Печенье на солоде марки «Туччи» делает мир гораздо лучше
Шрифт:
– Леда красивая?
– Так что же мне делать? Если даже у его матери неверный номер, как разыскать его?
– И верит в Бога?
– И где ещё найти такого же специалиста, как Руббертелли…
– Леда – балерина?
– …
– Ответь, Марио!
– Да что я должен тебе ответить, чёрт бы побрал и тебя тоже!
– Кто такая Леда?
– Нет. Не скажу. Ты слишком мала.
– Но ты же сказал, что…
– «Но ты же сказал, но ты же сказал…» Нет, это ты скажи мне, почему я
– Хорошо, что позвонил мне, Марио.
– Но я не тебе звонил, чёрт тебя подери!
– Но ведь позвонил.
– Нет, не звонил я тебе.
– А вот и звонил!
– Да ладно, брось!
– Но это так!
– Говорю тебе – нет! Я не тебе звонил, можешь это понять? Я набирал номер Руббертелли… Потому что это его номер… И если даже его мать не знает … А отвечаешь ты…
– Марио…
– Ну…
– Почему ты так разговариваешь?
– Как так?
– Так…
– Так грубо, хочешь сказать… Ну так и скажи, никогда не бойся говорить правду…
– Почему ты разговариваешь так грубо, Марио?
– Потому что не нахожу Руббертелли, вот почему!
– А с Руббертелли ты лучше разговариваешь?
– Ах, Ле… Вот пристала…
– Кто такой Руббертелли?
– Логопед, чёрт бы его побрал! И его мать заодно…
– Кто такой логопед?
– Человек, который учит правильно произносить слова…
– А почему ты неправильно произносишь их?
– Потому что… потому что… когда мне было столько лет, сколько тебе, там, где я жил, все так говорили…
– А у нас дома не так.
– Вот и хорошо, повезло, значит. А у меня, однако, говорили неправильно.
– Почему?
– О мадонна, Ле, сколько можно задавать вопросов… Послушай, а сколько тебе лет?
– Шесть. Но в будущем году исполнится семь.
– Тогда почему ты не в школе?
У меня вдруг словно язык отвалился. Мне нечего было сказать. Или, вернее, я столько могла сказать, что если бы выложила всё, то, наверное, на него пришлось бы накладывать швы.
– Ну ты что, язык проглотила?
– Нет.
Вот опять начались эти «нет».
– Так почему же ты не в школе?
Я не могла снова произнести «нет» и решила дать замечательный ответ. На Ноэми он произвёл огромное впечатление.
– Потому что у меня сотрясение мозга.
– Подохнуть можно, какие слова!
– Как ты сказал? Подохнуть…
– Ладно, Ле. Не обращай внимания… Не нужно было так говорить…
– Подохнуть можно?
– Слава богу, не поняла, верно?
– Подохнуть можно! Подохнуть можно! Подохнуть можно!
– Пресвятая мадонна, Ле, вместо того чтобы учиться правильно говорить, я сам учу тебя некрасивым выражениям.
– Извини, Марио.
– Не нужно… Тебе незачем извиняться, не за что, понимаешь?
Ну а теперь прощаюсь, потому что нужно позвонить на телефонную станцию и узнать, что происходит с этим номером…– Марио…
– Ну!
– Завтра тоже позвонишь?
– Нет! Нет! Нет! Можешь ты это понять? Иди в школу, потому что там будет лучше.
– Не могу.
– Почему?
– Я уже сказала тебе. Потому что у меня сотрясение мозга…
– Эээх… Да ладно тебе… Сотрясение мозга… Но ты ведь не умираешь…
Он помолчал. Похоже, задумался.
– Надеюсь, это не отец тебе устроил, а?
– Что?
– Сотрясение мозга, Ле, сотрясение мозга!
– А… это… нет, я ударилась о ручку в туалете.
– Это лучше! Намного лучше!
– Почему?
– Ну… потому… потому, что сотрясения мозга, которые мы сами себе устраиваем по ошибке, не такие страшные, как те, что специально устраивают нам другие.
– А!
– Вот увидишь, скоро сможешь вернуться в школу.
– А вот и нет. Я туда больше не пойду.
– И почему же больше не пойдёшь? Что, крепко отлупили?
– Нет.
– Тогда в чём дело?
– Не пойду, и всё тут.
Шишка начала сильно пульсировать, как ещё до появления. Наверное, росла.
Я не хотела больше думать о школе, достаточно того, что Марио уже в который раз собрался прервать разговор. И я стала рассказывать ему обо всём, что случилось со мной, без остановки, на одном дыхании.
И сестра Бенедетта… и Бог… и Царь Небесный… и моя бабушка… и Людовика… и Ноэми… и балерина… и яблоко… и Отче наш… и печенье на солоде марки Туччи… и сердечная подруга…
– Успокойся, Ле, успокойся… Остановись, ради бога…
– Я дура, я подражаю, я плохая. И даже не занимаюсь балетом.
– Трагедия!
– Ну да.
– Но я ведь шучу. Если я расскажу, что говорили мне, когда ходил в школу, вот тогда ты действительно испугаешься.
– Что тебе говорили?
– Господи, как же давно это было… Подумать страшно…
– Что тебе говорили?
– Меня называли крысой.
– Крысой?
– Да, крысой.
– А почему?
– Потому что говорили, будто я живу в канализационной трубе.
– …
– Самое интересное, что так оно и было на самом-то деле. Не как с тобой, когда тебе говорят всякую ерунду просто так, лишь бы что-то сказать… А я действительно жил в канализационной трубе. На реке, возле канализационного стока. Говорили, будто воняю. Я и вправду вонял.
– А почему же ты ходил в школу, если тебе говорили такое?
Марио, похоже, нравилось рассказывать всё это. И он больше не говорил, что сейчас попрощается.