Парящий

– Что заставило тебя так полюбить искусство? Твоя страсть проявляется в том, как ты говоришь об этом.

Я пожала плечами. Честно говоря, я не знаю, как появилась моя одержимость.

– Моя мама - художник. Она вручила мне первый набор для рисования, когда я была маленькой, надеясь, что я проявлю себя, но художника из меня не вышло. Она была разочарована, но это не остановило меня от прочтения книг, пришедших вместе с набором. Меня восхищало, как много мыслей можно вместить на маленьком кусочке работы. Как целую историю можно передать на холсте.

Когда он ничего не ответил, я преодолела свою неуверенность.

– А что насчет тебя? Чем увлекаешься ты?

– Ой, нет, - запротестовал Люк.
– Я еще не все узнал о тебе. Обо мне мы и завтра поговорим.

Его предложение было столь же несправедливым, как и отвлекающим.

– Завтра?

Я выгнула бровь, стараясь скрыть, насколько волнительна была мысль увидеться с ним снова. Он ухмыльнулся.

– Завтра.

После очередного полного круга по палубе, мы остановились в задней части корабля. Я ухмыльнулась.

– Есть место, куда я хочу пойти.

– Так идем, - все так же охотно согласился он.

Я решила указать ему на время, предположив, что он захочет спать. Возможно, Люку на самом деле интересно, куда я хочу пойти, и это - утопическая надежда с моей стороны. Я рассмеялась.

– Я не могу рассказать тебе, куда хочу пойти. Ты можешь возненавидеть мою идею.

– Несомненно.

И снова этот целеустремленный взгляд.

Стараясь скрыть румянец на щеках, я отворачиваюсь и устремляю взор на корму корабля. Люк шел прямо за мной, пока я вела его на второй этаж по узкому коридору перед большой площадкой. В главном зале было мрачно, тусклый свет исходил лишь от рождественской ели размером в двадцать с лишним метров, стоявшей в центре комнаты. В комнате было тихо и пусто. Я догадывалась, что уже достаточно поздно, но мне также было известно, что картинная галерея открыта постоянно, вот туда-то я и вела его. Света из главного зала было вполне достаточно, чтобы сосредоточиться на картинах.

– Масляные картины - мой любимый вид живописи, - я сглотнула, оглядывая комнату.

Я, как ребенок в рождественское утро, не знала с чего начать. Я рассмеялась. У меня такой проблемы никогда не было. Родители всегда подходили к Рождественскому празднику продуманно. Мои друзья считали, что слово "продуманно" было дешевкой, но я всегда получала то, чего хотела. Мои родители не знали, как наверняка показать мне свою любовь, но они любили меня.

Люк стоял рядом со мной, пока я восхищалась каждым произведением искусства. От Ниагарского водопада в центре Анд до Церкви Фредерика Эдвина, моими любимыми картинами.

– Церковь вышла блестящей, - вздохнула я.
– Он сумел подняться со своим наставником, Томасом Коулом, на новый уровень. Мне нравится, как прекрасно он изобразил духовную и физическую красоту американского пейзажа. Используя игру света и тени в своих картинах - просто фантастика.

Я посмотрела на одну из известных работ художника, Сумерки в пустыне, и переходы красного и оранжевого, переходящие в блестящее сияние.

– Иногда мне хочется самой окунуться в чернила и писать картины самой - погрузиться в этот мир. Хотя я вовсе не вижу его.

– Тогда живи в нем, - сказал Люк.

Его слова удивили меня.

– Очевидно, это лишь картина..., - начала я, но Люк перебил меня.

– Это не просто картина. Он не рисовал что-то воображаемое. Ему пришлось испытать то, что на этом..., - Люк склонил голову.
– ... кровавом полотне.

Он скорчил рожицу, словно ему было больно, и я не удержалась от вздоха.

Не многие понимали искусство, любили и оценивали его как и я, но я не представляла, как назвать эти картины чем-то кровавым?

– Нет, - я вздохнула.- Посмотри, как он выделяет единственный источник света. Все сосредоточено вокруг солнца, остальное же покрыто пеленой тени. Он лишь подкрепляет мысль о том, что пустыни являются чем-то огромным, но также прекрасным, и в этом их истинная сила.

Люк усмехнулся. Или, может, слово ухмылка станет лучшим описанием того, как он слегка искривил уголок губ. Он был восхитительным, даже когда находил меня забавной.

– Знаю. Все, что я хотел сказать, это то, что он жил для того, чтобы нарисовать то, что прожил. Вместо этого тебе следует опустить пальцы в чернила и передать на холсте все, что ты видишь перед собой.

Он оставил меня любоваться "Сумерками" и бродил по залу. Он потерялся в картинах, что казалось мне забавным. Я тоже обычно терялась в этом. Единственная картина могла привлечь меня на долгие часы, и весь мир вокруг меня исчезал. Каждая мысль. Каждый звук. Каждый аромат. Каждое чувство. Каждый вздох. Каждое ощущение. Но сегодня все иначе. Сегодня Люк был со мной и являлся тем, кто занимал мои мысли.

Искоса я наблюдала за ним, заворожено разглядывающим каждое полотно. Когда он подошел к картине на углу комнаты, я тихо встала за ним.

– Как символично, - с улыбкой произнесла я.

Картина называлась "Северное сияние", которой я никогда не уделяла должного внимания. Я прочла табличку под ней и изучила, что она предупреждала об опасности, о назревающем конфликте.

Люк тоже прочитал написанное, а затем посмотрел на меня, нахмурившись, что делало его старше.

– Ты изучала "Церковь"? Думал, ты говорила, что никогда не видела северного сияния.

Я покачала головой.

– Я изучала его методы и некоторые картины, но никогда не уделяла им должного внимания. Кажется, я видела его, но не видела связи с северным сиянием до сих пор, - я остановилась.
– Оно красивое.

Люк кивнул.

– Это я понимаю, - он отвернулся от картины ко мне, улыбаясь.
– Моя очередь? У нас не так много времени.

Кто ж знал, соблюдает ли плохой мальчик Люк комендантский час?

– Конечно. <