Партизанская искра

— Что тебе? — приподнимает голову мать.

— Ничего. Спи, мама, спи. Я сам достану. Поем и лягу, а ты спи.

— Молоко на окне, коржи в миске на плите, — все-таки объясняет мать. — Ешь тут, там скатерть обляпаешь.

— Ничего, я осторожно. — А сам подумал: «Милая мама, до скатерти ли тут?»

Парфентий наливает в кружку молока. Но молоко не идет. Чувствуется неимоверная усталость от пережитых волнений. Все мысли его сейчас сосредоточены на налете. Перед глазами здание клуба, мрачный, узенький, как спичечная коробка, коридор жандармерии, камера с висячим замком на дверях. На полу избитые до неузнаваемости товарищи. Сердце Парфентия радостно забилось, когда он представил себе, как ворвется в камеру и шепнет: «Пошли!» Да не шепнет, а крикнет в голос, потому что кроме них там никого в живых не будет.

Парфентий не слышал, как вошел отец и сказал: «Все в порядке».

Оба некоторое время молчат. Карп Данилович закручивает непомерно большую цыгарку и тянется к лампе прикурить. Парфентий замечает, что рука отца слегка дрожит. Как хорошо чувствует он это отцовское волнение. Парфентий с трудом задает вопрос:

— Тату, скажи, если тебя за меня будут таскать, издеваться, ты не обидишься на меня, тату?

Отец ласково глядит на сына.

— Нет. Ведь и тебе не легко будет. Будем все делить пополам. Я горжусь тобой. Не у всякого отца есть такой сын.

Время летит. Стрелки часов скачут, как угорелые. Вот они обе перемахнули через единицу и минутная, обогнав часовую, поползла вниз. Пора уходить.

Парфентий стоит посреди хаты большой, красивый, смелый. Он откидывает со лба упрямую золотую прядь волос и, обняв отца, целует его в лоб, в губы, в небритые жесткие щеки. Потом осторожно, на цыпочках подходит к Манюшке, сняв шапку, наклоняется к сестренке и целует ее в горячую щеку.

Маня что-то бормочет сквозь дремоту.

— Спасибо, Манюшка.

Маня не понимает.

— За что спасибо?

— За все, за все, понимаешь? Прощай, сестренка, скоро увидимся, — шепчет Парфентий и бежит в кухню. Он приподнимает с подушки голову матери и осыпает ее лицо горячими поцелуями.

— Прости меня, маменька, милая!

— Что с тобой? — спрашивает мать.

— Потом все узнаешь, мама. После. Тато тебе все объяснит, — бросает он на ходу и выбегает из хаты.

Мать вскакивает с постели и, замерев, слушает, как хлопнула наружная дверь и проскрипели по снегу торопливо удаляющиеся шаги.

— Ушел, — как бы про себя произносит отец. — Так надо, мать.

Глава 7 НАЛЕТ

Первую четверку вел Парфентий. Ей надлежало снять часового и освободить арестованных Дмитрия Попика и Михаила Клименюка.

Вторая четверка, под командованием Юрия Осадченко, должна была занять круговую оборону, прикрыть подходы к зданию жандармерии.

В два часа ночи, как было условлено, группа Парфентия собралась у задней, обращенной к пустырю, глухой стены большого здания клуба.

Во всем доме окна были плотно занавешены и на улицу не пробивалось ни одного пятнышка света. Будто дом был необитаем. Кругом стояла тишина поздней зимней ночи. Только шуршали гонимые ветром снега, да изредка, чуть поскрипывая, хлопала где-то неподалеку незапертая калитка.

— Будьте здесь на углу и следите за мной, — шепнул Парфентий товарищам, — как только скроюсь за дверью, бросайтесь ко мне. Оружие проверьте хорошенько.

Пригибаясь под окнами, Парфентий вдоль стены добрался до двери. Он пристально всматривался в рощу перед клубом, жадно ища кого-то. Вот он увидел, как черный небольшой комочек промелькнул от одного дерева к другому и слился со стволом. Это был Юрий Осадченко, командир второй прикрывающей четверки.

Парфентий подал знак. Юрий приблизился.

— Что у тебя? — спросил Гречаный.

