Патрульные Апокалипсиса

– Фон Лёвенштейн, сэр. Максимилиан фон Лёвенштейн Третий.

– Вы, ваш отец и бабушка стерли следы позора на фамильном гербе, которые оставил ваш дед. Можете ходить с гордо поднятой головой, мой мальчик.

– Я готовил себя к этому моменту всю жизнь, сэр.

– Отлично! Вам это великолепно удалось!

– Mon Dieu! – воскликнул Клод Моро, обнимая Лэтема.

Они стояли у каменного парапета набережной Сены, Карин де Фрис в парике блондинки – чуть левее их.

– Вы живы, и это самое главное, но что с вами сделал этот ненормальный Витковски?

– На самом деле, боюсь, это была моя идея, мсье, – призналась Карин, подходя к мужчинам.

– Вы де Фрис, мадам? – спросил Моро, снимая кепку.

– Да, сэр.

– Судя по фотографиям, которые я видел, нет. Но если уж эта желтоволосая горгулья – Дру Лэтем, тогда, надо думать, все возможно.

– Волосы не мои, это парик, мсье Моро.

– Certainment. [111] Однако, мадам, признаюсь, он не идет к вашему милому личику. Он, как бы это выразиться, несколько вульгарен.

111

Безусловно (фр.).

– Теперь я понимаю, почему бытует мнение, что глава Второго бюро самый очаровательный мужчина в Париже.

– Приятно слышать, только, пожалуйста, не говорите моей жене.

– Простите, – прервал их Дру, – хочу напомнить, что он рад видеть меня.

– Вы действительно мой друг, но я скорблю о вашем брате.

– Я тоже, так что давайте перейдем к делу, ради которого я здесь. Мне, помимо всего прочего, нужны те сволочи, что его убили.

– Нам всем они нужны, помимо прочего. Вверх по улице есть кафе на открытом воздухе. Обычно там полно народу, и никто нас не заметит. Я знаю хозяина. Почему б нам туда не отправиться и не заказать столик подальше от входа. Вообще-то я уже договорился.

– Отличная идея, мсье Моро, – сказала Карин, беря Лэтема под руку.

– Мадам, – продолжил глава Второго бюро, надев кепку, как только они двинулись с места, – меня зовут Клод, и я подозреваю, мы будем вместе до конца, если он вообще наступит. Поэтому едва ли стоит говорить мне «мсье», но только не рассказывайте об этом моей дражайшей супруге.

– Мне бы очень хотелось с ней познакомиться.

– Только не в этом парике, дорогая.

Владелец уличного кафе тихо поприветствовал Моро из-за шеренги корзин с цветами и провел их к самому дальнему от решетчатого входа столику. Вплотную примыкающий к изгороди из цветов, которые доставали до плеча, столик этот, с одной-единственной зажженной свечкой в центре клетчатой скатерти, был скорее в тени, чем на виду.

– Я думала, с нами будет полковник Витковски, – сказала де Фрис.

– Я тоже, – согласился Лэтем. – Почему его нет? Соренсон ясно выразился: нам нужны его знания и опыт.

– Витковски сам так решил, – объяснил Моро. – Он крупный представительный мужчина, и в Париже его многие знают.

– Почему же тогда мы не встретились в каком-нибудь другом месте? – спросил Дру. – В гостинице, скажем?

– Опять-таки так решил полковник. Видите ли, некоторым образом он свое присутствие здесь обозначил. Напротив у тротуара припаркована незарегистрированная машина американского посольства. Водитель остался за рулем, а два пехотинца в гражданском бродят среди гуляющих за нашей цветочной стеной.

– Значит, он устраивает проверку, – сказала де Фрис, и слова ее прозвучали как утверждение, а не как вопрос.

– Вот именно. Поэтому-то наш общий друг и выступает здесь в качестве солдата, в весьма, прямо скажем, противоречивой роля. Витковски хочет убедиться, что других утечек информации нет, а если есть, он собирается взять пленного и выяснить источник.

– Узнаю Стэнли, – усмехнулся Лэтем. – Единственное, чем он рискует, так это моей жизнью.

– Вы в полной безопасности, – уверил его глава Второго бюро. – Я очень высокого мнения о ваших агрессивных пехотинцах. Карин, – добавил он, увидев ее забинтованную руку, – ваша рука… Полковник сказал, вас ранили. Мне искренне жаль, что так вышло.

