Пастух медведей

* * *

Праздничный стол. Ощущение рвоты. В кухне прощальный забег насекомых… Я устаю быть фальшивою нотой В гамме твоих драгоценных знакомых. Кислая дрянь пузырится в стакане. Рыбный салат представляется липким. Знаешь, меня уже больше не ранят Тонкие взгляды, шальные улыбки, Полные мудрости и пониманья. Мне остается спокойно напиться, Не нарушая приличия грани, Выйти за дверь и в снегу раствориться. Вздох облегчения… Милые люди! Знали бы вы, как я вас понимаю… Вот ананас, оливье, а на блюде Сельдь из под шубы слюну вызывает. Ну, улыбнись, молодая хозяйка! Я не король новогоднего пира… Весь мой костюм — расписная фуфайка. Вся моя роль — записного сатира. Трон не вакантен. Обычное дело… В общей гармонии быт — это важно! Душу легко отделяют от тела. Это не больно, и это не страшно…

* * *

Все это было… Первый акт. Арена для двоих. Судьба с судьбой идут не в такт, Не вписываясь в стих. И неба нимб над головой, Насыщенный свинцом, Венчает нас с чужой женой Серебряным кольцом. Осенний дождь, как вечный храм, Где гаснут свечи звезд… Где чувств бушующий напалм, Где все, всегда — всерьез. Священник скажет: «Позабудь! Иди и не греши…» Но снова полосуют грудь Фатальных строф ножи. О, эта ватная стена Непроломима лбом! Там ночь прибита у окна Осиновым колом, За то, что чересчур черна И в самый поздний час, Упившись грешного вина, — Уже простила нас. Пусть вынесет вердикт небес Надзвездное каре — За Белый слог, за Черный крест, За Смерть на серебре…

* * *

Как ты вошла сквозь двери и засовы? Чьей волей высшей, Старели вороны или мудрели совы И свет был лишним… Я торопился угадать свеченье Последней капли, Не веря в снов предназначенье Под знаком Цапли. Иные символы и вехи Неслись над миром… Взрывались звезды, как орехи, И пахло миром. Гекзаметр всходил на троне Точеных звуков, В зеленой царственной короне Из листьев бука! Смешение нездешних красок В вечерних тучах, Как ощущение, что Разум — В строфе созвучий. Пылай, возвышенная нота! А тонкость мысли Игриво, с полуоборота Срезала числа, Сметала, брошенное в свет, Единство мнений. И ты вошла, как силуэт, Без тени…

* * *

Устала ночь, прошел испуг, Растаяв в дыме сигареты. В объятьях тысяч разных рук Залапано лицо с монеты. Определенный нестандарт, Но я плачу любую цену — Наполеон Буанопарт На острове Святой Елены! Я бросил все на эту твердь И большего отдать не в силах… Какую ласковую Смерть Мне в кубок Вечность нацедила. Какая нежная печаль — Глотать твое непостоянство И позолоченную сталь Лелеять, как строку романса! Болею святостью твоей Уныло, невообразимо… И липким шепотом друзей Заклеиваю окна в зиму. Пересыпаю вицмундир Дурманной дурью против моли. Краду из мышеловки сыр, Сам над собой смеясь до колик. А неразложенный пасьянс Винит крапленую колоду. Какой высокий мезальянс В предновогоднюю субботу Должна нам выставить судьба… Отточенно, легко и мило, Словно настойка на гробах, — Прощальный поцелуй в затылок! Не той ли женщины слеза Юдифью над олигофреном, Решится мне закрыть глаза На острове Святой Елены…

* * *

Привет тебе, Телефонный Бог! Спасибо за все, что старался сделать. Ты наши души верстал несмело, Соединяя, что только мог. Усиливал голос, как мегафон, И каждое слово гремело медью, А в трубке мраморный перезвон Изящно стирал голоса соседей. Ты, все понимая, пытался снять Окалину нервов с пустого слуха… И круглой ладони твоей печать Так ласково грела больное ухо. Я весь был болен. Я бредил ей, Дышал ее именем в тьму мембраны. Я тайный номер хранил во сне, Как правоверный строку Корана. Как бард — гитару, как маг — число, Как червь музейный свои эмали… И мне хватало десятка слов, А телефон довершал детали. Вдруг добавляя интимный треск И резонанс на ведущих фразах, Или шумя, словно хвойный лес, Или шепча, словно вздох экстаза. Это другие кричали: «Ах! Требуем права, суда, огласки!» А ты раскладывал в проводках Нашей любви золотые сказки. У всех романов один итог — Очень счастливый! Очень либо… Плачет в углу Телефонный Бог. Он тоже не верит в мое «спасибо»…