— Анушку недавно вернулся из Голты. Сейчас у себя в кабинете, — доложил Юрий.

— А Брижатый?

— Он минут десять назад пришел сюда с жандармом. Теперь у начальника.

Это сообщение обрадовало Парфентия. Значит, предатель не уйдет отсюда.

— Твои все на местах?

— Все. Я расположил их с трех сторон здания, а сам наблюдаю за этой стороной.

— Кто четвертый?

— Демьян Попик.

— Добре. Следи за дверью и за нами.

Парфентий вернулся к своей тройке. Он обрисовал товарищам обстановку и приказал:

— Ни одному гаду не дать выйти отсюда живым. Бить в упор, наверняка Теперь так: мы с Мишей в камеру, а вы, Андрей и Соня, — к кабинету начальника. Все.

Дверь была плотно прикрыта. Парфентий знал, что здесь за дверью в коридорчике, на расстоянии, может быть, протянутой руки от него, сидит вооруженный солдат. А там, в конце коридора, дверь в камеру. Там ждут очередной пытки, а может быть, и смерти товарищи. Туда можно попасть, только убрав часового, что за дверью. В коридорчике есть еще две двери: одна налево в кухню, другая направо в кабинет начальника. Там сейчас двое. Один с черными усиками и злыми глазами, наверное, сидит за столом, другой стоит перед ним и отвечает на вопросы, а скорее всего рассказывает офицеру об организации, а может, по малодушию, спасая собственную шкуру, называет имена своих бывших товарищей. И загорелась в жилах Парфентия горячая кровь. В первое мгновение юноша почувствовал необъяснимое волнение, какое обычно наступает перед каким-нибудь сложным решением. Но волнение быстро прошло, оно сменилось спокойной решимостью. Парфентий крепко сжал в правой руке рукоять нагана, а левой ухватился за мерзлую скобу двери и потянул на себя. В тусклом неверном свете керосиновой лампы что-то бесформенное, черное поднялось и двинулось навстречу. Парфентий шагнул через порог и, ткнув дулом револьвера в середину черного чучела, нажал спуск. Тяжелое тело, издав копоткий утробный звук, рухнуло Парфентию под ноги. В это же мгновение трое, ожидавших за углом, вбежали в коридор. Парфентий задул на стене лампу. В коридорчике стало совсем темно.

— Вперед, — шепнул вожак.

В этот момент дверь в кабинет начальника открылась. В желтом квадрате света стоял писарь Петре.

— Что за стрельба? И почему темно? — спросил писарь часового.

Вместо ответа из темноты блеснул огонек, грохнул выстрел, и черный силуэт в дверях упал. На короткий миг все затихло. Только там, в глубине кабинета, отстучали торопливые шаги и хлопнула дверь. То убегал в смежную комнату Анушку.

— Кругом к окну! — скомандовал Гречаный. — Не выпускать!

Андрей и Соня бросились на улицу туда, где с задней стены выходили окна из квартиры Анушку.

Парфентий с Мишей Кравцем ворвались в кабинет. В углу они увидели Сашку Брижатого. Он стоял перед товарищами, которых предал. Стоял, не смея двинуться, будто на зыбкой жердочке, перекинутой через пропасть.

Стремительно летели мгновенья. И не было для объяснения ни времени, ни слов. Парфентий только и мог сказать:

— Подойди ближе.

Сашка сделал один шаг, расслабленный и нелепый. Парфентий поднял наган и в упор выстрелил в предателя. Брижатый навзничь повалился около убитого писаря Петре.

Товарищи бросились в конец коридора, сбив замок, ворвались в камеру.

— Митя! — тихо окликнул Парфентий.

Из темноты послышался слабый, похожий на стон ответ.

— Выходи, это я, Гречаный.

Парфентий опустился на колени и стал в темноте нащупывать лежащих на полу товарищей.

— Митя, Миша, вставайте…бежим отсюда скорее! — горячо повторял Парфентий, помогая товарищам подняться.

Но Дмитрий с Михаилом настолько были измучены, что совсем не могли двигаться. Тогда, подхватив их под руки, освободители вывели их на улицу и дальше в рощу.