Пасифик

День обещал быть напряжённым.

— Тренер просил не опаздывать, — предупредила Илзе. — В Управление у вас повестка на одиннадцать сорок. Мне переслали планнинг Дитрихштайна. У вас совпадают графики, а значит, я могу договориться, чтобы вас записали на контактную разминку. Тогда вы сможете поговорить до вызова, лично и в приватной обстановке.

— Он же меня раскатает, — мрачно сказал Хаген. — Как это у них называется — «большая стирка»? «Пропустить через табак»? Одно лечим, другое калечим? А впрочем… впрочем, ты умница. Запиши и поехали. А Генцеля ко мне, когда вернусь. Если вернусь. И скажи ребятам, чтобы ждали у «Кроненверк», только где-нибудь на задах, не отсвечивая. Попробуем вытащить ещё парочку… карандашей.

Илзе бросила на него косой взгляд, замялась.

— Что? — спросил он с ожесточением. — Ну что?

— Простите, но я всё же спрошу: вы уверены? Просто шеф приезжает сегодня, и он, конечно, в курсе, но в общих чертах, и… Не мне судить, но мне кажется…

Боль полоснула внезапно, через глазницу назад, рикошетом по черепу — динг-донг. Он мотнул головой и засопел, схватил себя за волосы, дёрнул, уговаривая себя не стонать. А потом на помощь явились тёплые ладони Илзе, и всё прекратилось, только в дальних уголках гулко отдавалось эхо, повторяя протяжное окончание так и не вырвавшегося крика. «Будет почти так же, — подумал он, смаргивая слезу. — Только хуже. Много хуже». Он с трудом повернул голову. Илзе смотрела на него, затаив дыхание, изломив тонкие, подретушированные бровки, и каких-нибудь пару недель назад он счёл бы её человеком, может быть, даже девушкой, и, может быть, даже ласковой…

— Ты действительно думаешь, что я нуждаюсь в напоминаниях?

— Простите. Наверное, я… хотела проявить заботу.

— Спасибо, — сказал Хаген. — Только придётся подобрать другое слово. Это зарезервировал шеф. Он заботится о своих солдатиках. Если я окараюсь, он позаботится и обо мне.

***

Подчинённые Дитрихштайна звали его «папой Отто». Коротко. Просто. Без затей.

«Папа Отто» отыграл за семь минут, закончив бой прямым в солнечное сплетение и мощным лоу-киком по голени. Падая на маты, Хаген не удержался от крепкого словца. Дитрихштайн хмыкнул.

Он был невысок, жилист и тёмен, как будто опалён солнцем, однако солнце никогда не заглядывало в катакомбы Управления, и если приглядеться, можно было заметить бугристость кожи, её рассыпчатую, пиксельную структуру. Особенно обожжёнными выглядели локти и костяшки пальцев. Поговаривали, что бывший руководитель крипо, а ныне — начальник службы внутренней безопасности укрепил их титановыми имплантатами. Вполне возможно. Морщась, Хаген ощупывал травмированную ногу. По ней словно проехался грузовик с арматурой.

— Научники, — сказал Дитрихштайн. — Все эти новомодные методы. Имитация, нейростимуляция, гипнопедия… Слышал краем уха, а больше не интересовался. Вы же ускоренник? «Движение без движения»? Ну да. Движения поставлены, но не согласованы. Новомодные фигли-мигли. Удар есть удар, а ваши программки можете крутить в трудовых лагерях. Практика и только практика. Что, не так?

— Так, — согласился Хаген. Он знал, что легко отделался. Дитрихштайн часто наносил серьёзные повреждения своим спарринг-партнёрам — ломал кости, крошил зубы, дробил суставы. Неудивительно, что вписаться в график его тренировок оказалось довольно легко. Очередь из желающих не стояла.

