дама только пренебрежительно фыркнула.
— Ты ври, да не завирайся. Такой молодой, а уже лжет напропалую.
— Если я сейчас же не встречусь с новым наркомом, у вас будут большие проблемы, — начал раздражаться я.
Как-то я отвык, что мне могут отказать. Раньше хотя бы докладывали о моем приходе, даже если не знали меня в лицо. А тут — секретарь просто грудью встала на защиту своего начальства и отступать не намеревалась.
— Пугать он меня еще будет! Нет, вы это слышали? — словно кто-то кроме нас был в приемной, спросила в воздух дама. — А ну иди отсюда, пока я действительно не доложила о тебе. Тогда одним знакомством с милицией за хулиганство ты не отделаешься!
Мне надоело с ней препираться, и я молча двинулся к двери в кабинет наркома. Женщина с удивительной сноровкой встала на моем пути. Даже не ожидал этого от сорокалетней и довольно полной дамы. Так еще и руки в стороны расставила, чтобы я уж точно мимо не прошел.
— Кыш отсюда! — воскликнула она.
Чем видимо все же привлекла внимание своего начальства. Я не успел ей что-то ответить, как дверь в кабинет открылась, и оттуда вышел мужчина с недовольным выражением на лице. Почти лысый, лишь чуток коротких волос по бокам головы, небольшая щетка усов и большие карие глаза, смотрящие не только недовольно, но и одновременно печально.
— Что здесь происходит, Марина Авдотьевна?
— Да проходимец какой-то, Моисей Львович, — отозвалась дама. — Не обращайте…
— Здравствуйте, — перебил я ее, сдвинув в сторону.
Она от моей наглости аж дар речи потеряла и готова был-вот накинуться на меня с кулаками.
— Сергей Огнев, — протянул я руку мужчине.
Тот сначала посмотрела на мою руку удивленно, но потом его лицо озарило понимание, и он пожал ее.
— Все в порядке, Марина Авдотьевна, — повернулся он к женщине. — Это ко мне. Проходите, товарищ Огнев.
Что-то недовольно бурча себе под нос, секретарь все же вернулась за свой стол. А мы с новым наркомом прошли в его кабинет.
Моисей Львович РухимОвич в процессе разговора оказался дядькой весьма простым, словесные кружева не плел. Меня он узнал благодаря упоминанию в газетах. А вот про мое задание от товарища Сталина был не в курсе. И это при том, что свою должность занял аж в июне! То есть мой черновик в любом случае должен был попасть ему на стол. Чтобы разобраться, где он потерялся, нарком вызвал к себе Марину Авдотьевну.
Та стала отпираться, что ничего не видела и знать ни о каком черновике не знает.
— Придется звать товарища Савинкова, — вздохнул я. — Я же через него передавал бумаги. Может он их напрямую Яну Эрнестовичу передал?
Вот тут секретарь как-то странно замялась, что привлекло не только мое внимание, но и Моисея Львовича.
— Марина, товарищ Савинков…
— Из ОГПУ, — подсказал я наркому.
— Из ОГПУ, — повторил он, — приходил? Передавал бумаги?
— Ну мало ли кто приходил? Да и те бумаги — ни печати нет никакой, написаны от руки коряво, да еще бред всякий. Ну что я могла подумать? — пошла она в атаку. — Не иначе, какой прожектер сумел просунуть свою писульку!