НАБРОСОК ТУШЬЮ (1990)

ОБЛАКА

Детство встало на розовом склоне И рукой помахало: «Пока!» Закружили мне голову кони И облака… Как румянец горели зарницы, Падал теплый снег с потолка. Закружили мне голову птицы И облака… А когда отступило ненастье И судьба показалась легка, Закружило мне голову счастье И облака… Но когда были загнаны кони, Гнезда птиц посмывала река, Таял снег на раскрытой ладони И облака… Но когда зло и боль постарались, Счастье плакало издалека, Все ушло… Под ногами остались Лишь облака.

ГОРИЗОНТ

Византийских бровей полукружья К переносью сошлись и — корят… Мне страшнее любого оружья Твой холодный, отточенный взгляд. Разорву колдовское засилье! Дым волос только трону рукой — Рассыпается охристой пылью Снов моих разудалый прибой… Вот сейчас упаду на колени И, целуя каблук сапожка, Буду биться волной песнопений О бетонную твердь потолка. Вот — вскачу на лихого гнедого, Покидая потерянный рай, — Вместо самого высшего слова Улыбнусь, не фальшивя: «Прощай!» И не мальчиком робким, но — мужем Вышибаю засов у ворот! …Византийских бровей полукружья Предо мною, как горизонт.

* * *

Как встреча коротка — Все мысли кувырком: Проносятся века За окнами — молчком. Сиреневая ночь… И я иду, спеша, По лезвию ножа… По лезвию ножа. Как бесконечен путь, Как надоедлив дождь, Как холод режет грудь И выбивает дрожь. И зелень фонарей Качается, дрожа, На лезвии ножа, На лезвии ножа… А ты — во тьму, ты — вдаль… И я кричу: «Постой!» Прозрачная печаль Вдруг стала темнотой. Окончена игра, Но как скользит душа По лезвию ножа, По лезвию ножа.

СКОМОРОХ

По копеечной монете Набросайте счастья мне: Благо, что на этом свете Скоморошество — в цене! Сыплю шутки из кармана: Не кричи, что горяча… Сердце плачет от обмана, Как от раны, по ночам. Смех — гримасой вызываю… Объясните: что со мной? Почему я разрешаю Ей смеяться над собой? Все твердит, что несерьезен, Что нескладен, не пригож, И не знатен, и не грозен — Не престижен ни на грош… До чего ж ей надо мало! Смех рассыплю, как горох: Смейся, старый! Смейся, малый! Скоморох так скоморох…

* * *

С какой-то суетою глобусной Секунды встреч текут в века: Лежит на поручне автобусном Ее русалочья рука. И пальцы ломкие касаются Металла белого слегка… Как это в память все врезается, Чтобы манить издалека. Такой пустяк: рука на поручне И смуглой кисти серебро. Рукав — тяжелым, темным обручем, И шубки меховой тавро… За окнами снега цветистые, А сзади храп и дрызг дверей… Рука — прозрачная и чистая — На поручне спешащих дней.

* * *

Ты — как древнерусская парсуна, Так светла, наивна и чиста… Но, отвергнув старого Перуна, Не приемлю — нового Христа: Был я сам, как прокопченный идол, Рубленный тяжелым топором, С деревянным и суровым видом Смех и боль встречая напролом. Только дней языческих теченье Ты замкнула… И в недобрый час Я впервые принял всепрощенье, Как религию далеких глаз, И пошел к неведомому богу Наугад, не ведая дорог. Только левую подставить щеку После битой правой — я не смог. Обругав друг друга как попало, Вдруг сцепились помыслы Христа И богов языческих начало В жизни той, что только начата. Я не лезу в бой их правомерный — Пусть рычат, катаясь по траве. Для меня одной святою верой — Те глаза, что тают в синеве.

* * *

Красивых много… Даже слишком много. Но сердцу мало просто красоты. И юноши пускаются в дорогу, С пустынными ветрами став на «ты». И, значит, остается что-то кроме, Как говорили предки: «Ясным днем Невеста в дом вошла — светлее в доме. Жена вошла — теплее стало в нем…» А мы все топчем пыль, сминая версты, Рвем удила, меняем лошадей… И с неба равнодушно смотрят звезды На вечные метания людей. Как хочется нам девственно-кристальных Прелестниц, умниц, лапушек… А что ж? Хоть сами мы совсем не идеальны, Но идеал нам вынь да и положь! А те, чья внешность красками убога, Кто в стороне от столбовых дорог? Потупившись, вздыхаем у порога: «Дай бог им счастья…» Но не щедр бог. А мы опять в рассветной дымке таем, Со старой скукой — в новые пути… И снова ищем. Ищем — и теряем Ту, что могли и не смогли найти.

ВОЗДУШНЫЕ ЗАМКИ

Все воздушные замки мои Взяты яростным приступом. Тех, кто их защищал, повязали И взяли в полон. Небеса мои ясные Стали вдруг дымными, мглистыми, Все вокруг — как несбывшийся Сказочный сон. Золотые мечты Вокруг пальца умело обведены: Мои крылья слежались В один полосатый матрас… Мои быстрые кони Цыганами ловко уведены. Мои песни застыли Снежинками брошенных фраз. Ты ушла… Ты прошла, словно ливень. Ты не возвращаешься! Не кричу… Не зову… Не кусаю в бессилии губ. Перед смертью деревья Печально и гордо качаются — Зажимаю ладонью Березовый, розовый сруб… Ты — любовь, ты — мечта, Ты — печаль, Ты — виновница бед моя. Но, тебя извиняя, Себе ежечасно твержу: Ты — как детство… Ты — юность, Ты песня — наивная, светлая… А меня закрутило: Я вновь от себя ухожу. По горам, по лесам, По просторам, глубинам И отмелям — От нелепой надежды: Ушедшую радость вернуть… Видно, вовремя замки мои Разорили и отняли: Впереди — горизонт И свободу дарующий путь.

* * *

Как маленький кусочек янтаря, Держу твою ладонь в своей ладони. А за окном вечерняя заря И облака кудрявые, как кони. А за окном такой далекий мир Течет, переливается, струится И, разноцветьем разливаясь вширь, Вдруг преломляется в твоих ресницах. И сам я отражаюсь в полный рост, И чувствую себя сильней и выше… Так отраженный свет далеких звезд Порой нам ближе, чем звезда над крышей.

ПЬЕРО

Что загрустил, мой друг Пьеро? Жизнь — не веселая игрушка. В ней все продумано хитро От космоса до погремушки. И твой наивный белый цвет Не защитит на злой планете От мелкой сети липких бед И сочных пятен грязных сплетен. Да и надежней, впрочем, жить, Имея дом, жену, зарплату, И мир тихонько подменить, Себе поставив с краю хату. У них покой, достаток, тишь, И только ты — не «сам с усами» И все о девочке грустишь, Что с голубыми волосами.

* * *

Не каприз и не притворство — Ты с названьем не спеши, В моей жизни каскадерство — Как спасение души: Повисаю на балконах, Трюком в плотный узел свит, Вылетев из рам оконных Чьих-то мелочных обид. Падаю с коней летящих, Сбив запретные столбы, Увернувшись от давящих, Злых копыт моей судьбы. Прыгаю с мостов железных Трезвой памяти своей И пытаюсь бесполезно Боль забыть на пару дней. И в любовь, как в дом, объятый Самым яростным огнем, Я вбегаю, если платой Мне — мое сожженье в нем. Не умею жить иначе, Каскадер иль скоморох, — Жаль, что для тебя я значу Лишь души переполох.