Пеликан

— И я тоже, господин Тудман, — неспешно проговорил кто-то. Мужчина, который был за рулем, появился из-за машины. Йосип его знал: Горват, председатель консорциума, на баланс которого государство передало фуникулер. — Вы можете идти домой.

— Нет, — решил Йосип и прижал к себе тыкву так, будто это был ребенок. — Я выполняю свой гражданский долг и помогаю этому мужчине.

Йосип потерял работу. Уведомление об увольнении пришло заказной почтой, и Андрей присутствовал, когда он его открывал.

— Что будешь делать? — спросил почтальон.

— Без понятия, — вздохнул Йосип. — Есть пенсия, но совсем небольшая. И я не понимаю, как жить без фуникулера. Делал эту работу больше двадцати лет.

Андрей вообще-то не собирался заглядывать под бетонный блок на улице Зриньи, но не смог устоять. Он нашел деньги, плотно запакованные в целлофан. В тот момент ему показалось справедливым заставить Тудмана, державшегося в стороне от национальной борьбы, поучаствовать в ней хотя бы так.

Тудман наклонился и погладил Лайку по голове.

— Все будет хорошо, девочка, — пообещал он.

Андрей положил руки ему на спину. Возможно, это был последний раз, когда они с Тудманом находились в знакомом киоске нижней станции.

— Никого ведь нет, — посетовал Тудман. — Никого, кто мог бы меня заменить. Чтобы с техникой справился. Вот увидишь, фуникулер обречен.

— Тебе ведь хватит на жизнь? — поинтересовался Андрей.

— Посмотрим, — прикидывал Тудман. — Катарине вообще-то нужно в спецшколу. Особое образование, знаешь ли. А это дорого.

— Я мог бы одолжить тебе, — вдруг сказал Андрей.

— Хочешь дать мне в долг? — удивился Тудман.

— Что тут такого? Мы же друзья.

— Конечно. Но лучше подумай о собственном будущем. Кто знает, вдруг твоя работа на почте тоже под угрозой.

— Не думаю. Я на службе у югославского государства.

— Пока оно существует.

— Сопротивление бесполезно, Йосип, — строго сказал Андрей и стал маршировать туда сюда. — Ты мой друг, и мой долг — тебе помочь. Нам от этого никуда не деться.

В кармане его штанов лежала толстая пачка денег из-под бетонного блока, но опыт с меченой купюрой подсказывал, что лучше воздержаться от поспешных действий.

— Принесу тебе завтра четыре тысячи динаров, — сообщил он.

— Андрей, я не знаю, смогу ли тебе их когда-нибудь отдать…

— Ну, не сможешь, — успокоил его Андрей. — Даже если и так. Мы друзья.

— Да, мы друзья, — вздохнул Тудман и встал, чтобы обнять его.

— Если бы ты знал, как я это ценю… Спасибо тебе. — Андрей тоже обнял его, положив руки на широкую спину Тудмана; раньше он никогда так не делал. — Все будет хорошо. Вот увидишь, — прошептал он.

В свой последний рабочий день Йосип, как обычно, ел бутерброд на ступенях памятника и думал о своей жизни.

Предложение Андрея, с которым в конце поездки на рыбалку он обошелся не слишком дружелюбно, произвело на него глубокое впечатление. От людей всегда ожидаешь либо хорошего, либо плохого, и совершенно не понятно, как реагировать, когда человек делает то, чего ты не ожидаешь. От Андрея с его коррупционным прошлым и фашистскими настроениями столько великодушия он не ожидал. Что бы ни произошло, он больше никогда не станет вымогать у него деньги. Шантаж навсегда в прошлом. Несмотря на последний платеж вымогателю и потерю работы, четырех тысяч динаров от Андрея должно хватить, чтобы немного продержаться.

Еще он размышлял о том, как вышло, что мужчины в его жизни оказались настолько надежнее женщин. Может, виной тому он сам? Но к ответу Йосип так и не пришел.

