Партизанская богородица
Шрифт:
Резко обернулся. Провел глазами по шеренге застывших в недобром предчувствии людей. Даже окладистая рыжая борода сникла. «Крестись, пока время есть!» Тревожное ожидание на всех лицах. И все шесть десятков мужиков, таких разных, долговязых и коротеньких, дородных и тощих, кудлатых и плешивых, бородатых и бритых, — все в этом терпеливо покорном унынии на одно лицо.
Только третий с правого фланга — рослый и широкоплечий мужик, с курчавыми темными волосами и коротко подстриженной бородой, с приметным крупным прямым носом, — глядел хоть и сурово, но не подавленно.
«Тебя первого
— Три минуты прошло, — сказал капитан жестко. — Советую не тянуть время! Я жду!
Шеренга застыла в молчании.
— Барсуков! Приготовиться! — распорядился капитан.
Фельдфебель откозырнул, лихо повернулся налево кругом, щелкнув каблуками, и махнул рукой.
Два солдата вынесли со двора длинную широкую скамью. Одновременно из ворот выкатили «Максима» и установили его на высоком крыльце поповского дома.
Капитан достал из нагрудного кармана френча список, составленный вчера отцом Феоктистом, развернул и отрывисто, как подают команду:
— Названных три шага вперед! Соломин Хрисанф Дмитрич!
Рыжебородый дернулся всем телом. Лицо его перекосилось в смертном страхе.
— Три шага вперед! — прикрикнул капитан.
Хрисанф Дмитрич, спотыкаясь, сделал три шага и остановился.
— Лукин Иван Степанович! — продолжал выкликать капитан. — Лукин Кузьма Степанович! Петров Иван Степанович!
Еще трое вышли и встали перед строем.
Капитан уже приготовился подать команду, но вспомнил бруснику на меду и ходатайство попадьи... Как его?.. Да!
— Голованов Иван Федосеевич!
Рослый носатый мужик, третий с правого фланга, твердо ставя ногу, припечатал три шага.
«Черт побери! — выругался про себя капитан. — Вот ты кто, Голованов!..»
На миг нахмурился, потом усмехнулся.
«Ладно. Брусника на самом деле хороша. Заодно и с попадьей за племянницу рассчитаюсь!»
Подозвал к себе всех пятерых, выведенных из строя. Сказал коротко и внушительно:
— Завтра отряд выступает в трудный поход. Поручаю обеспечить продовольствием и всем необходимым. Располагайте ресурсами всего селения. Через час явитесь к моему фельдфебелю за указаниями. Пока свободны. Не задерживаю.
Потом приказал Барсукову:
— Каждому третьему по двадцать шомполов!
Повернулся и пошел навстречу сияющим глазкам давно заждавшейся Сонечки.
Река вилась крутыми петлями между высоких, густо обряженных лесом гор. Солнце, поднявшееся уже в четверть неба, светило то в глаза, то в правый, то в левый бок. То оказывалось за спиною, а нередко и совсем заслонялось кручей берега.
Темно-зеленые густохвойные кедры смотрели с высоты на курчавые сосенки, сбегающие к самой воде, и на иссиня-черные ели, затаившиеся в распадках. Тайга без конца и края плотным ковром накрыла окаменевшие волны гор. Только изредка, на особо крутых откосах, этот ковер разрывался осыпью голубовато-серого камня или вспарывался сверкающими на солнце гранитными утесами.
И лишь у самой воды пролегала узенькая ржаво-желтая полоска бечевника.
По ней, оступаясь на скользкой гальке, брели гуськом усталые
люди. У каждого через плечо холщовая лямка. Черной струной натянулась свитая из конского волоса бечева. Тяжело поднимать по быстрому Илиму, против воды, пятисаженную груженую завозню. По своей воле кто пошел бы на такую каторгу — хоть озолоти...Капитан Рубцов проснулся в отличном расположении духа.
Певуче журчала вода за бортом. Ярко светило солнце...
Из ящиков и мешков с провиантом Барсуков соорудил на носу завозни славную каютку, которая понравилась даже Сонечке. Ночь прошла не скучно. Ей-богу, выступая в поход, даже и мысли не было, что карательная экспедиция может оказаться столь пикантной. Рыжебородый лавочник подал великолепную идею. Что значит вовремя нагнать страху!..
Капитан улыбнулся, вспомнив, как подгибались ноги у Хрисанфа Дмитрича. когда он выполз из строя односельчан навстречу неизвестности.
Только так с этим мужичьем! Ошибка доморощенного губернатора господина Яковлева, да и самого Верховного, — интеллигентский либерализм, попросту говоря, мягкотелое слюнтяйство. На войне, как на воине! Кто больнее бьет, того больше боятся и больше чтут. Генерал Розанов в соседней Красноярской губернии выжигает начисто мятежные села. Только так!
И капитан даже испытывал нечто похожее на угрызение совести, что не спалил в селе Перфильеве ни одной избы. Тоже размяк... Женщины портят характер...
Скосив глаза, капитан взглянул на разметавшуюся во сне Сонечку. Пухлые ее губки были приоткрыты, и на хорошеньком личике угнездилось выражение счастливой усталости.
Нет, на Сонечку грех обижаться. Она была на высоте во всех отношениях. И очень кстати, что она из Нижне-Илимска. Приедет в родительский дом, можно там ее и оставить. Единственное, что не понравилось ему в Сонечке, это возглас, с которым она кинулась в его объятия: «Твоя на всю жизнь!» Это уж чересчур. Для жены она слишком... экспансивна. И вообще боевому офицеру жена нужна, как щуке зонтик... На наш век чужих жен хватит... Найдутся и в Нижне-Илимске...
Разрешив успешно все этические проблемы, можно было вернуться к текущим делам службы.
Пока капитан совершал утренний туалет, фельдфебель Барсуков закончил утренний доклад.
Происшествий никаких не было. Солдаты накормлены. Завтрак господину капитану готов.
Солдаты наблюдали, как их командир, фыркая и покрякивая, с наслаждением подставлял разогретое и разнеженное сном тело под струю холодной воды, которой старательно поливал его ладные крутые плечи денщик — верткий, плутоватый с виду Тимошка Сбитнев — и вполголоса обменивались своими соображениями:
— Ублаготворил себя, теперь, как гусь, отряхивается!
— Завидно, Кеха?
— Кеху допустить, он бы весь день пролежал, не оторвался!
— Лодка маловата, а то бы взять на каждого по девке...
— Хоть бы на троих одну!
— А в Перфильеве девки хороши!
— И бабы!..
И разговор вернулся к событиям вчерашней ночи, когда после порки мужиков солдаты попытались мириться с их женами и дочерьми.
— Сколько прошли по Илиму? — спросил капитан, аккуратно застегивая все пуговицы френча.