Пеликан
Шрифт:
Маркович зигзагами подъехал на зеленом мопеде, купленном для дочери; теперь, когда на нем сидел крупный парень в военной форме, мопед выглядел до смешного маленьким. На шее Марковича висела тяжелая штурмовая винтовка, лицо украшали черные полосы.
— Ты что здесь делаешь? — рявкнул он, остановившись под резкий треск маленького мотора. — Завтра стрельбы. Я твой инструктор. Не рисковать! Идти домой!
— Я ищу Тудмана, — признался Андрей. — Иду на автовокзал.
— Автобусы больше не ходят, чувак! — крикнул Маркович. — Война! Жди у себя на адресе!
Андрей отдал честь так, как, он думал, это полагается делать, но домой не пошел, а отправился обратно к дому Тудмана. Он собирался оставить ему сообщение.
Катарина выглядела чудаковато в коротком белом платье и в обуви на идиотски
— Катарина, — громко сказал он, — что с Лайкой?
— Who cares [21] , — крикнула она в ответ и, танцуя, стала делать странные движения, высовывая изо рта язык.
— Тебе что, больше нечем заняться?
— Ненавижу the war [22] ! — визжала она и вдруг стала очень резко и фальшиво подпевать: — «I think you’re a superstar…»
Андрей взял ее за запястье и притянул к себе. Она прижалась к нему бедрами и запрокинула голову. Впервые в его жизни существо женского пола оказалось так близко, и он невольно растерялся.
21
Какая разница? (англ.)
22
Эту войну (англ.).
— Ты меня хочешь, ты меня хочешь? — тяжело дышала Катарина.
— Прекрати, — строго сказал он, оттолкнув ее от себя.
— О, you are so ugly [23] , — запела Катарина и стала дико трясти волосами.
— Мне нужны ручка и бумага, — попросил Андрей. — Где их найти?
— В папином столе, — успела сказать Катарина в короткую паузу, пока не заорала следующая песня.
Сев за маленький письменный стол в комнате Тудмана, он стал открывать ящики, надеясь найти ручку и бумагу. В левом ящике попалась куча самых разных вещей: скрепки, марки, кнопки, сточенные карандаши, иностранные монеты и ключи. Правда, все было аккуратно разложено по круглым пластмассовым коробочкам, поэтому коллекция выглядела упорядоченной, будто в лаборатории или аптеке. Еще нашлись монеты — очевидно, чаевые от канатной дороги, которые Тудман не смог поменять: немецкие гроши, французские франки и нидерландские десятицентовые. Все коробочки одинаковые, из-под овечьего сыра с острова Паг — наверное, Тудман очень его любил. Андрей взял огрызок карандаша и стал писать на обратной стороне счета за электричество:
23
О, ты такой противный (англ.).
Дорогой Йосип! Мне жаль, что я тебя обидел. Я не хотел. Настали времена, когда все быстро меняется, мне пришлось согласиться на должность машиниста фуникулера не раздумывая. Конечно, я хотел сначала посоветоваться с тобой, ведь мне известно, что для тебя означает эта работа. Надеюсь, что ты…
Андрей понял, что обратной стороны счета ему не хватит, и выдвинул правый ящик, чтобы поискать бумагу там.
Внутри были в основном разные счета. Он их отодвинул и стал шарить на дне.
Там нашлись пустые конверты. Андрей сперва подумал, что Тудман хранил их из-за иностранных марок, но вдруг его большая ищущая рука застыла в воздухе.
Тот самый конверт. Рука рухнула на раздвинутые бумаги, будто подкошенный умирающий зверь, который смог совладать с собой и снова зашевелился.
Средним пальцем он вытащил конверт. Воздушная почта, получатель Джойс Кимберли, отель «Эспланада».
В соседней комнате Катарина выкрутила ручку громкости на максимум и вместе с певцом безумно орала слова песни «I need you».
Тудман. Йосип Тудман, единственный друг, шантажировал его все эти годы.
Йосип отправился к дому Марио.
