Пелхэм, час двадцать три

– Так что нам делать?
– повторил Мисковский.

– Я - простой полицейский, а ты - сержант. Вот и решай, что нам делать.

– Я не твой сержант. И что может решать сержант, когда вокруг столько больших начальников? Прежде чем что-то делать, нужно получить приказ.

Полицейский приподнялся на локте и взглянул поверх.

– Там в двери кто-то показался. Видишь? Двое парней. Нет, трое.

Сержант выглянул из-за мешка.

– Они только что открыли аварийную дверь и о чем-то разговаривают. Он замер.
– Слушай, один только что спрыгнул на пути.

Мисковский наблюдал за выпрямившейся темной фигурой, человек оглянулся назад, потом снова повернулся к ним лицом, а потом медленно, нерешительно пошел вперед.

– Он идет в нашу сторону, - хрипло прошептал Мисковский.
– На всякий случай приготовь оружие. Он идет прямо на нас.

Мисковский сосредоточил все внимание на движущейся фигуре и потому не увидел предмета, появившегося в проеме открытой двери. Потом полыхнула ослепительная вспышка, человек на путях шагнул вперед, споткнулся и упал. Туннель множил на выстрелы раскатами эха.

– Господи, - простонал Мисковский, - началось!

Том Берри

Когда машинист двинулся в конец вагона, Том Берри закрыл глаза, взмахом руки подозвал такси - что же ещё ему, черт побери, оставалось делать, сидя в поезде метро, - и поехал в центр, где жила Диди.

– Я ничего не мог поделать, абсолютно ничего, - сказал он, когда девушка открыла дверь.

Диди втянула его внутрь и обвила руками шею, дрожа от облегчения и страсти.

– Единственной моей мыслью была радость, что жертвой оказался машинист, не я.

Она страстно целовала его лицо, губы ласкали его глаза, щеки, нос, потом она потащила его в постель, срывая сначала его одежду, а потом и свою.

Потом, когда они устало раскинулись в постели, переплетя ноги в не поддающейся расшифровке монограмме, он снова попытался объяснить:

– Я сбросил оковы рабства ложным хозяевам и спас себя для дела революции.

Неожиданно он почувствовал, как Диди замерла.

– Ты сидел там с оружием и ничего не сделал?
– Она высвободила свои руки и ноги, разрушив монограмму.
– Предатель! Ты клялся защищать права людей и предал их.

– Но, послушай, Диди, их же было четверо против одного, да ещё с автоматами!

– Во время Большого похода восьмая армия (имеется в виду восьмая коммунистическая армия Китая - прим. пер.) опрокинула пулеметы гоминдановцев ножами, камнями и просто голыми руками.

– Но я же не восьмая армия, Диди. Я просто одинокий полицейский. Бандиты пристрелили бы меня, только шевельнись.

Он потянулся к ней, но Диди с отвращением увернулась и вскочила с постели. Тыча в него дрожащим пальцем, она заявила:

– Ты - трус.

– Нет, Диди. Рассуждая диалектически, я отказался отдать свою жизнь ради защиты денег и собственности правящего класса.

– Были попраны права человека. Ты нарушил свою присягу офицера полиции, - защищать эти права!

– Полиция - репрессивные щупальца капиталистического спрута, взорвался Том.
– Они таскают каштаны для правящего класса из огня противоречий, горящего над распростертыми телами рабочих и крестьян. Долой полицейских свиней!

– Ты нарушил свой долг. Именно такие люди довели до того, что полицейских стали звать свиньями!

– Диди! Что произошло с твоим Weltanschauung? (мировоззрение (нем.) прим. пер.).
– Том умоляюще протянул к ней руки. Диди отодвинулась в дальний угол комнаты и замерла возле стойки с ластинками.
– Диди! Товарищ! Брат!

– Временный народный суд взвесил твое преступление, штрейкбрехер. Она резко повернулась, схватила его револьвер и направила на него. Приговор - смерть!

Раздался выстрел, комната исчезла. Машинист был мертв.

Начальник окружной полиции

Снайпер специального подразделения, находившийся в туннеле, доложил о выстреле. Первой реакцией начальника округа - ещё до ярости - было изумление.

– Не понимаю, - сказал он комиссару.
– У нас же ещё масса времени.

Комиссар побледнел.

– Они глупо себя ведут. Я думал, им можно доверять по крайней мере до тех пор, пока мы следуем их собственным правилам.

Начальник окружной полиции припомнил остальную часть сообщения снайпера.

– Кто-то в них выстрелил. Вот в чем дело. Это ответная мера. Они играют по своим правилам, все верно, просто это омерзительные хладнокровные чудовища.

– Кто же стрелял?

– Сомневаюсь, что мы это узнаем. Снайпер говорит, выстрел был похож на пистолетный.

– Они не глупы, - протянул комиссар.
– Но безжалостны.

– Именно так они и говорят. Это убийство означает, что они верны своему слову, и лучше нам это учитывать.

– А где люди с деньгами?

– Снайпер сказал, они примерно в пятнадцати футах перед ним. Когда началась стрельба, упали на полотно и все ещё там остаются.

Комиссар кивнул.

– И каков будет их следующий шаг?

Мой следующий шаг, - подумал начальник округа, хотя понимал, что ему ещё больше не понравилось бы, вернее, ещё меньше понравилось бы, отдай комиссар ему приказ.

– Осталось ещё шестнадцать заложников, и для меня это самое главное.

– Да, - кивнул комиссар.

Начальник округа извинился, взялся за переносную рацию и связался с заместителем главного инспектора Даниельсом, находившимся в поезде Пелхэм Час Двадцать Восемь. Тому приказали через центр управления сообщить террористам, что доставка возобновится, но теперь понадобится дополнительное время в связи с задержкой, вызванной недавним инцидентом.

– Вы все слышали?
– спросил начальник полиции.
– Вы когда-нибудь прежде слышали, чтобы полицейский так присмыкался перед убийцами?

– Успокойтесь, - сказал комиссар.

– Успокоиться? Они заказывают музыку, а мы под неё пляшем. Целая армия полицейских с автоматами, гранатометами и компьютерами лижет им задницу. Уже два человека погибли, а мы продолжаем лизать им задницу...

– Прекратите!
– резко одернул комиссар.

Начальник округа взглянул на него и прочел как в зеркале собственную ярость и отчаяние.

– Простите, сэр.

– Все нормально. Надеюсь, нам ещё представится возможность их перебить.