Пастух Земли

Чад от открытого очага, запахи алкоголя и готовящейся пищи, грубые голоса захмелевших мужчин, женские визги и смех, стук глиняной и деревянной посуды сливались воедино, создавая густую завесу, за которой можно было спрятаться и спокойно отдаться течению своих мыслей. Бхулак давно уже раздумывал над тем, что следует продолжить своё путешествие — вынужденная задержка в образе купца, хоть и приятна, но опасна. Над миром по-прежнему летал безумный могущественный механизм и неизвестно, что могло родиться в его искусственных мозгах. Бхулак не желал нового явления Улликумми, которое могло стать концом для всех людей.

Его мысли прервали усилившиеся крики. Он поставил на стол кувшин с брагой и поднял голову. Похоже, назревал пьяный скандал. Бузил рослый воин, явно не из простых: в богато расшитой рубахе и поясе с серебряными бляхами, за который были заткнуты бронзовый топорик и каменная булава с круглым навершием. С другого бока у него висели туго набитый кожаный кошель и длинный листовидный кинжал в тоже богато украшенных ножнах. Бритая голова с одной-единственной длинной прядью свидетельствовала о его высоком статусе.

Воин явно был изрядно пьян, но на ногах держался твёрдо, а двигался ловко и гибко. При этом орал на хозяина дома, жарившего у очага мясо на угольях.

— Да как ты посмел подать горелую козлятину?! Мне, славному Шипхе, сыну райжи Прамарая, вождя клана Медведя, первому колесничему Аркаина Пламенеющего, убийце десяти иргов?!

Однако хозяин — рудокоп на покое, хромой, но могучий ещё муж — явно видывал тут и не такие виды. Ничуть не оробев, он спокойно отвечал воину, который был на голову его выше:

— Ты хоть одного-то ирга в глаза видел, пащенок? Точно нет, иначе обделался бы, и добрым людям о том не рассказывал — если б жив остался, конечно.

Рассвирепевший Шипха выхватил булаву и занёс над стариком, но тот, перехватив руку с оружием, с такой силой оттолкнул противника, что тот полетел через всё помещение. Прямо на мирно сидевшего Бхулака.

Тот машинально вскочил и поймал парня, который, решив, что это ещё один неприятель, попытался вывернуться, размахивая булавой. Однако Бхулак заломив ему руку, отобрал булаву и бросил парня на пол. При этом с сожалением осознал, что совершенно напрасно встрял в дурную историю, но поделать с этим ничего уже невозможно.

Шипха поднялся в полной ярости, и, забыв про первоначально вызвавшего его гнев хозяина, схватился за топорик с явным намерением метнуть его в Бхулака. У того в голове промелькнуло давнее воспоминание о его похожем поединке с Кау. Шипха был даже чем-то на него похож — не исключено, что и правда очень дальний его потомок. Но теперь убивать совершенно незачем…

Резким движением Бхулак метнул в противника его же булаву, которую всё ещё держал в руке. Не успев бросить топорик, тот получил страшный удар в грудь и, охнув, вновь повалился на пол. К нему подскочили несколько пришедших с ним парней, похоже, занимавших более низкое положение. Убедившись, что патрон жив и разве что сильно ушибся, они с угрозой повернулись к Бхулаку. Увидев, что ситуация накаляется, тот взялся за меч.

Но тут вмешался хозяин, вооружившийся медным кайлом — несомненно, в руках старого рудокопа оно вполне могло служить грозным оружием.

— Хватит! — заорал он, вставая перед готовыми броситься на Бхулака парнями. — Если хотите драться, деритесь на улице и не мешайте честным людям отдыхать от трудов!

Приспешники Шипхи огляделись вокруг и увидели, что с лавок поднимаются другие местные — суровые мужики с кинжалами и клевцами на поясах. Айес-Грэбх был вольным местом — здесь никто никому не мешал выяснять отношения, если только всё делалось по чести и правилам и не втягивало в конфликт местных жителей. Но теперь один чужак затеял ссору с другим в странноприимном доме, а его подручные собирались гуртом атаковать одного. Такого местные терпеть не собирались и готовы были разобраться со смутьянами по-своему.

