Партизаны Подпольной Луны

– Но Вы не занимаете сейчас эту должность, профессор Снейп, сэ-э-р!

У Гарри тоже накопилось много обид на Северуса.

– Отчего ты больше не навещаешь меня, твоего Гарри, любимый? Отчего чураешься и обращаешься на «Вы» за трапезой? Квотриус же всё равно не понимает нашего языка, так зачем это манерничание? К чему оно? Вернее, из-за чего?! Что я сделал не так, как хотелось бы тебе, Северус?!

– Ты… Ты не даёшь даже поцеловать себя, как это делают не дети, но даже подростки! Ты отстал в развитии, Гарольд! Тебе уже давно нужно оставить свои глупые мечты о… насилии. Я… никогда не причиню тебе боли, только ту, вынужденную, физиологическую боль нескольких первых вторжений. Более же никакой.

Северус понизил тон:

– С тебя хватит и этой боли, уж поверь мне - я знаю, о чём говорю. Мы даже с Квотриусом разругались из-за того, что я не терпел… некоторой его неуклюжести, когда он… Впрочем, тебе это неинтересно.

– Как это неинтересно, Северус?! Ах, значит, я не пускаю тебя целоваться… до срока по-настоящему! Вот, в чём моя вина! И это всё? И зачем так орать? Ну, подумаешь, для такого богатея пол-коровы! Ах, разорился и подавился!

– Не смейте, Гарольд!
– Северус снова завёлся.
– Не смейте… так говорить о том, чего Вы не можете понять своим жалким умишком! Поцелуи, оказывается, берегутся, до некоего срока!

И когда же он уже наступит, этот Ваш, - Снейп сбавил обороты, - твой срок, Гарри мой Гарри? Пойми же и ты меня - исстрадался я по тебе, но в ответ получаю только невиннейшие поцелуи. В ответ на свою страсть!

– Ведь мужчина я, пойми это, Гарри, и не увиливай от меня больше. Мне нужно от тебя многое, много большее, чем ты позволяешь взять! Знаю я, что такое любовь, истинная, настоящая, а не придуманная любовь мужчины. Мужчины красивого, молодого, может, на год моложе тебя, Гарри.

– И сердце моё располовинилось между вами двумя - моим предком, в чём я теперь, правда, не совсем… Но не будем сейчас об этом. Между… ним и тобой. Он даёт мне всё, чего пожелает не только моя плоть, но и душа, и разум! Он полностью посвятил себя мне и только мне. Он жизнью рисковал в походе ради моих просьб!

Знаю я и женскую похоть, да, Гарри, знаю, но не прельщает она меня. Сейчас ты прельщаешь меня, Гарри мой Гарри. Но не даёшь ты и поцеловать себя, до того ты развязен в уме и скромен на деле.

– Я не скромен, я очень, очень развязен.

Гарри произнёс это угрюмо, вынужденный на… такую откровенность.

– Так докажи это! И нечего ждать рождественской сказки! Прямо сейчас, пока… Квотриус спит после трапезы, как и все домочадцы. Это лучшее время для того, что предаться друг другу.

Я на всякий случай всё же поставлю антиаппарационный барьер, не то даже во сне Квотриус, вероятно, способен читать мои мысли, - начал уже распоряжаться Снейп.
– А мысли все мои о тебе, Гарри мой Гарри.

– Не надо, Северус, я… боюсь тебя… такого. Словно хочешь ты тела моего, и только.

– Но… разве твои душа, сердце и помыслы… не принадлежат мне в миг этот?

– Нет, Северус, прости, но нет. Всё перекрывает зашкаливающий страх.

– Страх боли?

– Нет. Не только, скажем так, и не столько. Я же знаю, что она неизбежна. Да и попривык я к боли, будучи рабом. Меня ведь шпыняли немилосердно все Истинные Люди и даже рабы, в общем, все, кому ни лень.

– Тогда чего же ты боишься?

– Того, что возьмёшь ты меня излишне… нежно и ласково, так, как хочешь ты, но не я. Я же жажду, чтобы вошёл ты в меня впервые с надрывом, на грани боли.

– Так не будет Вам этого ни-ког-да, ми-стер Пот-тер! Ни грана боли!

