Pavor Nocturnus

Неизвестно, как подростки восприняли это событие, но тотчас же принялись бежать. Не лишенная храбрости, характера и влюбленности, девушка приблизилась к оскаленному существу вплотную, желая отомстить (до конца не осознавая еще, за что), и крепкая рука тотчас же сомкнулась на ее горле. Даже так она не перестала драться: ударяла кулаками в виски и челюсть, царапала кожу, попала коленом в промежность, — в то время как ее товарищ бесстыдно воспользовался случаем и проскользнул в проход позади. Удивляясь, почему монстр не использует вторую руку, я навел фонарь и увидел, что юноше не удалось спастись от цепкой хватки женщины. Я отвел свет, чтобы скрыть печальную сцену: и для себя, и для оставшейся вскоре одной Нэнси.

К счастью, она не последовала за товарищами, испытывая удачу, а встала напротив меня, бледнолицая, точно лист бумаги, и я опустил фонарь, чтобы нам обоим не слепило глаза. Наши лица накрыла дрожащая тень.

— Пожалуйста, помогите, — сказала она пересохшим горлом. Я не слышал ее через стекло, но точно прочитал это по губам и взгляду. Говорят, что в преддверии смерти жизнь проносится перед глазами, но, как выяснилось, не обязательно собственная и не лишь прошлое: вся судьба этой девушки, заканчивая естественными восемьюдесятью шестью годами, представились мне с ясностью воспоминаний. И стало невыносимо горько от мысли, что эта еще предстоящая ей жизнь вот-вот оборвется и канет в небытие.

В отчаянии я задумал бросить фонарь издалека, стучать корпусом по стеклу, словно камнем, пытаться сорвать его с креплений, толкать плечом и, если потребуется, бить кулаком, пока не взвою от боли… Я испробовал все, кроме последнего, и только потому, что посветил на женщину, проверяя, сколько нам осталось. Удивительным образом разум, оберегая себя, принял собирательный образ монстра и не создал ни малейшей мысли обратить внимание на ее внешность; более того, я осознал, что отводил взгляд всякий раз, когда случалась такая возможность, словно в отвращении, не имея желания лицезреть ни лицо, ни тело.

— Фелиция… — прошептал я, не в силах сказать и сделать что-либо другое. Как такое возможно… Ведь моя Фелиция уж точно не сумасшедшая, пусть утром и предалась безумию чувств. Но тут мне вспомнились слова мистера Рея об алкоголе, что показалось единственным разумным объяснением. — Фелиция, это я, Питер! Прошу, услышь меня!

Нэнси обернулась и вскрикнула: существо, обезобразившее дьявольским оскалом лицо Фелиции, неумолимо надвигалось на нас. В страхе девушка прижалась к стеклу с такой силой, что оно дрожало вместе с ней. В безысходности я наблюдал, как не выдерживают ее колени, сгибаясь, как она повалилась на пол, поджав ноги к животу, а голову к груди, полностью беззащитная, хрупкая, маленькая, словно свернувшаяся в кокон от всего мира. Мне подумалось, что, даже если ей и удастся спастись сегодня, этот момент навсегда останется жутким следом в ее жизни.

— Виктим жив, он в полном порядке, Фелиция!

С самого начала она двигалась медленно, словно в полудреме, и я знал, что где-то в глубине еще жива настоящая Фелиция. Упоминание имени нашего сына придало ей сил в неравной схватке, и монстр остановил ход.

— Ты хотела, чтобы я был искренним. Мне всегда думалось, что это разобьет тебе сердце, но впервые в жизни я наконец готов открыть все, что таит мое черная душа…

Слова — это единственное оружие, какое у меня было. Я должен был использовать его, должен был сказать правду.