Валявшийся всё ещё на полу, но явно уже протрезвевший Шипха это понял и коротко приказал своим людям стоять. С трудом поднявшись, он выпрямился во весь свой немалый рост и поглядел на Бхулака с лютой злобой.

— Я, Шипха, сын Прамарая, буду драться с тобой, незнакомец. Насмерть! — яростно прокричал он.

Выхода не было — отказаться от формального вызова значило полностью потерять репутацию во всей этой огромной стране, и не только навлечь на себя всеобщее презрение, но и утратить все торговые связи — с опозоренным никто не захочет иметь дела. Так что Бхулак, скрепя сердце, ответил по освящённой веками формуле:

— Я, Тэррет, сын Таура, буду драться с тобой, Шипха.

— На рассвете на поле за посёлком, — рявкнул противник. — Приходи с копьём. Я проткну тебя, как шелудивого пса!

С этими словами он вместе со свитой вышел на улицу.

— Прости, Тэррет, — сказал Бхулаку хозяин. — Это я виноват, что ты сцепился с «коровьими юношами». Пусть боги пребудут с тобой и завтра, и всегда.

— Ты не виноват, так сложилась судьба, — ответил Бхулак и тоже вышел.

— Хочешь, я ночью убью и твоего противника, и всех его людей, и никто не подумает, что это сделал ты?

Арэдви — сейчас она была в образе молодого подручного торговца — появилась совершенно неожиданно, но Бхулак понял, что она видела и слышала всё. Неужели машина следит за ним на расстоянии, когда его нет рядом?.. Но то, что она предложила, было много хуже завтрашнего поединка. Поэтому он лишь покачал головой и зашагал в сторону их временного жилища — готовиться к схватке. Арэдви, никак не отреагировав на его отказ, молча шла следом.

Утро было морозным — облачка пара, исходящие при дыхании, казалось, замерзали прямо в воздухе. На обширном поле за пределами Айес-Грэбх снегу было по колено, но местные загодя продолжили в нём тропки и вытоптали обширную площадку для поединка. Почти всё население посёлка собралось здесь в ожидании кровавого зрелища, люди переменилась с ноги на ногу и толкали друг друга, стараясь согреться, но никто не уходил. Помимо прочего, считалось, что такие бои происходят при невидимом присутствии богов, и всякий человек жаждал покрасоваться перед ними.

Когда Бхулак с Арэдви подошли к месту действия, то увидели, что Шипха их уже ожидает. Его высокая фигура выделялась среди десяти — двенадцати «коровьих юношей». На нём была кожаная шапочка с орлиными перьями — не только украшение, но и сильный воинский амулет. Красивое злое лицо было напряжённым, вислые усы дёргались от едва сдерживаемой ярости. По сравнению с ним просто одетый Бхулак, хоть роста тоже не малого, выглядел не слишком-то значительно.

Доспехи и щиты правилами запрещались. Противники стояли шагах в десяти друг от друга — на такой дистанции практически любой бросок копья становился смертелен, так что выигрывал тот, кто метнёт его проворнее.

— Если я увижу, что копьё летит в тебя, я перехвачу его, — тихо сообщила из-за плеча Бхулака Арэдви.

— Не вмешивайся, — также вполголоса бросил он ей.

Менее всего Бхулаку хотелось разоблачать перед этими людьми свою и Арэдви инаковость. Так что пусть будет то, что будет.

Девушка промолчала, но Бхулак ощутил её несогласие.

— Дай копьё, — сказал он и протянул руку, в которую она вложила оружие. — И отойди подальше.

Девушка молча повиновалась с неподвижным лицом. Бхулак не был уверен, что она не вмешается в решающий момент, но уповал на то, что всё закончится очень быстро.