Пасифик

Хаген отвернулся к окну. Пальцы правой руки конвульсивно сжимались, царапая чехол из псевдокожи, левая — вцепилась в ремень. Жёлтые всполохи впереди на трассе означали объезд. Траум остался позади, но дождь продолжался.

Сидящий рядом человек издал тихий смешок.

— Приятно встретить единомышленника-социолога, специалиста по мутациям общественного сознания. Улле часто сравнивает Райх с отлаженным механизмом. Но Райх не механизм, Райх — организм. Система, открытая тлетворным ветрам и всяческим влияниям. А как считаете вы?

— Честно?

— Честно.

— Райх — это раковая опухоль, — сказал Хаген. — А вы — аномальная клетка с неутолимой страстью к делению. Вы заражаете всё, к чему прикасаетесь. К чёрту. Заканчивайте оперетку! Пиф-паф. Мне выйти или вы запачкаете салон?

Он рванул ремень безопасности, но сильная рука прижала его к спинке сиденья. Плечо резануло болью, которую он воспринял как должное.

— Сидеть! — сказал Кальт негромко. — Вашей логикой можно колоть орехи. Одно хорошо — вы мне доверяете, а стало быть, небезнадёжны. Успокойтесь, вы перенервничали и наговорили глупостей. Вот так. Что у вас есть, кроме Райха? Детям и дикарям показывают не буквы, а бусы и картинки. Франц, мы отправляемся на экскурсию! Наш техник серьёзно болен.

***

— Куда вы меня притащили?

Он принял решение сохранять невозмутимость, но не удержался, когда увидел монументальную башню, вход в которую зиял перед ними чёрной дырой.

Вместо ответа Франц слегка подтолкнул его в спину.

— Вперёд, солдат!

— С возвращением, — съязвил Хаген. — Я скучал.

Здание было законсервировано, но не обесточено и тщательно охранялось. Кальт переговорил с охранником, и свет моргнул, сделался ярче, и где-то за поворотом защёлкали-загудели лифты.

— Что это за место?

— Экспериментальный комплекс «Вектор», — ответил Франц. — Одно из самых высоких зданий в округе. И ещё у него есть смотровая вышка.

Хаген попытался сопоставить сказанное с так и не заданным вопросом. Ничего не получилось. Он копнул ещё раз и нашёл сразу два смысла.

— Вы хотите что-то показать? Или сбросить меня оттуда?

— Один из вариантов мне нравится, — сказал Франц. — Угадай, какой.

Уютная кабинка лифта приняла их и вознесла на самый верх, к больнично освещённым коридорам и лестничному пролёту, увенчанному ожидаемой дверью. То ли она была открыта, то ли магнитный ключ Кальта отпирал все замки. Они оказались на круглой площадке с арочными окнами от пола до потолка, но справа обнаружилась ещё лестница и ещё одна дверь, и только преодолев это последнее препятствие, они очутились на смотровой площадке.

— Ого! — воскликнул Хаген, в самом деле превращаясь в ребёнка.

Или в дикаря. Всё, что он мог выдавить кроме, звучало ещё менее членораздельно.

— Вот вам и «ого», — отозвался Кальт. — Можете подойти к ограждению, но не пытайтесь перелезть. Во-первых, не успеете, а во-вторых, это будет самая большая ваша глупость из возможных. Я хочу показать вам Райх. На Луне, с которой вы свалились, не найдёшь таких точек обзора.

Ему пришлось повысить голос, чтобы быть услышанным. Ливень к счастью прекратился, но порывы ветра, едва не сшибавшие с ног, обрушивали мириады мелких ледяных брызг. Разгребая подошвами слякотную кашу и поскальзываясь на каждом шагу, Хаген с трудом добрался до ограждения и повис на нём, впитывая увиденное.

Клубящееся пепельное небо было ближе, и ниже, и намного больше, чем он мог себе представить. Истощившие запас молний грозовые гроздья переместились к западу, а c востока уже наступал новый атмосферный фронт, бодрый и опасный, скрывающий под мантией хлопушки и фейерверки. В разрыве же между тем и этим царило относительное затишье, и если приглядеться, можно было угадать, где появятся вскоре первые, самые крупные звёзды.