Предательство Андрея глубоко его ранило. Теперь он хотел выяснить отношения между ним и Марио. Марио — товарищ по Великой войне, рожденный с ним в один день, сделавший карьеру; Йосип помогал ему строить дом, был женат на сестре его жены; все эти годы они виделись почти ежедневно или в крайнем случае еженедельно, но со дня нападения на сербскую овощную лавку не обменялись ни словом.Когда Йосип подходил к дому, навстречу ему выехал большой «Шевроле-Импала», по всей видимости набитый до отказа. Похоже, в салоне сидела вся семья. Йосип встал рядом с левым орлом, предполагая, что за рулем будет сын Марио, а сам он рядом. Так и оказалось. Машина остановилась, Йосип наклонился вперед и увидел лишь затылки и лица, повернутые в полупрофиль, за исключением любопытных головок самых младших детей, еще не понимавших, что правильно, а что нет.
Марио опустил тонированное стекло и посмотрел на товарища.
— Йосип, — сказал он.
— Марио.
— Мы отвозим женщин и детей в безопасное место, — пояснил Марио. — Советую тебе сделать то же с Любицей и Катариной. Завтра мы с сыном вернемся. Я слишком стар для активной службы, но помогаю обучать новобранцев. А ты? Что делаешь ты?
— Я пришел, чтобы поздравить тебя, — ответил Йосип. — У нас сегодня день рождения.
Десятки лет они справляли общий день рождения вместе. Когда были молодыми и носили форму, новобрачными в компании жен и много раз после. Чаще — дома у Марио, а первое время даже у Йоси-па или в уже не существующем ресторанчике возле порта. Йосипу особенно запомнился один раз в шестидесятые, когда, положив руки друг другу на плечи, они смотрели, как Любица, тогда еще красивая и веселая, и ее сестра танцевали перед ними. Обе в туфлях на высоком каблуке и в летних платьях в горошек, которые они высоко задирали, чтобы показать ноги в чулках, и вечернее солнце подглядывало через виноградную лозу на шпалерах, а они с Марио без лишних слов знали, что во всей Хорватии нет никого счастливее их. Позже были большие семейные праздники с Димо, а потом с Катариной и детьми Марио, сидевшими на коленях матерей. Они праздновали этот день каждый год. А с тех пор, как Любица стала такой чудаковатой, что даже ее сестра Мария уже не знала, как себя с ней вести, — вдвоем на террасе в кафе «Рубин».
— У нас сегодня день рождения, — повторил Йосип.
Марио отвел взгляд.
— Знаю. И тебя с днем рождения.
Окно поползло вверх, и «шевроле» тронулся.
Андрей жаждал мести. Он достал из шкафа фотографии и разложил их на ламинированной столешнице кухонного стола. Все фотографии, даже самые первые, с ответом Йосипа на объявление о знакомстве. На них стоят даты, и Любица сможет увидеть, сколько времени ее обманывает заботливый муженек. Конечно, если правда всплывет, пострадает и Катарина, ну и ладно, это не идет нив какое сравнение с катастрофой, которую он навлечет на Тудмана — мужчину, превратившего его жизнь в ад. А то, что он неплохо научился с этим жить, не снимало факт вопиющей несправедливости. Он уничтожит Тудмана. Андрей даже обвел красной ручкой наиболее компрометирующие детали, такие как подвязки Яны, женщины, о которой Йосип Тудман все время рассказывал, но так их друг другу и не представил, и спущенные форменные брюки Тудмана. Андрей думал о пощаде. К чему привела его доброта? Его предали и обманули, Тудман воспользовался его доверием. А он из милосердия даже одолжил ему денег. Андрей по-сталински облизал край конверта языком и заклеил его. Даже если жена Тудмана полная идиотка и не сможет прочесть письмо, она точно все поймет, увидев снимки. Он подумал, что Тудман, быть может, повесится. Теперь важно, чтобы письмо попало лично в руки его жены, но анонимно.
Когда Андрей стал собираться, Лайка обеспокоенно запищала, и он несколько раз сильно ее ударил.
— Тихо ты! — огрызнулся он. — Ты не знаешь, как это важно. Ты вообще ничего не знаешь, сука ты тупая!
В этот момент между прутьев решетки появилось лицо юного пионера в синей кепке.
— Господин Рубинич, господин Рубинич! — звал он, запыхавшись.
— Что надо? — неприветливо спросил Андрей, завязывая веревки на спортивных штанах.
— Вас срочно зовут на стрельбы.
— Хорошо, иду, — ответил он. — Димо, так ведь? Ты тоже можешь сделать кое-что для родины, мой мальчик. Ты готов?