Только всеобъемлющая любовь и нежность, мой своенравный Прекрасный Маленький Принц, - закончил Северус нежно.

* * *

* Ария Пастушки из Интермедии оперы «Пиковая Дама» П. И. Чайковского. Опера переведена на все основные языки мира.

Глава 18.

От предвкушения скорого, вот уже сейчас должного случиться чуда, Северус ощущал себя необыкновенно лёгким, словно внутри он состоял из одного воздуха или эфира благословенного. У него даже сердце стало, вопреки ожидаемому быстрому ритму, биться реже, а перед глазами плясали чёрные точки. Голова была столь невесомой, что профессор подумал уже о гипотоническом кризе. Не было в профессоре ни капли похоти или вожделения. Просто ожидание чуда, самого прекрасного чуда, какое только можно себе представить… Да и представить-то не получается, нужно только, чтобы оно наконец-то случилось наяву.

Лишь Венера Златокудрая царила в его сердце, властвовала так, что затмевала опасения души и дурные предчувствия разума. В сердце неведомым, нежданным, наипрекраснейшим цветком, похожим на махровую розу, но без шипов, во всей красе распустилась Любовь потаённая и вместе с тем хорошо ощущаемая, доготерпеливая, милосердствующая, не завидующая, не гордящаяся, не бесчинствующая, не ищущая своего, не мыслящая зла, не радующаяся неправде, а сорадующаяся истине. Любовь, которая никогда не перестанет, хотя и пророчества прекратятся и языки умолкнут, и знание упразднится. Эта роза без шипов - Любовь величественная - сейчас занимала его всецело.

Такая любовь, которая грозится перейти во смысл всей жизни Северуса, полностью соответствующая словам маггловского святого апостола Павла, проповедь которого прочитал Гарри ему и Квотриусу.

После которой Квотриус, видимо, поняв, что его любовь не такова, ушёл к себе, может быть, в себя… чтобы сочинить прекраснейший парафраз этого стихотворения о любви в прозе. Но он не показывал свою оду любви Северусу, если она, конечно, была написана.

Гарри чувствовал свою любовь иной - яростной, жёсткой, с любовной схваткой за обладание таким желанного Северусу его, Гарри, тела, укусами вместо поцелуев, многочисленными следами зубов и засосов на грубо облапанном теле, которые долго бы потом багровели, а рядом с ними вскоре появились бы новые укусы и засосы. Обыкновенной любви радостной, одной на двоих - нет! Нужна индивидуальная любовь Северуса и отдельная - Гарри. Только так Поттер видел любовь, не зная ничего о прелести настоящей любовной нежной и страстной прелюдии, видев только раз настоящее соитие Северуса с ненавистным его предком, но не зная о любви предельно осторожной и в первый, и несколько, множество последующих раз.

Нарцисса в замешательстве металась по спальне. Как это понимать?! Почему Гедеон не пришёл на званый бал?! Не пришёл, хотя бы, ради неё и… зелья?

Наконец, её осенило:

– Я же сразу поняла, что он очень нуждается, а сама сунула ему много, в его понимании, денег. Вот он и решил прикарманить их!

Так, значит, не полюбилась я его твёрдокаменному сердцу! А был он так пылок. Неужели только ради… своего удовольствия? Но, в любом случае, он получил его, и много раз. Так отчего же он пожалел денег на зелье и оставил меня беременной?

Да как он посмел, грязнокровка дементоров! Да раздери его злосчастный Мордред и зацелуйте его Дементоры! Да, знаю, что грязно ругаюсь, но это же можно вот так, про себя… Проклятый Мордред, отомсти Гедеону Фабиусу Хэмпши!

– Значит, мне осталась одна забава, сварить Абортирующее зелье самой. Но я уже просмотрела записи сына в толстенной тетради и не нашла там рецептур этого состава. Что же делать? А-а, спросить у сына. Он, наверняка, знает, раз сварил такое количество… ядов. Всё, что я нашла в его рецептурах, было ядами. И почему он так увлёкся именно этим своеобразным, мягко говоря, разделом Зельеварения? Я-то думала, сын увлечён Высокой Алхимией, а он… пачкался об яды. Непорядок это. Надо, надо осторожно рсспросить его о зельях, вытравливающих плод.