— Мне давно стоило признаться… Я женился на тебе не по любви, а из жалкой, трусливой корысти. Я ничтожество, которое так и не смогло обустроиться в жизни, а твой отец… располагал средствами… Мне думалось, что в благодарность за это я смогу дарить тебе хоть малую часть заботы и внимания, но я ошибался: нельзя заставить себя полюбить кого-либо. И ты права: любовь можно скрывать, но отсутствие любви крайне прозрачно… Нам нужно разойтись, Фелиция! И я говорю это с радостью облегчения, понимая теперь, насколько ты была несчастлива со мной. Порой я злился на себя за это, изливал ненависть наружу, а со временем стало проще и вовсе отдалиться. Прости мне все твои годы страданий… Я множество лет отравлял тебе жизнь. Я… хуже монстров. Я более всего на свете желаю тебе найти мужчину, с которым ты почувствуешь себя истинно счастливой.

Я старался рассеивать взгляд, чтобы не стыдиться ее лица, пусть то ничего и не выражало. Вышло так, что стекло несколько отражало мои глаза, и в конце речи я не был уверен, кому именно говорю это: ей или себе.

— Прошу тебя, борись! Не ради меня, а ради нашего сына… ради Виктима!

Иной раз мучительных усилий стоит одно движение кистью, которой я сжимал до скрипа суставов фонарь. Ее неподвижные глаза блестели бриллиантами в косых лучах света. В то же время в них отражался безмерный ужас: Фелиция осознавала свое заточение и видела, а быть может, и чувствовала все содеянное этим существом. Мне показалось величайшей победой, когда она с трудом зашевелила дрожащими губами и сказала:

— … лю… блю… — И опустила веки, из-под которых по проторенным дорожкам хлынули потоки слез.

В следующий миг на меня снова устремился хищный взгляд, в котором ясно читалось: монстр расправится и со мной, после того как доберется до Нэнси. Это существо резко двинулось в нашу сторону, и я невольно отошел от стекла. Теперь я вижу нечто роковое в том, что в такой бессильный момент я не только задел что-то туфлей, но и рассеянно обернулся, осмотрев предмет. Им оказался пистолет погибшего полицейского, зажатый в тисках кобуры на поясе. Разве не было это знаком, даром и проклятием, орудием спасения и черной меткой, от какой уже не избавиться? Какое безумие — убийство! Я почувствовал укол лицемерия, вспоминая бедолагу, которого столкнул насмерть с крыши. Однако это ведь моя Фелиция, и она более чем кто-либо другой заслуживает счастья, а не гибели. Как бы там ни было, разум застрял на грани размышлений, а руки были вытянуты, сжимая пистолет на уровне ее головы.

Сердце билось в грудину, точно барабан в напряженной мелодии. Можно выстрелить в стекло, но что делать после, когда это создание с чудовищной силой понесется на девушку, а после и на меня? Даже если я чудом попаду в болезненную, но не смертельную точку и Фелиция не истечет кровью, удастся ли вытравить монстра из ее тела? Мужчина в свитере говорил обратное, и мне кажется, это была та немногая правда из его уст… Иного выхода нет, дорогая: эта юная душа или ты! Спасти хотя бы ее или позволить монстру одержать верх над всеми нами. Мне с горечью подумалось, что, несмотря на ненависть ко мне, ты бы никогда не сделала подобного.

Размышления заняли драгоценные секунды, за которые она подошла к Нэнси вплотную. Нас разделяла всего половина метра, и промахнуться было трудно даже человеку, никогда не державшему в руках оружие. Дуло дрожало над ее теменем… Господи, молю Тебя, сделай этот невозможный выбор моей рукой: пусть стекло исказит движение пули, но и никто более не погибнет. Аминь.

— Прости… меня, — сказал я, зная, что она не может слышать, и согнул палец на спусковом крючке.

Алек Рей

30.09.199 X г., 08:11 PM

Парк аттракционов

Выстрел!

Люди на центральной площади встрепенулись и замерли, глядя в одну точку. Звук донесся со стороны палаток с предсказаниями. Приглушенный, но я различил в нем звон стекла. Взрослые поняли правильно, дети могли принять за взрыв хлопушки. Кошмар напал на полицейского? Вряд ли тот стал бы сразу стрелять. А если пришлось, почему единожды… И где другие офицеры? Мы с Роучем увидели троих, обойдя весь парк и осмотрев почти каждого в толпе на площади.