Педагогические поэмы. «Флаги на башнях», «Марш 30 года», «ФД-1»

– Что же делать?

– Иди назад! Я тебя отправлю через Баку! Я тебя не пущу, я не имею права!

– Как же ты меня через Баку отправишь?

– Я тебе дам бумажку.

– А печать у тебя есть?

– Печати нет…

– Ну, так и убирайся!.. Он меня через Баку отправит.

Я распорядился: всем коммунарам возвращаться обратно. Но коммунары в крик:

– Это все брехня! Наши возчики говорят.

Возчики что-то горячо доказывали в толпе коммунаров.

– Что вы тут говорите?

– Ны правда назад! Впырод можно, назад нэ нада.

– А вы откуда знаете?

– Наш чилавэк пришол, наш чилавэк гаварыл.

– Когда пришел? Когда говорил?

– Тры дня прышол.

– А чего ж ты молчал? – спрашивает Дидоренко.

– Нечиво гаварыть. Впырод можна…

Колька Вершнев подбегает красный, заикается до полного изнеможения.

– В-в-в-верно, н-н-н-адо идти!

Ребята взбудоражены, взволнованы, никому не верят и готовы лезть в какие угодно пропасти. Кто-то разговаривает с заведующим базой в таких горячих выражениях, что я посылаю туда дежурного командира. На Кольку я прикрикнул:

– Ты доктор, черт тебя заьери, а поднимаешь глупую волынку.

– А я г-г-г-говорю…

– Ничего не смей говорить, молчи!

– А к-к-к-как же?

Я приказываю Волчку трубить общий сбор. Когда все сбегаются, я приказываю:

– Становись!

– Куда становись?

– Стройся по шести лицом в городу.

Неохотно, надутые, злые коммунары разыскивают свои места в строю, оглядываются и все спорят, но я даю уже следующую команду:

– Равняйся! В оркестре!..

Удивленный Левшаков подымает палочку.

– Шагом марш!

Мы проходим с музыкой километра полтора до замка Тамары. Здесь на полянке, обставленной огромными камнями, у самого Терека, мы устраиваем общее собрание. Председательствует дежурный командир – Роза Красная.

Я доложил собранию, как обстоит дело. Как быть?

Высказывались почти исключительно сторонники продолжения похода. Кампанию проводят Колька и Землянский. Колька несколько успокоился и уже не так заикается.

– Сколько будет стоить дорога в Тифлис через Баку? Четыре тысячи рублей – это раз. Военно-Грузинской не увидим – это два, а провизии зачем набрали на десять дней – три. А пройти наверняка можно. Не пройдем по Военно-Грузинской, пройдем по какой-нибудь другой. Нужно идти – и все. А то через Баку. А как мы в поезд сядем – сто пятьдесят человек, а? А вагоны кто нам даст?

Ребята одобрительно галдят. Все в один голос:

– Врет этот заведующий, наши осетины говорят: можно пройти. И пройдем, вот увидите, пройдем!

Мы с Дидоренко почти в одиночестве – сторонники отступления почти не высказываются.

Я, наконец, попросил слова.

– Не могу, по совести, не могу вести коммуну на такой риск. Я верю заведующему и верю артистам. А что будет, если мы заберемся к Пассанауру, а оттуда ни вперед, ни назад? Хлеба мы сейчас нигде не достанем, потому что сообщение прервано. С нами пацаны и девочки. Можно разобрать обоз и перенести на расстояние пяти сажен, но это невозможно сделать на протяжении нескольких километров. Продолжают идти дожди, и мы не знаем, какие еще будут размывы завтра. Может быть, и сейчас мы еще будем отрезаны от Владикавказа. Возвращаются все туристы, у которых нет обоза, а вы хотите идти к Пассанауру, до которого шестьдесят километров, а там засесть на месяц или возвращаться обратно, только время потратим. Мы прошли пятьдесят километров, видели Военно-Грузинскую, не такая большая беда, если вернемся. Зато увидим Баку.

Коммунары недовольно бурчат:

– Опять в вагоны!

– А нарзаны, значит, улыбнулись.

Они мечтали об этих нарзанах как о каком-то необыкновенном счастье – нарзаны ожидали нас почти на перевале.

– А на что вам эти нарзаны?

– А как же? Панов говорил, аж кипят…

– Зато увидим нефтяные промыслы…

– Ну, голосуем, – говорит Красная.

Мы с Дидоренко со страхом ожидаем голосования. Если постановят идти вперед, придется нарушить конституцию и отменить постановление общего собрания.

– За «вперед» 76 голосов, за «назад» 78 голосов, – говорит Красная.

– Что же? Поровну, – говорит Колька.

– Ну, так что же?

Колькина компания вносит предложение:

– Голоса разделились. А может быть, мы правы. Пускай колонна идет к городу, а нас отправьте на разведку. Нас вот пять человек, мы проберемся в Казбек, там всё узнаем подробно. Где вы будете ночевать?

– Наверно, у деревни Чми – двадцать пятый километр.

– Мы к ночи вас нагоним. Если окажется, что в Пассанауре ничего страшного нет, вся коммуна пойдет снова в Тифлис.

Кое-кто протестует: до Чми нужно пройти двадцать пять километров… Давайте здесь ожидать разведку.

Я на это не согласился. Все равно из разведки ничего не выйдет, даром потеряем день. Есть постановление, и кончено. Можете идти в разведку, мы вас ожидаем у Чми.

Колька с компанией быстро собрались, взяли у меня несколько рублей и побежали к прорыву.

Через час после обеда мы двинулись на север. Еще через час последние клочки подавленного настроения слетели с коммунаров, и они снова засмеялись, завозились, запрыгали.

Солнце заходило, когда мы в строю и с музыкой подходили к деревне Чми. При входе в деревню небольшая площадка и немного повыше ключ. Здесь расположились на ночлег: распределили площадку между взводами, расставили корзинки, разостлали одеяла. Загорелось пять костров, каждый взвод варил на ужин яйца и чай. Пацаны верхом поскакали поить лошадей.

Все жители деревни сошлись к нашему лагерю. В деревне Чми большинство русских, между ними оказался и дорожный техник. Он подтвердил сведения о пассанаурской катастрофе и сказал, что идти на Тифлис ни в каком случае нельзя и что Военно-Грузинскую дорогу придется закрыть месяца на два.

Уже отдали рапорты командиры и проиграли «спать», когда вернулись наши разведчики из Казбека с опущенными носами:

– Такое делается в Казбеке!.. Народу тысячи, вертаются все. Идти нельзя – это правильно…

С первых проходящим грузовиком ремонтной организации Дидоренко уехал во Владикавказ. Завтра он должен устроить вагоны и возвратиться к нам.

Утром на другой день коммунары занялись приведением в порядок своих корзин, стиркой носовых платков и полотенец. Часть полезла на горы.

Левшаков вызвал охотников перебирать яйца – из ящиков шел сильный запах. Охотников набралось человек двадцать.

На лужайке в сторонке настоящий хоровод. Каждое яйцо идет по кругу, его рассматривают на свет, пробуют на нюх и определяют, куда оно годится. Совершенно исправные укладываются в чистый ящик и пересыпаются опилками, совсем плохие отбрасываются в другой ящик… Свежие, но разбитые сливаются в кружки, таких кружек стоит на горбике целая линия.

– Это наши трофеи, – говорит Левшаков. – Достанем сковородку и зажарим яичницу.