Пастух медведей
Шрифт:
* * *
Вот и настала пустота Навязанного отреченья… Серебряная чернь креста — Черней любого вдохновенья, Дарованного темнотой, Проникшей в голос, в кровь и в мысли. Где, освященный немотой, Твой остров (континент ли, мыс ли?) Покинут мной. Как Одиссей, Я изгнан заживо из быта, Из дома, из семьи, из всей Возможной жизни… Так избито, Бездарно, пусто, лживо и Не-пра-ви-ль-но! Но, так уж вышло… Поют влюбленным соловьи, А разлученные не слышат Сладкоголосья честных птиц, Не видят в радуге всю гамму Цветов. Вот, в прорезях бойниц Смерть размещает панораму Для кладбища былых утрат, Восторгов, встреч, записок, смеха, Предновогодних канонад, Степного дня, лесного эха, Отхохотавшего костра… О, как
* * *
Ты звонишь по телефону, говоришь, что очень рада, Что растянутой разлуки непомерно длинный срок. Мне все кажется — сегодня небо рухнет звездопадом, И возьмет наш город в руки жадный, сладостный Восток… Ты сидишь в тени, напротив, обхватив руками плечи, Лисий взгляд, полуулыбка, как мерцанье янтаря. Путешествие сквозь время и чарует, и калечит. Мы оставим эту тему. Звезды молча догорят. Удивительно, но пепел — к нам сюда не долетает. Разве что, осколок черный стукнет в спину иногда… И гадай — что это было? То ли просто рассветает, То ли камушек случайный, то ль действительно — звезда… Мы идем под этим ливнем, снегопадом, листопадом, С божьей искоркой в ладонях, спотыкаясь на стихах, И дыхание друг друга ощущаем где-то рядом, На каких-то параллельно расположенных веках, Или веках? Смутный выдох, вздох о прошлом безразличье, Упоение свободой и удобством кандалов. Избалованное солнце грянет всполохом синичьим В вечном крике — вне пространства, вне акустики, без слов, Без боязни, что услышат, что поймут или поверят… Временной отрезок строчки — под названием «среда»… Выдрав косяки с гвоздями, яростно срывая двери, Мы оставим души — настежь… Безоглядно, навсегда! * * *
Теперь уже и я переживу Щемящую размеренность событий. Пусть грязный снег напомнит мне — халву И серость неба — перламутр мидий. Промозглый дождь — улыбку рейнских струй, Колючий ветер — ласку первой ночи, Холодный взгляд — апрельский поцелуй, А твой отказ — надежду многоточий… Я каждый минус зачеркну, и вот — Сплошные плюсы нашего романа Воссоздадут божественный кивот, Вся боль уйдет, зализывая раны. Убив любовь, вот так же мыслишь ты, К ее могиле принося цветы… * * *
Меж нами шесть часов. Не шесть веков, не шесть вселенных, Что до чисел Зверя… Не я придумал нам с тобой любовь, Но признаю, что я — в нее поверил. Рассудок, как нетленный Парацельс, Рекомендует быть сильней и суше… И грязно-серый бинт холодных рельс Наматывает на больную душу. Ты виновата… Но твоей вины Не смоет кровь, не спишет смерть, а время, Святым лучом скользнув из вышины, Сияньем нимба озарило темя. Ты далеко. Ты мыслишь об ином. Чего-то ждешь и так боишься встречи… Но время перевернуто вверх дном, И мне земля могильно давит плечи. Река судьбы необратима вспять. Я выдохнусь, изверюсь и устану. Я без тебя не захочу дышать И… перестану. * * *
Два года любви и два года боли… С белыми ромашками иду полем. Тем самым, которое перейти — Не жизнь прожить и не стать в пути Верстовым столбом. Отсчитав столетья, Муза подарит лишь междометья А… или О… остается наполнить смыслом Оба сосуда, подцепить коромыслом, Водрузить их на плечи румяной красавице, Улыбнуться и вскинуть бровь — нравится! В этой стране все-таки много хорошего: Такие снега выпадают совсем задешево. Кругом белизна… словно идешь по крылу Ангела, а если падаешь, то во мглу (как в омут, сразу и с головою) Такую звездную, что ощущаешь себя — звездою… * * *
Умерщвленные разлукой, Мерно падают столетья. Кажется такою мукой — Вдох на грани диколетья… В мире пусто, в небе жарко. Мы не вместе, мы — одни… Из прозрачной пряжи Парки Я выдергиваю дни. Этот — влево, этот — вправо, Этот — добрый, этот — злой. Неприкаянная слава Под трагической золой… Невостребованность ночи, Ибо — некого любить. Косу, ножницы ли точат? Все понятно без пророчеств. После — траур многоточий. И вообще… была ли нить? * * *
Чужая женщина со мною пьет вино Неторопливо, нежась и смакуя. Своих стихов нигде не публикуя, Она меня простила… И давно Забыла все, чем пламенный накал Осенних листьев возвышал эпоху. А опустевший розовый бокал Взамен напитка наполняет вздохом. Я чувствую, как винные пары Густым дурманом отупляют разум. Так