* * *

Сердце находится в клетке тела. Тело — в доспехах джинсовой ткани. На фоне стены, крашенной мелом, Не пляшут в белом никакие цыгане. И на Босфоре я тоже не был, Так что сама все о нем придумай. Каплей молочной, краюхой хлеба И облаков номинальной суммой Выражен круг основных стремлений Или потребностей. Мне так нужно… Синие лапы кремлевских елей Напоминают, что будет вьюжно. И что за нами придут когда-то, Как неподкупные конвоиры, — Наших несбывшихся встреч солдаты, Гордые, словно обломки лиры. Скрутят нам локти чужой дорогой, А несложившеюся любовью Мягко завяжут глаза… И вздрогнет Истинный мир, обливаясь кровью! С первого залпа. Второй не нужен. Все это было, но так нелепо… И вознесутся несмело души В вечную пропасть Седьмого неба!

* * *

Поздно. Все раздавлено этим словом. Звездно… Просто полночь ползет над склоном. Тише — Старый город пришел за данью. Слышишь, Это кто-то поет над нами. Свечи Я сегодня поставлю в церкви… Встречи Забываются, но не меркнут. Длится Вечность быта, как жанр искусства. Лица Устремленно играют в чувства. Стены — Исцарапанные укрытья… Вены Сами выберут время вскрытья. Плохо… В сердце привкус кола осины, Вдоха Нерожденного тобой сына…

* * *

Я вор… Я краду твои мысли и сны. Краду твои взгляды, улыбки и слезы. В слепой канонаде случайной весны Нелепо грохочут апрельские грозы. Отмотанный срок, от звонка до звонка, И новая кража, как новая веха… Но цепью наручников бьется строка В завистливых плитах соседского смеха. Чахоточный лик бледно-желтой луны Порезан, как свадебный торт, на квадраты Решеткой окна, и скользит вдоль стены Приблудный рассвет без вины виноватый. Дрожит тишина. Изменение сфер Всегда впечатлительней в замкнутом кубе, Где смотрит в глазок чуть хмельной Люцифер, И стрелки часы не считают, а рубят. Где песни о воле, а ворон кружит И здесь над моей головой, потому что — Ты так далека… и рукой непослушной Наколото имя тюремною тушью На створках святой, неподсудной души…

* * *

Минотавр топчет звезды… Геи молоко разлито. Ночь темна. Наверно, поздно Ощущать себя разбитым, Если и хрусталь небесный Уступает грубой силе. Мне сегодня стало тесно В этом доме. Или — или? Или мы совсем не звезды И умрем не так красиво… Может, тихо, может, грозно, Может, даже агрессивно. Или — звезды?! Это значит, С неба падая упрямо, Мы летим туда, где плачут Дети, брошенные мамой. Загадайте пожеланье — Мы замедлим ритм паденья, До последнего свиданья Будет целое мгновенье. Все исполнится, поверьте… Только нам, судьбой забытым, — Тихий хруст зеркальной смерти Под раздвоенным копытом.

* * *

В слепом горниле медных труб, В горячке быта и страстей — Я помню лишь касанье губ, И то на миг… а дальше тень. А дальше дикая тоска, Тупая боль, желанье выть… И холод дула у виска, Как невозможность изменить Узор давно ушедших лет. Я не жалею ни о чем, А твой раскованный портрет Слепит оранжевым плечом. Твой образ в раме. Глупо ждать Ответа с плоскости холста, Где авангардная печать Сковала горькие уста. Каких еще цитат и слов Нам может выбросить во сне? Нас просто снегом занесло, Но все оттает по весне… Но все вернется на круги В высотах гор, в глубинах шахт, Где неумеренность строки Решилась на последний шаг. Полузабытый континент, Судьбы священное число… И все, что ты считала «не…», — Произошло!

* * *

Кареглазая моя праведница, Девочка-синичка… От разлуки не сразу старятся, И отлично… Тебе нравится быть жертвою? Все — впустую… Я тебе эту Осень жертвую, Влажную и золотую! Принимаешь подарок царственный, Твой и только… А ветра поминают дарственную Листьев болью… Зайчик солнечный серьги трогает — Брысь, лукавый! Все от полночи до полудня — Нам по праву. Вот восток заалел и пенится Рваной раною… Ничего уже не изменится, Не станет заново. Бесполезно гонять строку, Словно рекрута… От тебя никуда я не убегу, Мне — некуда. От былого не отрекусь, Бессмысленно… За окошком такая грусть — Не-мыс-ли-ма-я! Что ж, тебя-то я развязал, Праведная… Смотришь Господу прямо в глаза, Все ли правильно? Все, любимая, все. Пора… Между всхрапами Вниз, с ладони топора, счастье каплями…