Пеликан

«Надеюсь, еще не слишком поздно, — подумал Андрей. — Я ведь ни разу не влюблялся».

— Но на ее месте могла оказаться другая девушка, — продолжал Тудман. — Ее сестра, например. Многое из того, что мы делаем, зависит от обстоятельств.

— Хочешь сказать, мы просто плывем по течению? — уточнил Андрей.

— Думаю, к этому все и сводится, — ответил Тудман серьезно. — Пока не встретишь большую любовь, вот как я.

На секунду Андрею показалось, что у него клюет, но момент был упущен. Полчетвертого — еще час или около того, и взойдет солнце. Небо над Велебитом уже посветлело, а тьма вокруг них сгустилась еще сильнее.

Внезапно Андрей заметил двойные, а потом и тройные ряды светящихся точек, двигавшихся то вверх, то вниз. Иногда они менялись местами.

— Йосип, — прошептал он, — смотри… Что это? Это опасно?

Ярко-желтые пятна света словно пытались окружить лодку.

Йосип не ответил, но сдвинулся на другую сторону скамейки — шлюпка накренилась, и световые круги переместились вдаль в направлении странного, угрожающего явления.

— Пеликаны, — пояснил он.

Десятки птиц, и все изучали их лодку. Сейчас, когда на них падал свет, пеликаны напоминали Андрею трибунал дрейфующих инквизиторов. Большинство прижало клювы к груди, превратив огромные горловые мешки в судейские жабо. Остальные задрали головы, поэтому горловые мешки повисли, и на фоне яркого света отчетливо вырисовывались массивные клювы с острыми крюками. Птицы приподняли крылья, готовые в любую секунду взлететь.

— Омерзительные твари, — признался Андрей.

— Это еще почему? — не понял Йосип и придвинулся к своей удочке — свет тут же вернулся в первоначальное положение, а птицы погрузились в темноту — блестел лишь покачивающийся ряд глаз-бусинок.

— Красивые птицы. Часто ночуют в этой бухте. Знаешь, что они символизируют в христианстве?

— Нет, — признался Андрей.

— Жертвенность и воскресение. В древности считалось, что они кормят птенцов кровью из собственной груди. На самом деле пеликаны, конечно, питаются рыбой из горлового мешка… Поэтому они стали символом донорства, оттуда я эту историю и знаю.

— Я был донором, — сказал Андрей.

— Правда? Значит, ты тоже немного пеликан…

— Только потому, что за это платили.

— Да, для меня деньги тоже бывали важны, — согласился Йосип. — Дело это, конечно, хорошее. Без переливания крови ты не выжил бы в той аварии.

— Я бы без тебя не выжил. И дурацкие пеликаны тут ни при чем. Они мне все равно кажутся отвратительными.

Йосип поймал заблудшую рыбку, не больше ладони, которую снял с крючка и тут же выбросил обратно.

— Шмитц еще что-нибудь рассказывал? — поинтересовался он через какое-то время.

— О чем?

— Расскажи он, ты бы точно знал… Я несправедливо с ним обошелся. Обвинил его кое в чем, а потом оказалось, что это не он. Очень обидно, что приходится извиняться перед таким мерзавцем. Жаль так о нем говорить, я знаю, что вы приятели.

— Ну как приятели… — ушел от ответа Андрей. — Он всегда ради меня старается, это правда. Я и сам не знаю почему.

— Не знаешь? — злобно переспросил Йосип. — Тогда я тебе расскажу. Во-первых, он надеется завербовать тебя в усташи. Во-вторых, он гомосексуал.

Андрей ничего не ответил. Из-за последнего замечания он вдруг почувствовал, будто его самого задели за живое.

— А что за проблемы у тебя были со Шмитцем? В чем ты его подозревал? — спросил он наконец, но Йосип покачал головой, не желая отвечать на этот вопрос.

— Нам не обязательно обсуждать все, мой мальчик.

«Вот и он уже говорит „мой мальчик“, как Шмитц, — подумал Андрей. — Кажется, они не воспринимают меня всерьез».

— Конечно, мы можем и не разговаривать, — уязвленно заметил он. — Хотя делать все равно больше нечего, потому что рыбалка, очевидно, не задалась.

Йосип кивнул, встал и принялся доставать удочки.

— Ты прав. Мне жаль, что я тебя разочаровал. Давай возвращаться.

Лодка с двумя молчаливыми мужчинами на борту шла по серо-синей воде на восток. Висел густой белый туман, поэтому городок обозначился только в последний момент. Андрей помог Йосипу причалить, попрощались они без особых церемоний.

Йосип провожал взглядом неизменно гротескную фигуру почтальона, когда тот шел вдоль набережной домой, пока не исчез в тумане. Их общее дело успехом не увенчалось.

Дорогу он мог бы найти и вслепую, но настолько густой туман даже его заставлял нервничать.

К тому же ничего не было слышно, казалось, все звуки в мире исчезли.

Когда он проходил мимо сербской православной церквушки, под ботинками затрещали осколки стекла — цветного стекла. Витражи были разбиты.

Улицей дальше оказалось, что магазинчик Костича тоже пострадал. Прилавки разгромлены, коробки и ящики растоптаны. Товар лежал на земле, по нему как будто проехали машины — тротуар покрывал ковер из раздавленных фруктов и овощей. Тыквы из автоматов расстреляли в кашу. Все стекла были выбиты, а на верхнем этаже, где жила семья, похоже, бушевал пожар — вокруг каждого окна чернел ореол.

Горан Костич вышел на улицу и с отсутствующим взглядом завязал впереди фартук. Он наклонился и стал собирать целые фрукты в маленький ящик.

— Подожди, я помогу, — предложил Йосип, поставив сумку на землю.

— Такие красивые фрукты, — жаловался Костич высоким голосом. — Взгляни на эти апельсины. Лучше испанских.

— Я помогу, — повторил Йосип и бросился составлять в ряд несколько уцелевших ящиков. — Семья жива?

— Да, да. Они все вместе залезли в кровать.

— Мне стыдно, Костич, что в нашей стране произошло такое. Оставь ты эту цветную капусту. Апельсины дороже.

Пока они спасали то, что еще можно было спасти, подъехал грузовик. В открытом кузове сидели вооруженные мужчины, и среди них Маркович.

— Просто продолжай, Костич, — прошептал Йосип. — Пока я здесь, они тебя не тронут.

— Плохая идея, Тудман! — выпалил Маркович.

— А я думал, что знаю тебя! — крикнул в ответ Йосип. — Но я не знал, что ты терроризируешь невинных людей.

— Сербов! Им тут больше не место.

— Ты идиот, — отрезал Йосип, держа на животе большую тыкву.

— Ничего подобного, — вмешался другой голос.

Дверь открылась, и вышел Марио.

— Марио? Ты что, совсем забыл о приличиях? А твоя жена знает, в чем ты участвуешь?

— О да, и она совершенно со мной согласна. Приличия оставим до лучших времен. Мы не хотим, чтобы сербы жили в нашем городе.

— Тыквы — это просто тыквы! — завопил Костич.

— Закрой рот, — зашипел Йосип и прокричал: — Кто еще с вами?

— Я, — отреагировал Шмитц и приблизился к открытой двери, чтобы Тудман мог лучше его разглядеть. На нем была белая рубашка и фиолетовый шерстяной жилет.