Pavor Nocturnus

— Можно пленнице последнее желание?

— Не говори так, Алисия! Что нужно?

— Плюшевые игрушки. Не важно, какие и сколько, но лучше все. Они на чердаке.

— Зачем? Это очередная твоя шутка?

— С ними будет… спокойнее.

— Искать очень долго, я не могу оставить тебя без присмотра. Меня недостаточно для чувства безопасности?

— Бесполезно… В таком случае спокойной ночи. И если оно все-таки заберет меня, знай: это будет только твоя вина.

Слова, просто слова. Слепая холодная ненависть говорит за нее.

Время выстроилось спиралью. Я сидел на стуле неподвижно, как в трансе. Взгляд только на Алисию: щелчок выключателя лампы, скрип кровати, повернулась на бок. Глаза окончательно привыкли к темноте, и я видел ее очертания в кровати. События ускорялись — сужение витков спирали. Ее дыхание стало глубоким, ритмичным, она меняла положение на спину, на другой бок. Прошло 1,5 часа, а по ощущениям 3 минуты.

Силуэт возле кровати. Голубая ночная рубашка, идеальные изгибы тела, напев колыбельной мелодии, родной запах… Два аквамариновых камня-глаза посмотрели на меня — тепло на затылке. Исчезла. Видение длилось 0,7 секунды, не дольше.

Проклятый день мелькал воспоминаниями. Снова и снова, и снова…

Выезд на точку наркоторговли. Окружили здание, заняли позиции, начали штурм. Шестилетняя Алисия, сбежав из моего кабинета, спряталась в одной из полицейских машин. Крик, испуганное лицо, семенящие шаги в мою сторону. Я обернулся, забыв о перестрелке, смотрел только на нее, будто мой пристальный взгляд служил щитом.

Парень с ножом, замахнулся на меня. Я инстинктивно выставил руки в защиту.

Роуч… Интересно, он раздумывал, кому именно помочь: мне в затруднительном положении или Алисии, легкой мишени на поле боя? Жизнью обязан ему за то, что он рванулся к ней, закрыл ее и увел. После стало легче: уворот, удар в кадык, сбить с ног…

Дома игра: злой полицейский и добрый. Я и Марина. Она встала на ее защиту, хотя сама понимала ситуацию. Я пытался говорить, по ее методам, но упрямая Алисия не слушала меня, оправдывалась. Крики переросли в пощечину. Я замер: красная щека, ладонь прижимает ее, слезы, в глазах — ненависть.

Перед сном я хотел извиниться, стоял возле ее комнаты, подбирая слова. Услышал Марину внутри и не осмелился войти. Просто наблюдал в замочную скважину. Помню разговор, каждое выражение голоса:

— Алисия, ты понимаешь, почему папа разозлился?

— Да, но… Я хотела посмотреть, как он работает. А потом помочь… А он! Он меня не любит!

— Не говори такого. Просто он сильно переживал за себя. Если бы тебя ранили, он бы не вынес этого… На самом деле он любит тебя больше всех на свете.

— Это неправда. Нет, нет, нет… Не верю.

Сон брал верх. Она возмущалась вяло, тихо, полузакрыв глаза.

Я заметил тень слишком поздно. Марина обернулась, только она знает, кто это был. Секунда — и толстое острие ножа… Насквозь. Весь мир перестал существовать, мое тело не подчинялось. А она — ни звука; если бы только закричала, это вернуло бы меня в реальность. Подошла к кровати, почти что упала рядом и сказала тихо, я напряг все чувства, чтобы услышать:

— После меня, конечно же…

Поцелуй в лоб из последних сил. Гладила Алисию по голове, пока локоть отчаянно давил в край кровати, удерживая все тело. И мелодия, этот напев. Сюрреализм — я не знал, что вижу. Почему, почему она поет, когда должна звать на помощь? Почему я бессилен? Звуки стихали, как ее силы. Конец мелодии.

Минута, 60 секунд. Столько я медлил. Иногда это мало, иногда бесконечно долго. После этого я стал считать время.