А далеко-далеко внизу, под ногами распростёрся Райх.

Как лес, возникающий по деревцу, по выскакивающим то здесь, то там еловым веткам, хаотичным развёрткам кустарника, а потом — и вверх, и вправо, зелёными ярусами, до самого солнца — обрастающий мохнатой ретроспективой без дороги назад, так и Райх проявился в деталях, обломках геометрии — пятна, квадраты, окантованная синим стрела «Кроненверк», золотисто-белым — треугольник Ратуши, потеснённый шахматной клеткой техноцентров. Игральные кости — «Датенбанк», три кристалла — «Нейротех» и поменьше, побледнее, ступенями до самого низа — «Рад-Лаб», «Гебо» и приют лжецов-напёрсточников от науки — «Метеобюро».

А чуть ближе — игла радиовышки, а чуть дальше — кубик на кубике — район партийных общежитий, Парк Славы, военный городок. А вон и купол Цирка, а за ним — синхронное мерцание новых жилых кварталов! Ярко и остро, до рези в глазах. Хаген моргнул. Налетевший ветер смешал краски в крутящуюся спираль. Флик-фляк, слепое сальто! Гудение в ушах всё усиливалось. Рифлёная плита под ногами дрожала и подпрыгивала. «Сейчас нас унесёт», — подумал Хаген и почувствовал, как кренится башня. Кранк! — сказали металлические балки. Кирпичик за кирпичиком… да нет, какой кирпич — сталь и железобетон, блок за блоком, прощай, ласточкино гнездо…

Кто-то надвинул ему на голову капюшон, и шум утих. Башня стояла вертикально и никуда не падала.

— Да вон же! — воскликнул Франц, тоже приникая к ограждению. — «Ти-Инжиниринг». Я даже их погрузчик вижу. А вон, глядите, поезд!

Увлёкшись, в неожиданном азарте он саданул Хагена в бок — левый, но отдача была весьма ощутимой. Хаген охнул, выругался сквозь зубы и вдруг с изумлением, как в первый раз, увидел заводы. А вместе с ними — другой Райх.

Истинный. Огромный.

Слаженный и чёткий.

Как машина.

Он даже рот приоткрыл, до того невероятным в своей простоте было зрелище — несложная, но мощная головоломка и каждый кусочек на своём месте.

— Ого? — беззлобно передразнил его Кальт.

Он стоял чуть позади, подняв воротник плаща, заложив руки в карманы и слегка набычившись, успешно отражая воздушный натиск. Мелкие градины налипали на мокрую ткань, утяжеляя её ещё больше. Коротко стриженные волосы тоже намокли и смёрзлись, поседели от инея. Однако холод его, кажется, не беспокоил — на бледных губах застыл уже знакомый Хагену призрак улыбки, умерщвлённой во младенчестве.

Хаген отвернулся. Ему показалось, что он заметил что-то, не предназначенное для чужих глаз. Наблюдать за преображённым Францем тоже не хотелось, и он сосредоточился на линии горизонта в поисках заветного.

— Стену отсюда не увидать, — предупредил Кальт. — Далеко. Конечно, это не всё, всего лишь Траум. Впечатляет, не так ли? Зато отсюда же — вон там, видите? — вы можете полюбоваться и на Территорию. Сравните, Йорген. Найдите пять отличий.

Он нашёл десять. Тридцать. Сорок пять…

А потом сверху спустилась темнота, и над их головами зажёгся прожектор.

Колесо обозрения совершило полный круг.

И остановилось.

***

— Вот и всё, — заключил Кальт, как всегда бесцеремонно разворачивая его за плечи и подталкивая в нужном направлении. — Нам пора.

В круглой комнате их уже поджидали безопасники с инъекторами, но Кальт жестом приказал им выйти и они послушно загремели вниз по лестнице, прыгая через ступени. А вот Франц остался. Освежённый прогулкой, возбуждённый, в чёрной кожаной куртке с заклёпками и своей дурацкой лыжной шапочке, он насмешливо поглядывал на Хагена и ждал развязки.