Патрульные Апокалипсиса

– Он сказал, я, наверно, в сильном возбуждении за что-то схватилась. У тебя нет рубцов на спине, дорогой?

– Еще не хватало. – Дру опять прижал ее к себе. Губы их встретились, но Карин осторожно прервала поцелуй.

– Я хочу поговорить с тобой, – сказал она.

– О чем? Я рассказал тебе, что произошло.

– О твоей безопасности. Позвонили из «Мэзон-Руж».

– Они знают, где ты находишься? Что ты здесь, в «Нормандии»?

– Они зачастую раньше узнают о том, о чем не подозревают те, кого это касается.

– Тогда им кто-то поставляет информацию, которой у них, черт возьми, быть не должно.

– Думаю, ты прав, но ведь мы же знаем, на чьей стороне антинейцы.

– Не обязательно. Соренсон порвал с ними.

– Во время «холодной войны» он был самым опасным, глубоко законспирированным офицером разведки. Он подозревает всех и каждого.

– Откуда ты знаешь? О глубокой конспирации?

– Частично от тебя, а в основном от Фредди.

– От Фредди?!

– Конечно. Агенты вынуждены защищаться, Дру. Информация циркулирует. На кого можно рассчитывать, кому доверять. Главный вопрос – как выжить, правильно?

– Так зачем звонили из «Мэзон-Руж»?

– Их информаторы в Бонне и Берлине сообщают, что в Париж посылают две команды хорошо подготовленных блиц-кригеров, чтобы найти и убить второго Лэтема, который выжил во время нападения на кафе в Вильжюиф. Того, кого они считают Гарри Лэтемом.

– Да что ж тут нового, господи?

– Говорят, убийц человек восемь-двенадцать. Не один, не два и не три даже! За тобой посылают небольшую армию.

Наступило молчание, потом Лэтем сказал:

– Да, это действительно впечатляет. Признаться, о такой популярности я и не мечтал, и это притом, что я даже не тот, кто им нужен.

– Придется с тобой согласиться.

– Но почему? Вот в чем вопрос. Зачем им так нужен Гарри? Список его известен, из-за него такое смятение и раскол, и они вряд ли не понимают, что это им на руку, тогда почему?

– А с доктором Крёгером это не может быть связано?

– Он в полной прострации. Одна ложь за другой. Забывает, о чем врал раньше.

– Я и не знала. В каком смысле?

– Он сказал Моро, которого считает своим, что ему нужно найти Гарри, чтобы выяснить, кто та предательница в долине Братства.

– Какая предательница? – прервала его де Фрис.

– Мы не знаем, и Гарри не знал. Когда он был в Лондоне и мы говорили по телефону, он упомянул медсестру, которая предупредила антинейцев, что он выходит, но водитель грузовика, подобравший его, в подробности не вдавался.

– Если эта ложь от Крёгера, то, может быть, это вовсе и не ложь.

– Да, если б он не сказал Витковски нечто совершенно другое. Он настаивал на необходимости найти Гарри, пока лекарство не прекратило действовать и он не умер. Стэнли ему не поверил, поэтому-то он и хотел накачать его препаратами – чтоб узнать правду.

– А посольский врач не разрешил, – тихо сказала Карин. – Теперь я понимаю, почему Витковски так расстроился.

– Поэтому и надо одержать верх над этим медиком-святошей, даже если придется заставить Соренсона шантажировать президента.

– Серьезно? И он… может поддаться на шантаж?

– Все могут, особенно президенты. Это называется политическим геноцидом в зависимости от принадлежности к партии.

– Давай вернемся к другой теме, ладно?

– К какой? – Лэтем подошел к столу, на котором стоял телефон. – Мне хочется зажарить на медленном огне этого врача, который предпочитает продлевать жизнь убийце в то время, как мог бы предотвратить гибель честных людей с нашей стороны.

– Тебя, например, Дру.

– Наверно.

Лэтем взял трубку.

– Прекрати и послушай меня! – крикнула де Фрис. – Повесь трубку и послушай.

– О’кей, о’кей. – Дру положил трубку и медленно повернулся к ней. – В чем дело?

– Я буду с тобой безжалостно откровенна, дорогой мой… потому что ты тот, кого я люблю.

– В данный момент? Или я могу рассчитывать на месяц-два?

– Я не заслужила такой несправедливости, это унизительно.

– Извиняюсь. Только я бы предпочел услышать не «потому что ты тот, кого я люблю», а «потому что я тебя люблю».

– А я любила другого, пусть и ошибалась, но извиняться за это не буду.

– Два-ноль в вашу пользу, леди. Давай, будь безжалостно откровенна.

– Ты умный, даже в своем роде выдающийся человек. Я видела это, восхищалась твоей способностью принимать быстрые решения, а также твоей сумасшедшей отвагой – тут ты на голову выше моего мужа и Гарри. Но ты не Фредди и не Гарри! Они ощущали дыхание смерти, просыпаясь каждое утро и отправляясь на тайные встречи. Ты не знаешь этого мира, Дру, ты никогда не погружался в этот ужасный, надломленный мир – да, ты сталкивался с ним, но всех его кошмаров не пережил.

– Давай ближе к делу. Мне надо позвонить.

– Пожалуйста, умоляю, передай всю свою информацию, все свои выводы тем, кто живет в этом мире… Моро, Витковски, своему начальнику Соренсону. Они отомстят за смерть твоего брата – у них все для этого есть.

– А у меня нет?

– Бог ты мой, охотиться за тобой отправляют целую банду киллеров. Людей со средствами и связями, о которых мы ничего не знаем. Им дадут имена людей и неограниченные средства на их подкуп, а чтоб выдать тебя, достаточно одного человека. Вот почему мне позвонили антинейцы. Честно говоря, как они считают, у тебя нет шансов, если немедленно не скроешься.

– Значит, мы опять возвращаемся к исходному вопросу. Почему они так упорно гоняются за Гарри Лэтемом? Почему?

– Пусть другие выясняют, дорогой мой. Давай выйдем из этой жуткой игры.

– Вдвоем?..

– Я ответила на твой прежний вопрос?

– Как заманчиво, прямо плакать хочется, но это не сработает, Карин. Может, у меня и нет такого опыта, как у других, зато есть нечто другое – чего у них нет. И называется такое качество яростью, а вместе с теми скромными способностями, которые ты у меня подметила, это делает меня вожаком стаи. Прости меня. Не сердись, но по-другому и быть не может.

– Я взываю к твоему инстинкту самосохранения – говорю о нашей безопасности, – а не об отваге, она в доказательствах не нуждается.

– Отвага здесь ни при чем! Я никогда не выставлял себя отчаянным смельчаком, не люблю я храбрость, она губит идиотов. Я говорю о своем брате, о человеке, без которого не доучился бы в школе или в колледже и к этому моменту был бы тупым хоккеистом с распухшим лицом, переломанными ногами и без гроша за душой. Жан-Пьер Виллье говорил, что обязан отцу, которого не знал, стольким же, если не больше, чем я Гарри. Я не согласен. Я большим обязан Гарри, потому что я-то знал его.