Он в последний раз с высоты взирал на трассу фуникулера, по крайней мере в последний раз как начальник. Если он когда-то сюда и вернется, фуникулер не изменится, а сам он станет другим. На нижней станции Йосип Тудман снимет китель и навсегда повесит его в шкаф.

Хотя небо было голубым, над городом висела пелена, над которой возвышалась только башня бывшей резиденции эрцгерцога со сверкавшими на солнце позолоченными цифрами и стрелками часов. Из тумана поднималась какофония клаксонов и резких громкоговорителей — проходила демонстрация против провозглашенной на хорватской территории так называемой независимой сербской республики Краина. «Этот город мой и останется моим, — думал Йосип, — что бы ни произошло».

Он был не очень голоден, поэтому упаковал остаток обеда обратно. Скормит его кроликам по пути вниз, в качестве прощального подарка.

Йосип встал и посмотрел вокруг. Он задержал взгляд на месте своего первого свидания с Яной и подумал: этого им у меня никогда не отнять. Потом поднял глаза на бронзовых героев, не долго думая, надел фуражку и решил не отдавать ее ни при каких обстоятельствах.

Йосип зашел в вагон и в последний раз спустил тормоза. Дорога пришла в движение, и он погрузился в туман, откуда ему навстречу уже скоро вынырнула другая кабина. Он обернулся и стал смотреть вслед пустому поднимающемуся вагону, пока мембрана из тумана не скрыла его из виду.

Впервые за двадцать лет можно было не думать о том, кто пополнит резервуар этого вагона.

Вернув Йосипу деньги, Андрей испытал облегчение. А добавив еще тысячу динаров сверху, даже сумел сделать доброе дело и теперь чувствовал себя вправе ходить к Тудманам в гости. Только вот Катарина уже так не радовалась. Девочки в ее возрасте быстро меняются, становясь капризными, как принцесса Монако Стефания — когда-то идеальная, теперь она водила шашни с телохранителями. Катарина закрывалась в своей комнате, откуда орала поп-музыка, и совершенно не интересовалась пазлами. Еще Андрея расстраивало то, что Лайка почти перестала его узнавать. Казалось, она совершенно забыла, что он спас ей жизнь, и даже ленилась встать. Тудмана, к которому Андрей, собственно, и приходил, почти никогда не было дома. Зато его жена сидела дома всегда, и ее поведение становилось все более странным.

— Тудмана здесь нет, — заявляла она. — Он где-то. Тудман всегда где-то. Он думает, что где-то лучше.

Одним этим странным и упрямым «где-то», совершенно не вязавшимся с ее обычной речью, дело не ограничивалось.

— Знаешь, как я встречаю его каждый вечер еще с самой нашей первой брачной ночи? Рассказать тебе, большой гренадер? — И чтобы Андрей не успел возразить, она тут же продолжила: — Я встречаю его так, как учили наши матери, как велит традиция. Задрав юбку спереди и засунув подол за пояс. В одной руке бокал вина, в другой — миска оливок. И с плетью в зубах. Это означает: ты — мой господин, я предлагаю тебе утолить голод и жажду, возьми меня, бей меня, делай со мной что хочешь. Так я поступаю каждый вечер, уже на протяжении сорока лет… но он меня не хочет. У него шлюха в Загребе, там ему больше нравится.

— Зайду я лучше через пару дней, — ретировался Андрей.

Из детской гремела «New Kids on the Block». Любица затушила окурок о пепельницу, положила руку Андрею на плечо и доверительно прошептала:

— Ты меня знаешь как приличную замужнюю женщину, Андрей. Всегда заботливую, всегда спокойную. Ты хоть представляешь себе, насколько мне бывает одиноко?

Слово «спокойная» совершенно с ней не вязалось, и Андрей недоумевал, откуда она это взяла. Хотелось поскорее исчезнуть.

— До скорого, — попрощался он и облегченно выдохнул, когда она не стала его задерживать.