Педро Парамо. Равнина в огне (Сборник)

– Передай мне то, что там лежит, Сусана!

Она схватила округлый предмет – и тут же выронила, когда на него упал луч света.

– Это череп мертвеца, – сказала она.

– Должно быть кое-что еще. Достань все, что найдешь поблизости.

Скелет покойника рассыпался на части; нижняя челюсть отпала, словно сделанная из сахара. Сусана передавала кусочек за кусочком, пока не добралась до пальцев ног и не вручила отцу фалангу за фалангой. Но вначале был череп, который развалился у нее в руках.

– Ищи дальше, Сусана. Деньги. Золотые кружочки. Найди их.

Она пришла в себя только много дней спустя, скованная холодом ледяного отцовского взгляда.

Вот почему теперь она смеялась.

– Так и знала, что это ты, Бартоломе.

Ее смех перешел в безудержный хохот, вынудив несчастную Хустину, плакавшую у нее на груди, поднять голову.

За окном лило не переставая. Индейцы давно ушли. Наступил понедельник, а долина Комалы по-прежнему захлебывалась дождем.

В конце концов дождь прекратился, но ветра – те самые, что принесли с собой ненастье – не утихали. В полях маисовые всходы просушили свои листья и полегли в борозды, спасаясь от ветра. Днем он терял силу и только трепал побеги плюща да гремел черепицей на крышах; зато ночами стонал и стонал без умолку. Громоздясь друг на друга, почти касаясь на ходу земли, беззвучно плыли по небу облака.

Сусана Сан-Хуан лежит, закинув руки за голову, и, погруженная в раздумья, слушает, как неугомонный ветер бьется в запертое окно, гоняя ночь с места на место. Внезапно звуки смолкают.

Кто-то отворяет дверь. Порыв сквозняка гасит лампу. В темноте не остается никаких мыслей. Только тихие перешептывания. Неравномерный стук собственного сердца. И пламя свечи, которое она видит сквозь сомкнутые веки.

Сусана не открывает глаз. По ее лицу рассыпались волосы. Капельки пота поблескивают на верхней губе.

– Это ты, отец? – спрашивает она.

– Я твой духовный отец, дитя мое.

Приоткрыв глаза, Сусана различает сквозь завесу волос чью-то тень на потолке и склоненную над ее лицом голову. Прямо перед ней, за дымкой ресниц маячит смутная фигура, излучающая свет; он идет из груди, пульсирует, словно трепещущее маленькое сердце, которое вот-вот погаснет. «Твое сердце умирает от тоски, – думает она. – Я знаю, ты пришел рассказать о смерти Флоренсио; это мне уже известно. Не горюй о других; не печалься из-за меня. Я заперла свою боль в надежном месте. Не дай своему сердцу погаснуть».

Сусана привстала и потянулась туда, где стоял падре Рентериа.

– Пусть мое отчаяние послужит тебе щитом! – воскликнула она, прикрывая пламя руками.

Падре Рентериа смотрел, как она ограждает горящую свечу ладонями, приближая лицо к зажженному фитилю. Лишь запах опаленной плоти вынудил его отдернуть свечу; в тот же миг пламя погасло.

Испуганная темнотой, Сусана кинулась к спасительному убежищу постели.

– Я здесь, чтобы даровать тебе утешение, дитя, – сказал падре Рентериа.

– Тогда прощай, – ответила она. – И больше не приходи. Я в тебе не нуждаюсь.

При звуке удаляющихся шагов на нее вновь, как всегда, накатила волна ледяного страха.

– Если ты умер, зачем являешься ко мне?

Затворив за собой дверь, падре вдохнул ночной воздух. Ветер по-прежнему не унимался.

Однажды в Медиа-Луну прискакал человек по прозвищу Заика и стал искать Педро Парамо.

– Зачем он тебе?

– Н-надо поговорить.

– Нет его.

– Передай, к-когда вернется, что я н-насчет дона Фульгора.

– Я его поищу, но придется подождать часик-другой.