Сиреневый цвет на голубой рубашке. Когда я открыл дверь, она уже клонилась к полу, в кровавую лужу. Никого, кроме нас, в комнате не было. Я перекинул ее руку через плечо, приподнял, зажал рану на животе. Она прошептала на ухо: «Не шуми», последние слова. Мы вышли в коридор, она приостановилась, чтобы закрыть дверь.

Последнее желание: чтобы девочка не увидела смерть матери. У нас получилось.

Я вскочил, выставил руку, наивно пытаясь схватить образ. Коснуться того тепла еще раз. В глазах темнело, голова закружилась, и пришлось опереться о шкаф. Никого. Алисия спит. Сон?

Срочно в туалет. Помочиться или вырвать ужин, а может, все вместе. Решил не закрывать дверь на ключ, чтобы без шума. Минута, не больше. 60 секунд… Нет, ничего не случится!

Головная боль, тошнота и слабость давили на мозг. Я оказался в своей комнате, не осознавая действий — видимо, подсознательное, потому что я остановился возле особого места. Шкаф, 2 нижние полки заняты Мариной: фотографии, памятные вещи, подарки — все, что осталось. Рамка с фотографией крупного плана в центре всего. Как главная икона. Я разговаривал с ней каждый день. Привычка сказалась в эту ночь.

— Марина… Мне тяжело без тебя. Я пытаюсь быть хорошим родителем. За нас двоих. Но я не могу!.. Она такая же упрямая, своевольная, импульсивная, как ты. Знаешь, я не верил в генетику до ее рождения… Но если так рассуждать, в ней больше твоего. У вас с детства была особая связь, ты знала, как ее воспитывать. Одного слова, взгляда, правильного жеста хватало, а я… Сегодня я опустился до того, что причинил ей боль. Прямо как тогда. Я же обещал никогда не поднимать на нее руку… Почему ты, а не я? Ты бы воспитала нашу дочь лучше… Но я защищу ее, я обещаю.

А вот общее у нас с Алисией — это то, что мы не плачем. Простая психологическая попытка казаться сильнее. Но сегодня день-исключение. Для всех.

Резко смахнул слезы, выпрямился. Мне почувствовалась тяжесть на плечах. Будто чьи-то руки. Наверное, снова начал засыпать, закрыв глаза. А ведь еще вся ночь впереди… Нет, что-то не так. Шестое чувство, хорошо развитое у диких животных, наводило тревогу. Чужак на моей территории. Я обострил чувства до предельного. Шепот, разговор снаружи дома; шорохи, крадущиеся шаги внутри. Кто-то уже в доме?!

Носки заглушили шаги, иначе разбудил бы ее, спящую. Поза эмбриона, колени почти достают подбородка. Окно закрыто, ни звука, ни лишнего запаха… Значит, первый этаж!

— Мистер Рей, — зазвучало по рации, — докладываю: к вам идет…

Пятый! Бледное лицо: испуг, увеличившийся в 2 раза при виде меня. Смотрел на ступеньку ниже, переминал пальцы. Подушечки жирные, видно в свете лампы. И вокруг сухих губ тоже блестит. Даже запах остался: мясное; его перебивал экстракт мяты из геля для душа, волосы чистые. Заехал домой, переоделся, принял душ и начал ужин. Алисия пожаловалась? Дышит часто, глубоко, все время сглатывает — горло пересохло. Спешка? Или боится меня?

Я стоял в конце лестницы, он у подножья. Взгляды: презрение и страх. Как птица и червь.

— Зачем ты пришел? Я же четко сказал: ты уволен. Это не обсуждается.

Вниз на 2 ступени. Пятый вздрогнул, но не отступил. Набрался решимости: сжал пальцы в кулак, хрустнув половиной костяшек, и вдохнул.

— Мистер Рей, мне нужно забрать Алисию.

Это звучало настолько дерзко и нелепо, что даже смешило.

— Это она позвала тебя?

Шаг вниз, еще один.

— Она наоборот отговаривала меня. Захотела проверить одну вещь… Нашлась экспериментаторша! Но я не могу просто сидеть и ждать, пока ее заберут.