— Я вас вызывал, — сказал Дитрихштайн, снимая шлем и вздыбливая пятернёй слипшиеся, начинающие редеть волосы. — Около полудня. Хотел бы говорить с вашим шефом, но его нет, да и человек он, судя по всему, необщительный. А разговор намечается серьёзный. Вы другой, я о вас уже слышал. Пытаетесь меня подловить? Честно, ну? Юлить не советую.

— Пришёл сдаться, — простодушно сказал Хаген. — Чего уж. Вы же хотите нас съесть. Ешьте. Прошу прощения, герр оберст, группенлидер!

— Ладно, «прощения» — тут без чинов. Съешь вас, как же. Научники — те же синоптики: то ясно, то пасмурно, и никто ни за что не отвечает. Гибкие черти. На-уч-ники.

Он размял суставы, несколько раз подпрыгнул на месте, вздохнул и, наконец, приняв решение, направился к выходу из зала, поманив пальцем:

— Пойдёмте, здесь есть закут. Даже удобнее. Без аппаратуры прослушивания. Начнём, а дальше разберёмся, кто кому канифолит мозги.

В пустой комнатушке без окон, чуланчике или запасной раздевалке, они смогли отгородиться от посторонних звуков. Крики и стук мяча из зала напротив поглощался мягкими стенными панелями. Хаген внутренне подобрался. Он отнюдь не был уверен в своей способности к убеждению.

— Выкладывайте, — позволил Дитрихштайн.

— Что?

— Что-что. Что у вас там происходит с этими бомбистами?

— У нас? Но вряд ли…

— У вас, у вас. Какая-то возня, подковёрные игры, а теперь уже и в открытую — вы и спецслужба «Кроненверк» не просто путаетесь под ногами, вы стопорите расследование! В Мецгера палят, как в чучело. Раз, другой. Взят один, и почему-то отправлен в «Кроненверк», а когда за ним приезжают мои люди, вдруг выясняется, что он отдал концы. Как вам это нравится?

Он угрожающе прищурил глаза. Обожжённое, грубо вытесанное лицо с вывернутыми, негроидными губами собралось в маску напряженного внимания.

— Мне не нравится.

— Мне тоже. Я начинаю выяснять, всплывает, что этот мерзавец наблюдался в Центре Адаптации. Мои люди приезжают в Центр и что видят?

— Что?

— Они видят следы автомобильных шин. Они узнают, что некоторых деградантов, тех, кто наблюдался не впервые и кого я желал бы опросить, увезли в лабораторию. Мои люди едут туда и получают от ворот поворот. Что происходит, Юрген Хаген? Почему мои люди, люди вашего шефа и безопасники «Кроненверк» пихаются локтями на каждом дюйме свободной площади. Что у вас за игра?

— Группенлидер!

— Я ещё не закончил! Это Сопротивление — зубная боль, а вы то ли по недомыслию, то по злому умыслу мешаете её лечить. Я склоняюсь к умыслу. Ваш доктор с какой-то стати возомнил, что может вмешиваться в работу моей службы?

— Но рабочих и персонал вернули…

— И теперь там торчит ваш кордон! И мы не можем начать нормальные допросы, потому что вы отказываетесь предоставлять этих мерзавцев в наше распоряжение. Секретность! Вы покрываете государственных преступников, Юрген Хаген! Вы и ваш шеф, который интригует против меня.

— Позвольте ответить?

— Отвечайте.

— Наши тераписты провели дознание и подтвердили, что стрелявший был одиночкой. Просто спятивший рабочий, проходивший воспитательный курс в Центре. Он ни с кем не контактировал вне сессий, а на сессиях был замкнутым и озлобленным. Первое покушение, тоже, скорее всего, непрофессиональное, взбудоражило больные умы. Вот он и тронулся рассудком, бедный вырожденец, и решил повторить. Знаете, как это бывает. Один сунет руку под шкив, за ним другой, третий… Слухи, распускаемые некоторыми мастерами «Кроненверк» — о какой-то глобальной преступной сети, каких-то заговорах, — не более, чем попытка набить себе цену и составить капиталец доверия. Много шума из ничего.