– Скажи, д-дело срочное.

– Так и передам.

Не слезая с коня, Заика ждал Педро Парамо, которого ни разу в глаза не видел. Прошло немало времени, прежде чем тот наконец явился.

– Чего тебе?

– У меня д-дело к хозяину.

– Я хозяин. Какое еще дело?

– А т-такое, что дона Фульгора С-седано убили. Я вместе с ним был. Поехали мы водостоки ос-сматривать – дознаться, почему вода уходит. Тут нам н-навстречу люди какие-то, целой толпой идут. И один из них голос возвысил: «Этого я знаю. Он управляющий из М-медиа-Луны». Меня будто и не за-заметили. А дону Фульгору приказали с коня слезть. Назвались революционерами. Пришли, мол, за вашей землей. «Б-беги, говорят, к хозяину и передай, чтобы в гости ждал!» Дон Фульгор с перепугу и дернул. Не слишком резво – потому как тяжел на п-подъем, – но побежал. На бегу-то его и за-застрелили. Так и помер с одной поднятой ногой. Я как вко-вкопанный застыл. Дождался, когда с-стемнеет и сразу к вам, доложить.

– Считай, доложил. А теперь пошевеливайся. Скачи к этим и сообщи, что я здесь и готов их выслушать. Пускай приезжают, потолкуем. Но сначала заверни в «Ла Консаграсьон». Знаешь Аспида? Он, наверное, там. Скажи, надо увидеться. А сброду этому передай, что я к их услугам в любое время. Революционеры, говоришь?

– Не знаю. Так они себя н-называют.

– Пускай Аспид летит сюда во весь дух.

– Б-будет исполнено, хозяин.

Педро Парамо вновь заперся в кабинете. Он чувствовал себя дряхлой развалиной. Не из-за смерти Фульгора – в конце концов, старик уже стоял одной ногой в могиле и свое давно отслужил; хотя, надо признать, исполнителен был до крайности. «Ничего, Аспид с этими идиотами церемониться не станет».

Куда больше его мысли занимала Сусана Сан-Хуан, которая никогда не покидала своей комнаты и если не спала, то грезила наяву. Минувшую ночь он провел стоя, прислонившись к стене и наблюдая при тусклом свете ночника за метаниями Сусаны; ее лицо покрывала испарина, руки шарили по простыням, мусолили подушку.

С тех пор как Сусана жила здесь, все ночи, проведенные с ней, были одинаковы: исполненные беспокойства и неизбывной муки. Он спрашивал себя, когда этому придет конец. И надеялся, что такой день наступит. Ничто не вечно; даже самые глубокие переживания со временем тускнеют.

Если бы, по крайней мере, знать причину ее душевных терзаний… Что ее гложет? Из-за чего она ворочается без сна до полного изнеможения?

Он думал, что знает ее. А хоть бы и нет, разве недостаточно, что она самое дорогое для него существо на земле? Больше того – он видел в ней светоч, который озарит последние годы его жизни и разгонит призраков прошлого.

Однако мир, где обреталась Сусана, так и остался для Педро Парамо неразрешимой загадкой.

«Теплый песок ласкал мое тело. Я лежала с закрытыми глазами, вытянув ноги и широко раскинув руки навстречу морскому бризу. А впереди до самого горизонта простиралось море, и пенистые языки прибоя лизали мне стопы…»

– Вот теперь снова она заговорила, Хуан Пресиадо. Не забудь же, передай мне, что услышишь.

«…Было раннее утро. Зеленоватые волны набегали на берег, сбрасывая с себя пену, и молчаливо отступали в прозрачной чистоте.

– В море я всегда плаваю нагишом, – объявила я. В тот первый раз он тоже разделся, вслед за мной, и его тело светилось после купания. Чаек не было, только те птицы, которых называют «мечеклювами»; их крики, напоминающие человеческий храп, затихли с восходом солнца. В тот первый раз он чувствовал себя одиноко, хотя я была рядом.