– Она заживает, спасибо. А потом придется сделать небольшой протез в косметических целях. Завтра я иду к врачу и после этого скорее всего стану носить модные перчатки.

– Машина Второго бюро к вашим услугам.

– Стэн уже все организовал, – сказал Дру. – Я настоял на этом, потому что хочу, чтобы за все расплатилось посольство. Я ей и одного су не позволю заплатить по счету врача.

– Милый мой, это не важно…

– Мне важно!

– Вот как? Я очень рад за вас обоих.

– У меня вырвалось. Je regrette. [112]

112

Сожалею (фр.).

– Не надо, пожалуйста. Несмотря на свою профессию, я – romantique au coeur. [113] К тому же полковник Витковски уже весьма осторожно мне намекнул, что у вас, возможно, роман. В такой ситуации лучше не быть одному, одиночество при стрессах – это страшно.

– Хорошо сказано, мсье… mon ami Клод.

– Merci.

– Позвольте еще один вопрос, – прервал их Лэтем. – Я могу понять, почему здесь нет Стэнли, а как насчет вас? Разве вас в Париже не знают?

– Очень мало, – ответил Моро. – Моя фотография никогда не появлялась в газетах или по телевидению – такова политика Второго бюро. Даже на двери моего кабинета нет таблички Le Directeur. [114] Не стану утверждать, что у наших врагов нет моих снимков, есть, конечно, но я не так уж бросаюсь в глаза. Я не слишком высокий и не одеваюсь экстравагантно, у меня самый обычный вид. Как говорят американцы, я не выделяюсь из толпы. И потом у меня большой выбор шляп; посмотрите хотя бы на эту идиотскую кепку у меня на голове. Это все, что мне нужно.

113

В душе романтик (фр.).

114

Директор (фр.).

– Только врагов этим не проведешь, – возразил Дру.

– Тут мы все рискуем, мой друг, разве нет? А теперь давайте я вас введу в курс дела. Вы, может быть, уже знаете, что посол Кортленд летит на «Конкорде» сегодня утром в Вашингтон…

– Соренсон сказал, что убирает его с пути на тридцать шесть часов, – прервал его Дру, – под предлогом какого-то неотложного дела в Госдепартаменте, о котором департамент, кстати, и не подозревает.

– Верно. В это время миссис Кортленд будет под нашим наблюдением, и поверьте, неотрывным наблюдением. От нашего внимания не скроется ни один ее шаг вне посольства, а о каждом ее телефонном звонке из посольства тут же будет доложено в мой кабинет – спасибо полковнику.

– А подслушать ее разговоры нельзя? – прервал его Дру.

– Слишком рискованно, да и нет времени перепрограммировать телефоны. Она, конечно же, о такой тактике знает и обязательно устроит проверку, а узнав о прослушивании телефона, поймет, что за нею следят.

– Точно так же, как ты установил, что мой телефон на фиксаторе, Дру.

– Встречи в определенных местах, – кивнул Лэтем. – Ладно, вы ее обложили. А если ничего не произойдет?

– Тогда ничего не произойдет, – ответил Моро. – Но это было бы очень странно. Не забывайте, за очаровательной внешностью скрывается фанатик, безоговорочно преданный своему безумному делу. И вот сейчас, когда она находится в часе от границ святого рейха своей мечты и добилась столь многого в деле всей своей жизни, ее эго потребует определенного удовлетворения. Я бы даже сказал, шумного одобрения, поскольку у Детей Солнца должно быть гипертрофированное представление о собственном «я». И соблазн тоже будет гипертрофированный. Я полагаю, что в отсутствие посла она непременно на что-то решится, и мы еще больше о них узнаем.

– Надеюсь, вы правы, – нахмурился Лэтем, увидев, что к ним приближается официант с двумя бутылками и бокалами на подносе.

– Хозяин всегда приносит мне на пробу свои последние приобретения, – тихо заметил глава Второго бюро, пока официант откупоривал бутылки. – Если предпочитаете что-то другое, скажите, пожалуйста.

– Нет, все прекрасно. – Дру взглянул на Карин, и они оба кивнули.

– Можно вопрос? – спросила де Фрис, когда ушел официант. – А если Дру прав и ничего не произойдет, мы могли бы вынудить Жанин что-то предпринять?