страстно любят плаху топоры, Ее целуя в стоне, до экстаза… И так могилу начинает бить Ознобом жажды алчущего воя, А женщина, сумевшая — убить… Тихонько плачет. Дай ей бог покоя… * * *
Не умирай, ландграф… Густая ночь Над гробом встала, как над колыбелью… И, обожженный ржавою купелью, Дорожный ужас порождает дочь. Ей имя — Смерть. Ее глаза белы, В ее устах беззвучно бродит имя… Твое, ландграф. И сталь из-под полы Дурманно бредит ранами косыми… Ее ладони тянутся к теплу, Ей не забыть хрустящий привкус плоти. И, медленно отцеживая мглу, Она идет по следу… На болоте Едва горят гулящие огни. Твой конь, ландграф, покоится в трясине. Все кончилось. Чешуйкою брони Ползет луна на почерневшей сини. О чем печаль? Твоя душа мертва. Любой герой есть нравственный калека. Зачем твоя шальная голова Так льнет щекой к щербатой плахе века? Не умирай, ландграф… Ты слышишь смех? Ты видишь тех, что развалились в ложах? Как пахнет псиной соболиный мех Заезжих королев с холодной кожей… Весь смысл игры — не в выборе ферзя. На дисбаланс меж черным и меж белым. Поставить жизнь, как правило, нельзя. Свою нельзя. Твою — поставят смело! Поторопись, уже второй звонок. На плечи плащ, зализанный ветрами… И Тьма призывно ластится у ног, И пыль иллюзий в одряхлевшей раме, И боль… Тупая, с левой стороны. Твоя любовь теперь тебя не любит. Шаг — до обитой войлоком стены… И дождь по нервам монотонно лупит. Не умирай, ландграф… Корявый слог Скупых доносов ближе к укоризне. Перешагни. Перелистни листок. Пусть мир прогнил, а ты устал от жизни. Но, отражаясь в пламени свечей, Твоя судьба пригрелась в ожиданье Насмешливого блеска на Мече, Хранящем непонятное молчанье… * * *
Я уезжаю в Дождь. И вот ночной вокзал Встречает вечер, вымытым до блеска. Луна, раздвинув тучи-занавески, дробится в лужах тысячей зеркал. Дождь льет, и льет, и льет смывая все подряд: Окурки, мусор, пыль, песок и пепел… На буйство струй под удивленный лепет Лишь фонари сутулые глядят. Обычная холодная вода с рыдающих небес, Как божий гнев… Любой второй прохожий Его так тонко ощущает кожей, Что суеверно шепчет: «Я — не бес!» Но молний нет как нет… Нет грома. Благодать прозрачной негой лечит… Души — настежь! Любовь и дождь — непревзойденный пастиш Времен, эпох, событий… Что считать? Бессмысленно… дай смыть природному врачу С лица — тоску, а с памяти — упреки, пустые звуки, пошлые намеки, Все эти «не люблю!» и «не хочу!», И быт, и быль, и боль, растерзанные сны, Обиды, ссоры, замершие руки, Неправду слов, безудержность разлуки, Неверие в предчувствие весны. Забыть… Две ложки коньяка добавить в кофе, Но… прежде чем осмотришься окрест, Под твой недорогой нательный крест уже готовят место на Голгофе. Ты смотришь в Дождь, и тоже не до сна… Оденем лес туманной пелеринкой И двум еще не выпавшим дождинкам Дадим украдкой наши имена… * * *
Я шагаю по подсохшей корочке ожога. Легкий укол и сукровица проступает сквозь трещины. Боли никогда не бывает слишком много, Но самая страшная — даруется рукой женщины… Причем любимой. Только любимой, единственной на земле… Возможны вариации, но без этого чувства Еще можно выжить, выпрямиться в седле, Выломать тело до тихого костного хруста. Пустить коня, именуемого Судьбой, Вскачь по выжженной душе, чтобы горячий пепел Взвился вверх, наполнил легкие ворожбой И скомкал горечью строчек прощальный лепет. Ты — любишь. Я — люблю. Разве это причина Для того, чтобы вечно быть вместе? Где был светлый лик, там сейчас личина И прогорклый вкус ежедневной лести… Если такое допущено богом на небесах, Значит, это — крест и расплата за вечность — близко… И ты когда-нибудь тоже почувствуешь тот же страх За жизнь, приравненную к выцветшей долговой расписке… * * *
Вдоль кладбища под вечер Скорей спешу пройти… Звезд желтенькие свечи Едва чадят в пути. Сосны сгоревшей вертел, Дрожащий крик совы, Душистый запах смерти От скошенной травы. Устало и тревожно Вздыхает хлябью гать… Я тоже думал, можно Успеть и убежать… Молился, было б силы, Под карканье и трель Упасть на дно могилы, Как в брачную постель. Где саван, а не платье. Где не кольцо, а крест — Чтоб распахнуть объятья Последней из невест!
Поделиться с друзьями: