Партизанская богородица

Палашка сообразила: убегать нельзя — догонит... и тогда добра не жди, и в доме не укроешься — загородил дорогу.

Она понимающе улыбнулась и сказала невозмутимо:

— Полушалок пойду накину. Ночи теперь холодные.

Спокойно прошла во двор и закрыла ворота на засов.

Обманутый парень раза три принимался стучать в ворота. Потом или надоело стучать, или подвернулась другая забава — ушел.

А назавтра пришел в дом вместе с Сергеем. И нимало не смутился, увидев насупившуюся Палашку, а тут же, не стесняясь Сергея, снова стал сговаривать на ночную прогулку.

— Сеструха, выдь! — велел Сергей.

Палашка вышла в сени, но дверь притворила неплотно.

— Ты вот что, приятель, — сказал Сергей парню. — К этой девке не приставай. Сирота она, а я ей заместо отца. По-хорошему говорю, не приставай!

— Коли по-хорошему, о чем разговор, — согласился парень. — Не одна, поди, девка у вас в слободе. Найдется и на наш пай. Покудова Ваську Ершова не обегают. — И тут же добавил с досадой: — А хороша девка, ей богу, хороша!

Когда Васька Ершов ушел, Палашка спросила братана:

— Зачем ты его в дом привел?

Сергей рассказал, что на заводском митинге образовали совет рабочих депутатов. Его — Сергея — выбрали председателем. А парень этот — Василий Ершов — адъютант начальника партизанского отряда Смолина. И Смолин выделил его в состав совета, чтобы была связь между совдепом и штабом отряда.

Палашка пренебрежительно усмехнулась.

— Значит, и он в совете?

— Да, — подтвердил Сергей и тоже усмехнулся. — Он теперь у меня вроде как военный министр.

— У этого министра одно на уме — девок лапать.

— Девки наши слободские сами не промах, — возразил Сергей, — не приучены отказывать.

— Не все такие.

Сергей засмеялся.

— В семье не без урода. — И, сразу построжев, предупредил Палашку: — Поздно по слободе не ходи. Не этот, так другой привяжется.

— Что же это за партизаны! — возмутилась Палашка. — Ждали их, как бога, а они безобразничать пришли!

— Ждали отряд Бугрова, — сказал Сергей, — а откуда этот свалился, сам не пойму. Спрашивал я командира ихнего Смолина, какого он фронта: шиткинского или тасеевского? Говорит: «Сам по себе!»... Мужик, однако, боевой. Грозится выбить беляков из Братского острога... Завтра выступаем.

— И ты с ними? — встревожилась Палашка.

Сергей улыбнулся.

— Тебя еще уговаривать.

— Ты ж теперь самый главный на заводе. Председатель.

— Слушай сеструха, — серьезно, почти строго сказал Сергей,— ты ведь понятливая у меня. Сама говоришь, самый главный. А главный должен передом идти. Мы у себя совет выбрали. Значит, советская власть. В Москве и Питере тоже советская власть! А в Омске Колчак правит. И по всей Сибири, от Урала и до самого Японского моря, колчаковские генералы да атаманы сидят, душат нашего брата, рабочего и крестьянина. Покудова им шею не свернем, не будет нам жизни. Поняла?

Палашка вздохнула.

— Конца-краю этой войне не будет!

— Будет!

Сергей притянул к себе Палашку. Она по-ребячьи уткнулась лицом ему в грудь. Он ласково потрепал ее по крутому плечу.

— Будет конец, сестренка! Чем веселее воевать будем, тем ближе конец. Вот отвоюемся, жениха тебе найдем, на свадьбе твоей спляшем и станем жить-поживать да добра наживать.

— Тебе бы все токо пересмешничать, братка...

...Через три дня Сергей вернулся с перевязанной рукой. Уходили с ним сорок мастеровых, возвратились после боя под Братском — шестнадцать...

Рабочий взвод принял на себя основной натиск отлично вооруженных и надежно вымуштрованных солдат капитана Белоголового. Партизаны Смолина оказались слабы в бою с опытным противником. Стали откатываться после первого же ответного удара. Тогда Смолин сам вырвался вперед, пытаясь личным примером воодушевить дрогнувших бойцов. И упал, намертво сраженный меткой пулей. Если бы не упорство рабочего взвода, весь смолинский отряд был бы уничтожен в этом бою.

Когда стемнело, отступили по тулунскому тракту. В пути разделились. Рабочие берегом реки Долоновки ушли на завод, остатки разгромленного смолинского отряда уходили по тракту на Шаманово.

Обо всем этом узнала Палашка из разговора Сергея с Семеном Денисовичем. За стариком сама же и сбегала, как только вернулся братан.

Семен Денисович выслушал невеселый рассказ Сергея, долго молчал, курил свою носогрейку.

— Одним, своей силой, нам завод не отстоять, — сказал Сергей. — Что станем делать, Денисыч?

— А кто за нас отстаивать будет? — в словах старика был упрек.

— Лучшие бойцы полегли. Опять же, и оружия нету.

— Завод есть. Целый завод! — с сердцем возразил Семен Денисович. — Есть кузнецы. Есть и литейщики. Али три дни в начальниках походил, забыл свое ремесло?

Из маленькой угловой комнаты, выгороженной в избе тесовой переборкой, подала голос Лиза.

— Всех нас в могилу сведет это начальство. Хоть бы ты, Семен Денисыч, образумил его.

Сергей нахмурился, но, не желая сердить больную, проговорил как мог мягче:

— Полно, Лизанька!

— У тебя один разговор, полно да помолчи. А мне уж невмоготу молчать! — Чувствовалось, она тоже сдерживается, чтобы не сорваться на крик со слезой. — Подумал бы, кончится эта заваруха, вернется хозяин да исправник с казаками, всех порешат. Кузьку бы пожалел!..

— Заваруха кончится — не будет ни хозяина, ни исправника! — жестко сказал Сергей.

Денисыч глянул на него поверх очков, с укором покачал головой.

Сергей встал, подошел к проему в переборке, завешенному ситцевой шторкой.

— Не тревожься, Лизанька. Больше одну тебя здесь не оставлю.

Лиза тяжело вздохнула.

— Верить тебе...

Палашка всегда сердилась на невестку, когда та попрекала Сергея. Тут в первый раз стало ее жалко. Как же он ее не оставит?.. Неужто с собой возьмет, больную?..

Лиза смолкла. Сергей постоял немного, опустил занавеску, вернулся к столу.

— Мастеровые найдутся, мастеров нету, — сказал он Семену Денисовичу. — Один Василий Михалыч не сбег, с нами остался... и того сгубили гады. Вагранку задуть — не пустяк...

— Сорок лет возля ее простоял...

— Одного опасаюсь, — помолчав, продолжал Сергей. — Кому наготовим оружия? Хоть и попрекнул ты меня, Семен Денисыч, я опять скажу: самим нам завод не отстоять.

Денисыч промолчал. Он набивал трубку. Набивал очень долго.