Патриарх Никон

Огарёвы передали ему о трагической кончине гетмана Брюховецкого и о том, как много они выстрадали и как теперь спаслись.

Выслушав их, Ромодановский тотчас велел оповестить войско о смерти Брюховецкого и сделал, согласно с этим, и другие распоряжения.

Исполнив долг службы, он возвратился и спросил Огарёва, желает ли он оставаться при нём и продолжать службу, или хочет ехать в Москву на отдых.

— Не искалечен же я, — ответил Огарёв, — чтобы не продолжать службы царю, а жену, бью челом, отправить со стрелецкою охраною до нашей Украины... Да, кстати, её проводит даже Лучко.

Ромодановский согласился и был так любезен, что дал боярыне свой рыдван, с которым она на другой же день уехала в Москву с Лучком.

Приезд Огарёвой произвёл здесь сильное впечатление: на боярыню глядел терем как на великомученицу, а подвиг карлика Лучко наделал сильный шум.

В те времена карлики не считались мужчинами, и двери теремов были для них открыты; поэтому боярыни и боярышни полюбопытствовали поглядеть на это диво.

Огарёва упросила Лучко показываться с нею повсюду, и он сделался предметом какого-то обожания: его до крайности малый рост, его стройность, его маленькое личико и белые ручки приводили весь женский пол в восторг. Забывали, что он двадцатипятилетний мужчина, обнимали его и боярыни и боярышни.

Дошло о нём и в царский терем. Больная в то время царица Марья Ильинична, её дети и сестры царя — все пожелали его видеть, и Огарёва повезла его в царские палаты.

Когда весть о его приезде облетела дворец, в терем тотчас явился царевич Алексей Алексеевич, и когда увидел его, так сначала залюбовался на него, а потом бросился к нему и начал его обнимать и целовать.

И было действительно чем полюбоваться: его белое лицо и тёмно-карие добрые глаза, белые зубы, тёмно-каштановые шелковистые волосы были в те времена признаком высокой красоты; а одежда его придавала ему ещё больше блеска: на нём был чёрный бархатный казакин, шитый серебром, припоясанный золотым кушаком, с драгоценною пряжкою, — подарок покойного гетмана, а на ногах стучали у него красные польские сапожки с серебряными шпорами.

Лучко оторопел сразу, когда царевич выказал ему столько нежности, но оправился и поцеловал его руку.

Царевич, овладев им, потащил его в своё отделение, чтобы показать все свои диковинки: и попугая, и учёного грача, и дорогое оружие.

Но вот пришли за Лучком, чтобы он ехал с боярыней домой.

Алексей Алексеевич заплакал и объявил, что не расстанется с ним.

Сначала дядька, а потом мать уговаривали его отпустить домой карлика, но царевич заливался слезами.

Лучко объявил тогда с важностью, «что он готов остаться, если на это соизволит боярыня Огарёва и государь, но с тем, чтобы ему разрешено было беспрепятственно навещать боярыню, так как ему поручил Огарёв заботу о ней».

Огарёва, само собою разумеется, согласилась, а когда дядька доложил о нём царю, тот велел привести к себе и царевича, и Лучко.

Поглядев на Лучко, царь сказал:

— Знаешь что, все мои карлы, а их перебывало немало у меня: Ивашка, Федотов, Тимошка, Пётр Семёнов, Карп Редкин, Дмитрий Верховецкий, Пётр Бисерев, — все они были великаны против тебя...

— Да и мой покойный Зуев, — воскликнул царевич, — тоже был против него велик.

— А тебя как чествуют, молодец? — обратился к Лучко государь.

— Покойный гетман Брюховецкий назвал меня Лучком, в память своего покойного братца, а меня зовут Никитою Гавриловым Комаром... Пожалован я, великий государь, тобою, когда приезжал сюда с Брюховецким, в боярские дети.

— Теперь я жалую тебя в стольники. Пожаловал бы тебе шубу с плеч моих, да таких, как ты, целый десяток упрячешь сюда, — улыбнулся царь. — Ну, доподлинно, ты не Комар, а Комарик. Будь при царевиче, служи ему верно, а за мною служба твоя не пропадёт.

Он подал ему руку, тот её поцеловал.

Припрыгивая на одной ножке, царевич ухватил Лучко за руку и повлёк к себе.

— Ну, стольник Комар, — прыгал и хлопал в ладоши царевич, — будешь ты у меня не стольник, а собинный друг, но...

Он нагнулся к нему на ухо и шепнул:

— Но не заточу тебя в Ферапонтов, как Никона...

Он подбежал к клетке попугая и крикнул:

— Никон! Никон!

Погодя несколько минут попугай закричал:

— Никон святейший патриарх всея Великие, Малые и Белые Руси...

— Где Никон? — продолжал царевич.

— Бояре заели, — крикнул грач, показавшись из-под дивана и хлопая крылышками.

— А!.. И ты показался? Гляди, галочка, люби моего пестуна Лучко... да сапоги его не порти, — расхохотался царевич.

Таким образом, Никита Комар устроился у царевича и получил важные обязанности: ухаживать за попугаем и грачом.

Жилось ему весело с царевичем: повсюду он выходил и выезжал с ним. Но вскоре их постигло большое горе: царица стала таять и гаснуть и, наконец, умерла.

Царевич сильно затосковал по матери, но слишком часто посещался им терем под предлогом посещения её опочивальни.

Комар заподозрил неладное и вскоре убедился, что он прав: терем вредно на него действовал.

Честная душа Комара возмутилась, и он решил объясниться с царём. Не менее часа говорил он Алексею Михайловичу, что нужно вырвать царевича из теремного омута, а потому предлагал на лето вывезти его в Коломенское село, а терем, по его мнению, следовало расселить по другим загородным дворцам.

Откровенность и честность Комара вызвали большое расположение царя к карлику, и он предоставил ему действовать по своему усмотрению.

Когда настала весна, царь под предлогом готовящейся перестройки дворца, переселил терем в разные пригородные царские дворцы, а Комар с царём и царевичем выехали в Коломенское село.

Чтобы рассеять царевича, предпринимались путешествия на поклонение по монастырям, охоты соколиные и разные потехи звериные, которые устраивались в сёлах Покровском, Хорошеве и Танинском.

Но здоровье царевича не поправлялось: он хилел и хилел, а однажды утром, проснувшись и желая встать с кровати, почувствовал, что ноги отказываются ему служить.

С каждым днём эти припадки усиливались, и лицо его приняло какое-то лихорадочное выражение, а щёки как будто потемнели.

Зачастую царевич был не в силах даже и по комнате пройтись. Тогда Комар придвигал к окну мягкий диванчик и, садясь к нему, занимал его рассказами о походах Брюховецкого и о других казачьих войнах, набегах и борьбе казачьей с поляками и турками.