Пауки и иерархи

— Сестра Дея, верно ли, что ты умеешь лечить не только тела, но и души?

— Да, светлейший, — та поклонилась.

— Определи, в здравом ли рассудке находится сын людей Сантори.

Несколько минут прошло в молчании, пока целительница выплетала нужные руны, а потом те сливались одна в другую, меняя форму. Картина напомнила мне руническую ретрографию, хотя сами руны отличались.

Наконец она опустила руки и все знаки истаяли в воздухе.

— Дух сына людей Сантори взбудоражен и болезненно напряжен, но до безумия его состояние не дошло.

— Хорошо, сестра. Теперь определи, какое время пребывания в Залах Покаяния Бьяра потребуется, чтобы дух сына людей Сантори оказался сломлен.

Сантори вздрогнул, развернулся, насколько мог, к Теагану, уставившись на него с ужасом и гневом.

— Нет! Нет, ты не посмеешь! Нет-нет-нет…

Теаган сделал знак одному из Достойных Братьев и тот моментально накинул на подсудимого звуковой щит. Теперь можно было лишь видеть, как тот трясет головой и как шевелятся его губы, повторяя одно и то же слово.

Вновь в воздухе начали вспыхивать многочисленные руны.

— Исходя из теперешнего состояния сына людей Сантори, через три месяца пребывания в залах Бьяра в его духе появятся неизлечимые надломы, а еще через две недели его дух будет сломлен.

— А какой срок способны будут выдержать там его тело и разум?

В этот раз проверка оказалась куда короче.

— Тело сына людей Сантори здорово, а разум, несмотря на напряжение духа, ясный и острый. По моей оценке, первые пять месяцев в залах Бьяра вреда им либо не будет вовсе, либо будет незначительный. Заметный вред проявится через восемь-двенадцать месяцев. Через тринадцать — пятнадцать месяцев он умрет.

— Благодарю, сестра, — Теаган жестом отпустил целительницу и повернулся к подсудимому. — Сын людей Сантори, ты знаешь свои преступления. Ты продолжаешь упорствовать в своей кощунственной гордыне. Ты не раскаялся. Ты будешь привязан к Залам Покаяний Бьяра до конца жизни. Но когда-то ты, сын людей Сантори, был талантливым магом-артефактником, когда-то твоя жизнь приносила пользу… Ты проведешь в залах Бьяра четыре месяца — или больше, если это потребуется, чтобы полностью сломить твой дух и свести на нет ту опасность, которую ты представляешь для человечества. Когда это случится и будет засвидетельствовано целителями, ты получишь позволение переселиться в малую мастерскую. Ты будешь создавать те артефакты, которые тебе прикажут. За каждую испорченную заготовку тебя будет ждать один день в залах Бьяра. За каждую попытку саботажа — попытку сделать артефакт с иными свойствами, чем приказано, попытку сделать артефакт для себя, попытку скрыть что-либо от надзирателей — тебя будут ждать тридцать дней в залах Бьяра.

Ужас на лице Сантори с каждым словом Теагана становился сильнее. Его губы беспрерывно шевелились, произнося какие-то слова, но щит глушил все звуки.

— Благая Сестра? — привычно спросил Теаган, но в этот раз она отреагировала не сразу. Сперва бросила долгий взгляд на Сантори, нахмурилась, еще помедлила. Но потом все же поклонилась, так ничего и не сказав.

— А знаешь, в новом подходе Теагана к вынесению приговоров на основе пользы что-то есть, — с явным удовольствием в голосе проговорил Таллис, наклонившись ко мне.

— Что заставило вас так подумать? — спросил я, наблюдая, как Теаган проводит голосование. В этот раз «за» высказался даже упрямый настоятель Первого Храма.

— Сантори должен был бы получить пожизненное заточение в Залах Покаяния Бьяра — именно такой приговор вынес бы Теаган прежде, и именно такой приговор вынес бы я сам, — сказал Таллис. — Но в залах Бьяра долго не живут. Полгода-год, может быть, полтора, и сердце отказывает даже у самого здорового и крепкого человека. Однако Сантори не только будет мучиться куда дольше — пусть с перерывами — так он еще успеет создать множество так необходимых нашим воинам амулетных щитов.

— Почему мучиться? Ему достаточно не нарушать правила…

— Правила ладно, — Таллис небрежно махнул рукой, — но ни один, даже самый лучший артефактор, не сможет полностью избежать случайной порчи заготовок. Сантори придется снова и снова возвращаться в залы Бьяра.

Голосование между тем завершилось и звуковой щит был с подсудимого снят.

— Принимаешь ли ты, сын людей Сантори, свой приговор?

— Нет! — категорически отказался тот. — Нет, не принимаю!

— Тогда у тебя есть право…

— Верховный магистр! — крикнул Сантори, не дослушав Теагана. Впрочем, как бывший иерарх, он и без того должен был знать какое именно право у него было. — Верховный магистр, я не прошу о помиловании! Дайте мне смертный приговор! В вашей власти отменить мое назначение иерархом и велеть вычеркнуть из всех списков так, будто меня никогда не было. Тогда ничто не помешает приговорить меня к смерти!

Таллис посмотрел на Сантори с любопытством.

— Это в моей власти, — согласился он. — Но зачем бы мне это делать? Приговор моего да-вира справедлив. Кроме того, таким образом ты принесешь куда больше пользы человечеству.

— Нет! — крикнул Сантори. — Нет, пожалуйста, нет!..

Я наблюдал, как его, пытающегося сопротивляться, вывели из зала, а потом вспомнил, о чем хотел спросить.

— Что значит «сломать дух»?

— Раздавить волю, — пояснил Таллис. — У таких сломленных людей главным чувством становится страх перед новым наказанием, все прежние желания и амбиции теряют для них смысл. Так что можно не беспокоиться о новых коварных заговорах или чем-то подобном.

— Хм…

— Что, неужели тебе стало его жаль? — Таллис приподнял брови.

— Его самого — нет, — сказал я. — Но мне жаль, что никто не остановил Сантори вовремя — до того, как он вообразил о себе невесть что, придумал этот ритуал и начал его выполнять.

Жаль, что никто не остановил его так, как я успел остановить Теагана, добавил я мысленно.

— С этим не могу не согласиться, — Таллис кивнул. — Я тоже не люблю бездарно растраченный потенциал.

Дверь зала открылась, внутрь проскользнула та самая недавно вышедшая прислужница Данты, быстрым шагом направилась к главе своего ордена, наклонилась к ее уху, что-то шепча. И вроде бы нечто мимолетно блеснувшее перекочевало из руки прислужницы в руку старшей наставницы.

Теаган тем временем вышел на середину зала.

— Суд завершен. Пресветлые магистры…

— Ах, нет-нет! Дорогой Теаган, пожалуйста, не торопись, — со своего места поднялась Данта. — У нас есть еще один вопрос, который я прошу тебя тоже рассмотреть. Из-за недостойного Сантори золотая статуя Пресветлой Хеймы, которая должна была восславить богиню, оказалась вместо этого кощунством пред ее ликом. Мы обязаны как можно скорее убрать этот позор из Обители.

Вряд ли Теагану ее вмешательство понравилось, но внешне он это никак не показал.